Внимание!
среда, 21 августа 2013
Знания в массы!
Героические черты характера польского народа не должны заставлять нас закрывать глаза на его безрассудство и неблагодарность, которые в течение ряда веков причиняли ему неизмеримые страдания... пока на них падал отблеск могущества Германии, они поспешили захватить свою долю при разграблении и разорении Чехословакии... Нужно считать тайной и трагедией европейской истории тот факт, что народ, способный на любой героизм, отдельные представители которого талантливы, доблестны, обаятельны, постоянно проявляет такие огромные недостатки почти во всех аспектах своей государственной жизни. Слава в периоды мятежей и горя; гнусность и позор в периоды триумфа. Храбрейшими из храбрых слишком часто руководили гнуснейшие из гнусных..."
«Осмелюсь утверждать с полной ответственностью, что (...) подавляющее большинство нашего общества мародёрствовала, мародёрствует или мечтает заняться мародёрством. Те же, у кого не хватает смелости, завидуют более решительным соотечественникам».
читать дальшеНа рубеже XIX и XX вв. польское слово szaber [= мародёрство; здесь и далее в квадратных скобках жирным шрифтом даны примечания переводчика] имело два основных значения — дневное и ночное. В дневном значении szabrować в профессиональном языке строительных рабочих значило то же, что и «шпаклевать» [от названия инструмента: нем. Schaber — шабер (род слесарного инструмента), от нем. schaben — скоблить; сравни: русск. шабрение – одна из слесарных операций, шабрить — работать шабером]. В ночном значении, в воровском жаргоне, оно приобретало иной смысл – кража со взломом.
И это второе значение употреблялось также для крестьянских погромов панских усадеб в годы народных волнений или для расхищения дворовыми людьми имущества умершего господина. Общей и обязательной чертой упомянутых событий был момент междувластия, хаоса, анархии. Что вызывало ослабление общественного контроля и утрату страха перед неизбежностью наказания. Имущество, на которое покушались мародёры, считалось ими бесхозным. Преступники такого рода – люди материально обделённые. Их покушение на право собственности не обязательно следует понимать как отказ от основополагающего библейского принципа «не укради». Возможно, они применяли этот принцип выборочно – по отношению «к своим», что объясняет почему не зазорным считалось присвоить господское, еврейское, немецкое или государственное имущество, но не имущество соседа из своей деревни.
Повальное мародёрство имело место уже во время сентябрьской компании [1939 года]. Когда распад государства и бегство элит стали очевидным фактом, начался массовый грабёж оставленных без присмотра квартир, домов, магазинов, военных складов и казарм. Молодые ребята из Чернякова, коллеги Станислава Гжесюка, признавались в октябре 1939 г.: «Живут здесь за счёт того, что натаскали из горящих магазинов и фабрик во время осады. Продают одни вещи – и за это покупают всё необходимое».
Теория хаоса или, иначе говоря – теория разбитых витрин, гласит, что в условиях, изменяющихся в худшую сторону (иногда для этого достаточно разбитых стёкол), происходит деградация нашей порядочности. Когда какая-то из социальных норм оказывается вдруг не актуальной, мы склонны игнорировать и все остальные. По словам Филипа Зимбардо, «любая среда, способствующая проявлению анонимности личности, снижает у членов общества чувство личной и гражданской ответственности за собственные поступки». Социальные психологи провели множество экспериментов, подтверждающих существование данного механизма. Но действительно уникальной «исследовательской лабораторией» стала война.
Подтверждением тезиса, что мародёрство является продуктом хаоса, стала очередная волна массовых грабежей, прокатившаяся по польским Кресам в июле 1941 г., вслед за агрессией Германии против СССР. Староста из Волковыска вспоминал: «Город опустошён. Теперь на очереди замершие на перроне длинные составы поездов. И тут словно праздник сотворения мира. В то время, как солдаты гибнут в огне и под пулями, когда в вагонах слышен визг детей, погибающих от зажигательных бомб, когда в пламени изжариваются людские тела, когда всюду ползают раненые и раздаётся крик: «помогите! мама! воды!», окрестные деревни на всех парах бросаются на штурм. И везут: пшеницу, обувь, бельё, кожи, одежду, стройматериалы, шерсть, хрусталь, перины – красота! Боже, чего тут только нет! Ремни, сёдла, ружья, наганы, меха, шёлк. Некоторые нахватали его десятками тысяч метров, потому как тонюсенький и вмещается на воз — огого! Возле вагонов толчея, шум, ругань. Одни повозки, загруженные до предела, длинной цепочкой, скрипя колёсами, направляются домой, другие – только приезжают на станцию».
Во время волны погромов в июле 1941 г. грабили и брошенное еврейское имущество – например, в Едбавном и в других окрестных местечках. Здесь также проявился хаос первых дней, спровоцированный фронтовой обстановкой. Дома, из которых изгонялись еврейские хозяева, фактически тут же оказывались ограбленными, иногда – даже разобранными на дрова. 18 сентября 1942 г. орган АК [Армии Крайовой – польского партизанского и подпольного движения, подчинявшегося эмигрантскому правительству в Лондоне] «Бюлетын информацыйны» писал, что польское население Отвоцка, Рембертова и Медзешына «в памятный день ликвидации гетта в Отвоцке буквально через пару часов после этого варварского акта съехалось ночью с подводами и начало грабёж оставшегося еврейского имущества. Вывозили всё, что под руку попадало, выламывали даже двери и окна, полки, половые доски, не говоря уже о постельном белье и одежде, которые были первой целью грабежа. (...) Во имя благороднейших заветов Божьих и человеческих заклинаем вас, земляки, не опускаться до роли шакалов».
В ночь на 14 августа 1944 г. на холмах, окружавших Нешковице Вельке – деревню в окрестностях Бохни, разбился самолет. Погибли семь человек – весь польский экипаж «либерейтора» [американский бомбардировщик]. Когда самолёт рухнул на землю, в деревне началась паника, затем часть жителей бросились расхищать всё, что только могли найти: часы, кольца, деньги. Возможно, вначале, в темноте, никто не подозревал, что сбитыми пилотами были поляки. Но уже на рассвете этот факт был установлен действующим в окрестностях деревни отрядом Армии Крайовой. Затем пришли немцы, которые забрали некоторые детали обломков, радиостанцию, оружие и боеприпасы. Посрывали с мундиров знаки различия. Приказали солтысу [сельскому старосте] похоронить мёртвых и удалились. Крестьяне, которые уже знали, что пилоты были поляками, вернулись к прерванному грабежу. Сорвали с трупов мундиры. Похитили парашюты. Начали разрывать обшивку самолёта. Командование АК выслало отряд, занявшийся возвращением присвоенного имущества. Крестьяне, которым не хватило времени припрятать сокровища, были приговорены к публичной порке.
В 1944 и 1945 годах можно проследить четыре последовательные волны эпидемии массовых грабежей. Первая из них охватила, главным образом, города. Вторая – прокатилась по сельской местности. Третья, наверное, самая мощная, прошлась по Возвращённым Землям [польское Жеме Одзыскане – северные и западные территории, присоединенные к Польше в 1944 году, некогда входившие в состав пястовской Польши]. В четвёртой приняли участие, главным образом, солдаты регулярных войск, КБВ [Корпус Внутренней Безопасности] и милиция, а объектом хищений в этот раз была собственность перемещённых в 1945-1947 гг. украинцев.
В Люблине акты мародёрства имели место с 21 по 24 июля 1944 г. Как сообщала «Газета Любельска»: «уверенные в своей безнаказанности отбросы общества открыто грабили не только государственное имущество, но и нередко – частное. Грабители остались безнаказанными». В Радоме толпа, в первую очередь, бросилась к железнодорожной платформе, надеясь награбить чего-нибудь съестного. Вслед за железнодорожными складами, та же судьба постигла местные промышленные предприятия, из которых наиболее пострадали кожевенные заводы.
Особенно притягательным для мародёров был Краков – столица генерал-губернаторства [особая «польская» административная единица в составе Третьего Рейха, включавшая кроме собственно восточно-польских земель присоединённые после германской оккупации земли Западной Украины]. В городе проживали десятки тысяч немцев, покинувших при бегстве свои жилища. Под немецким управлением находились также большая часть промышленности и военные склады. К их разграблению люд краковский приступил не дожидаясь даже окончательного бегства немцев – 12 и 13 января 1945 г. Первыми на распыл пошли табачные фабрики. В течение нескольких дней толпы кружили по городу с полными рюкзаками, чемоданами и сумками, набитыми табаком и сигаретами.
Грабежи происходили и в Лодзи, где проживало стотысячное немецкое меньшинство. Поскольку лодзинское гетто немцы ликвидировали в самую последнюю очередь, мародёрствовали на его территории со всей дурной мочью.
В мародёрских грабежах в подваршавском Залесье принимала участие Ирена Кшывицка. Писательница, автор «Исповеди совратительницы» и подруга Боя-Желеньского не видела в мародёрстве ничего негативного, напротив – считала его совершенно естественной и законной общественной реакцией на массовые грабежи немцев. Расхищение бывших немецких складов она рассматривала как патриотический поступок.
В начале 1945 г. этническая разобщённость немало способствовала преодолению внутренних барьеров («взять немецкую кровать или еврейское одеяло, это не грех»). Тем не менее, её нельзя назвать единственной причиной, приведшей в движение мародёрствующие массы. Доказательством этому служит пример сожжёной левобережной Варшавы, которая в эти дни испытала, пожалуй, крупнейшее из всех нашествий мародёров. Вторжение осуществлялось с двух сторон. На первом этапе – из пригородных деревень в левобережье Вислы. Как писала «Жыче Варшавы»: «в опустевших домах бродят уже, как из-под земли возникшие, толпы мародёров. Крадут всё: одежду, постельное белье, головные уборы, кастрюли и сковородки, даже мебель вывозят на ручных тележках и на подводах, прибывших неизвестно откуда». Со стороны Праги [пригород, а позже – район Варшавы на правом берегу Вислы] в набеге участвовали сами варшавяне, переходившие Вислу по льду. Уже 19 января военный комендант города объявил запрет на посещение левобережной части города, угрожая полевым судом. Толку от этого было немного.
Вторая волна мародёрства затопила провинцию. Группу, из которой, прежде всего, рекрутировались мародёры, в данном случае, составляли малоземельные крестьяне и сельские батраки. Целью их набегов были панские поместья. Снова ключевой оказалась позиция власти, на сей раз – нового режима, который в ходе земельной реформы поощрял захват земли в свои руки – ради удовлетворения исторической справедливости. Иногда, в ходе раздела имущества доходило до разграбления сельскохозяйственных орудий и техники, при равнодушном отношении народной власти к подобным фактам. В первое время АК была в состоянии противостоять таким действиям, но, по мере ослабления её влияния на каждой конкретной территории, они происходили всё чаще и чаще.
Третья, наиболее мощная, волна эпидемии мародёрства перекинулась на территории, принадлежавшие Рейху. Своего апогея она достигла летом и осенью 1945 г. «Наверное, мародёрство не является общим грехом нашего общества», – писал ченстоховский «Глос народу» в августе 1945 г. (...), – «такой степени всеобщей «эпидемии», в которой бы принимали участие все граждане, независимо от возраста, рода занятий и социальной принадлежности конкретных лиц, слава Богу, не наблюдается. Мародёрствуют сотни людей, начиная от тянущихся в Силезию полуслепых дедов, и кончая находчивыми юнцами в автомобилях, снующими каждую неделю на Запад и обратно».
Эпидемия распространялась молниеносно. В ноябре 1945 г. власти устроили облаву на одном из железнодорожных вокзалов Познани. В итоге, 60 процентов от общего числа пассажиров оказались мародёрами. Даже если бы эта группа была вполовину меньше – люди, находящиеся в дороге, представляли существенный элемент тогдашнего пейзажа – то и в этом случае число оказалось бы весьма показательным для оценки масштаба данного явления.
Каждый ездил туда, куда ему было ближе всего. Жители Кашуб открыли свою золотую жилу в Эльблонге. Эдмунд Османьчик встречался с «бандами гнуснейшей сволочи», наезжавшими в окрестности Ополя из Келец, Ченстохова и Заглембя. Мародеры из Закопане ездили в Судетскую область, откуда они притащили такие подзорные трубы, с помощью которых можно было видеть Гевонт, находясь в Губалувке.
Постепенно мародёрство превращалось в профессию, которая давала основной источник доходов. По словам одной из фрашек того времени: «Появился новый профсоюз / членов его не счесть / называется “Союз мародёров”».
Одни занимались грабежами, другие доставали необходимые бумаги, третьи переправляли товар дальше, четвёртые, в конце концов, его реализовывали. Шайки имели своих людей среди городских чиновников, милиции, на железной дороге. Милиционеры и солдаты часто сами мародёрствовали. Откровенно говоря, первые анти-мародёрские облавы на вокзалах организовывались, преимущественно, для того, чтобы функционеры МО [Милиция Обывательска] могли присвоить себе часть барахла, добытого ранее другими гражданами. В Нижней Силезии половина служащих общественных учреждений покидала в рабочее время свои офисы с целью поисков добычи. Чиновники высшего ранга использовали в этих целях служебные автомобили, а также свои служебные возможности – например, для захвата жилплощади. В Нижней Силезии только в течение нескольких недель августа и сентября были переданы в прокуратуру дела на 14 старост и бургомистров.
В Возвращённых Землях значительную часть мародёров составляли немцы, почти исключительно женщины, знающие, где можно найти нужные предметы, чтобы потом обменять их на продовольствие на шаберплацах [рынках мародёров], известнейшим из которых была Грюнвальдская площадь во Вроцлаве. В Бытоме «немки приносили на рынок разные вещи и раскладывали их на полотенцах, положенных на землю (...), репатрианты же действовали по принципу: купить дешевле, продать дороже». Затем вещи, приобретённые за бесценок или самостоятельно награбленные, вывозились в центральные области страны. «На спине огромный рюкзак, в обоих руках по чемодану, с шеи свисают велосипедные камеры, у пояса брякает какая-то более мелкая «мародёрская» добыча. И наш гражданин едва дышит под тяжестью, которая сделала бы честь любому вьючному животному; блудливые глазёнки упёрты вдаль – видно, что мыслями уже находится далеко отсюда – в своих родных Познани, Лодзи или Варшаве».
Эти люди заполнили все послевоенные поезда. Когда Orbis открыл автобусную линию из Варшавы во Вроцлав, она тут же получила название шабробуса [мародёрский автобус]. Некоторые ездили туда и обратно десятки раз. Но это только мелкие розничные торговцы.
Со временем появилась специализация, в зависимости от ассортимента добычи. Наибольших усилий требовала транспортировка мебели, не говоря уже о сельскохозяйственной технике. Некоторые специализировались на автомобильных запчастях, другие – как шайка сотрудников Управления почт и телеграфов в Катовицах – в телекоммуникационном оборудовании (используя почтовый автомобиль они обчистили, в частности, телефонную станцию в Стшельцах Опольских).
Существовало также официальное мародёрство. Значительная часть учреждений, включая, к примеру, университеты, лишилась всего оборудования. Поэтому, чтобы как-то решить данный вопрос, они отправляли в командировки поисковые отряды за стульями, письменными столами, пишущими машинками и книгами. Строго говоря, такие мероприятия трудно назвать мародёрством в полном смысле этого слова – ввиду отсутствия личного корыстного мотива. Несмотря на это, официальное мародёрство негативно сказывалось на образовательном процессе. Очень часто выселения немцев или украинцев целенаправленно осуществлялись так, чтобы изгнанным не оставалось времени на сборы, вдобавок, были введены ограничения на размер багажа – всё ради того, чтобы чиновники могли присвоить себе «оставленное за ненадобностью» имущество. Во время акции Висла такая практика стала нормой.
Близкой к мародёрству практикой были грабительские раскопки на кладбищах. Жительница Кракова сообщала в частном письме: «В последнюю неделю воры грабят могилы на кладбище, ищут золотые зубы. Склеп, где лежит Казик, тоже оказался взломан и вскрыты три гроба – его, мамы Ванды и сестры. (...) С субботы на воскресенье были взломаны и ограблены 24 склепа. Наверное, тут вина дирекции – так как охраняют только днём, а закрывают слишком рано, но и дирекция не много что может сделать в теперешние времена».
Наиболее показательными являются грабительские раскопки в Треблинке, где местные крестьяне специализировались в прочёсывании могил убитых евреев. Осенью 1945 г. вся площадка бывшего лагеря напоминала карьер – была перекопана и изрыта вдоль и поперёк; всюду ямы, в которые свалены человеческие кости. Воздух в округе буквально пропитан запахами гниющей плоти. Кладбищенские гиены в поисках золотых зубов и колец уничтожали также места немецких захоронений в Возвращённых Землях.
Мародёрство стало существенным элементом послевоенного образа жизни. Вещи, добытые этим способом, становились предметом гордости. Их распределение в Возвращённых Землях сыграло весьма важную роль в создании социальных связей. Бургомистр – секретарю ППР (Польска Партия Роботнича), начальник отделения милиции – бургомистру, а тот, в свою очередь – столь необходимым врачам и учителям. Таким способом передавались мебель, квартиры, лошади и прочие необходимые вещи. Так рождалась система, возникали взаимные связи, складывалось общество. В центральной Польше удачные поездки на Дикий Запад воспринимались примером мужской сметки и предприимчивости, составляли важнейший элемент тогдашней культуры повседневной жизни, системы ценностей, материальной культуры и культуры досуга. Сочинённая в те годы на мотив мазурки фрашка гласила: "Ещё один грабёж сегодня –/Автомобиль не опрокинется –/ Ещё один мех для Крыси / И едем дальше...».
Данный феномен можно объяснить моральным падением общества за годы войны, которая была более чем пятилетней школой грабежа. Самый важный усвоенный урок звучал так: существуйте за границами добра и зла, оставьте мысли о морали. К процессу обучения свою лепту приложили и солдаты Красной Армии. Трудно было не заметить идущих на Восток советских эшелонов, доверху нагруженных немецким добром.
Волна мародёрства не достигла бы размеров цунами, если бы не было переселений. Ненависть французов к немцам вполне сопоставима с подобными эмоциями поляков, но масштабы мародёрства в Западной Европе и на Одере с Балтикой, уже нет. Потому что во Франции не оставалось брошенной немецкой собственности и, значит, отсутствовало необходимое условие для мародёрства: наличие бесхозного имущества. Мародёрские настроения также имели место в чешских Судетах, хотя и в меньших размерах. И там, как известно, немцы были вынуждены покинуть свои дома и земли. Другое дело, что народы Франции, Бельгии и Чехии были несравненно богаче, чем поляки, и, естественно, не имели потребности кидаться на чужое постельное бельё и ношеную обувь.
Не вызывает сомнения, что именно бедность была одним из важнейших двигателей мародёрства. Если бы всё необходимое имелось в достатке, наверное, никто не отважился бы на такое рискованное занятие. Не стал бы вырывать дверных ручек, не ломал бы кухонных печей для добывания колосниковых решёток. В послевоенной ситуации экономической нестабильности, безработицы, нищенских зарплат, для тысяч людей мародёрство становилось нередко единственным способом выживания.
Эпидемия мародёрства начала затухать весной 1946 г. К этому времени уже трудно было найти необитаемые дома. Определённое влияние оказали и действия властей, устраивающих облавы на вокзалах, прочёсывание постоянных и импровизированных рынков, конфискации награбленных вещей, а также показательные наказания пойманных мародёров, вплоть до отправки их на принудительные работы в лагеря. Осенью 1945 г. Вроцлав был закрыт шлагбаумами с многочисленными постами, на которых досматривали каждого, покидающего город.
Несмотря на эти запреты и барьеры, получение необходимой справки в коррумпированной послевоенной Польше не представляло особых трудностей. Массовые кражи на государственных предприятиях практически всего, что могло бы пригодиться в хозяйстве, являются лучшим доказательством долгожительства мародёрства после его кажущегося ухода в небытие.
Оригинальный текст: polityka.pl
http://www.polityka.pl/historia/293892,1,zwiazek-szabrownikow.read
перевод
«Осмелюсь утверждать с полной ответственностью, что (...) подавляющее большинство нашего общества мародёрствовала, мародёрствует или мечтает заняться мародёрством. Те же, у кого не хватает смелости, завидуют более решительным соотечественникам».
читать дальшеНа рубеже XIX и XX вв. польское слово szaber [= мародёрство; здесь и далее в квадратных скобках жирным шрифтом даны примечания переводчика] имело два основных значения — дневное и ночное. В дневном значении szabrować в профессиональном языке строительных рабочих значило то же, что и «шпаклевать» [от названия инструмента: нем. Schaber — шабер (род слесарного инструмента), от нем. schaben — скоблить; сравни: русск. шабрение – одна из слесарных операций, шабрить — работать шабером]. В ночном значении, в воровском жаргоне, оно приобретало иной смысл – кража со взломом.
И это второе значение употреблялось также для крестьянских погромов панских усадеб в годы народных волнений или для расхищения дворовыми людьми имущества умершего господина. Общей и обязательной чертой упомянутых событий был момент междувластия, хаоса, анархии. Что вызывало ослабление общественного контроля и утрату страха перед неизбежностью наказания. Имущество, на которое покушались мародёры, считалось ими бесхозным. Преступники такого рода – люди материально обделённые. Их покушение на право собственности не обязательно следует понимать как отказ от основополагающего библейского принципа «не укради». Возможно, они применяли этот принцип выборочно – по отношению «к своим», что объясняет почему не зазорным считалось присвоить господское, еврейское, немецкое или государственное имущество, но не имущество соседа из своей деревни.
Теория хаоса.
Повальное мародёрство имело место уже во время сентябрьской компании [1939 года]. Когда распад государства и бегство элит стали очевидным фактом, начался массовый грабёж оставленных без присмотра квартир, домов, магазинов, военных складов и казарм. Молодые ребята из Чернякова, коллеги Станислава Гжесюка, признавались в октябре 1939 г.: «Живут здесь за счёт того, что натаскали из горящих магазинов и фабрик во время осады. Продают одни вещи – и за это покупают всё необходимое».
Теория хаоса или, иначе говоря – теория разбитых витрин, гласит, что в условиях, изменяющихся в худшую сторону (иногда для этого достаточно разбитых стёкол), происходит деградация нашей порядочности. Когда какая-то из социальных норм оказывается вдруг не актуальной, мы склонны игнорировать и все остальные. По словам Филипа Зимбардо, «любая среда, способствующая проявлению анонимности личности, снижает у членов общества чувство личной и гражданской ответственности за собственные поступки». Социальные психологи провели множество экспериментов, подтверждающих существование данного механизма. Но действительно уникальной «исследовательской лабораторией» стала война.
Подтверждением тезиса, что мародёрство является продуктом хаоса, стала очередная волна массовых грабежей, прокатившаяся по польским Кресам в июле 1941 г., вслед за агрессией Германии против СССР. Староста из Волковыска вспоминал: «Город опустошён. Теперь на очереди замершие на перроне длинные составы поездов. И тут словно праздник сотворения мира. В то время, как солдаты гибнут в огне и под пулями, когда в вагонах слышен визг детей, погибающих от зажигательных бомб, когда в пламени изжариваются людские тела, когда всюду ползают раненые и раздаётся крик: «помогите! мама! воды!», окрестные деревни на всех парах бросаются на штурм. И везут: пшеницу, обувь, бельё, кожи, одежду, стройматериалы, шерсть, хрусталь, перины – красота! Боже, чего тут только нет! Ремни, сёдла, ружья, наганы, меха, шёлк. Некоторые нахватали его десятками тысяч метров, потому как тонюсенький и вмещается на воз — огого! Возле вагонов толчея, шум, ругань. Одни повозки, загруженные до предела, длинной цепочкой, скрипя колёсами, направляются домой, другие – только приезжают на станцию».
Во время волны погромов в июле 1941 г. грабили и брошенное еврейское имущество – например, в Едбавном и в других окрестных местечках. Здесь также проявился хаос первых дней, спровоцированный фронтовой обстановкой. Дома, из которых изгонялись еврейские хозяева, фактически тут же оказывались ограбленными, иногда – даже разобранными на дрова. 18 сентября 1942 г. орган АК [Армии Крайовой – польского партизанского и подпольного движения, подчинявшегося эмигрантскому правительству в Лондоне] «Бюлетын информацыйны» писал, что польское население Отвоцка, Рембертова и Медзешына «в памятный день ликвидации гетта в Отвоцке буквально через пару часов после этого варварского акта съехалось ночью с подводами и начало грабёж оставшегося еврейского имущества. Вывозили всё, что под руку попадало, выламывали даже двери и окна, полки, половые доски, не говоря уже о постельном белье и одежде, которые были первой целью грабежа. (...) Во имя благороднейших заветов Божьих и человеческих заклинаем вас, земляки, не опускаться до роли шакалов».
В ночь на 14 августа 1944 г. на холмах, окружавших Нешковице Вельке – деревню в окрестностях Бохни, разбился самолет. Погибли семь человек – весь польский экипаж «либерейтора» [американский бомбардировщик]. Когда самолёт рухнул на землю, в деревне началась паника, затем часть жителей бросились расхищать всё, что только могли найти: часы, кольца, деньги. Возможно, вначале, в темноте, никто не подозревал, что сбитыми пилотами были поляки. Но уже на рассвете этот факт был установлен действующим в окрестностях деревни отрядом Армии Крайовой. Затем пришли немцы, которые забрали некоторые детали обломков, радиостанцию, оружие и боеприпасы. Посрывали с мундиров знаки различия. Приказали солтысу [сельскому старосте] похоронить мёртвых и удалились. Крестьяне, которые уже знали, что пилоты были поляками, вернулись к прерванному грабежу. Сорвали с трупов мундиры. Похитили парашюты. Начали разрывать обшивку самолёта. Командование АК выслало отряд, занявшийся возвращением присвоенного имущества. Крестьяне, которым не хватило времени припрятать сокровища, были приговорены к публичной порке.
В 1944 и 1945 годах можно проследить четыре последовательные волны эпидемии массовых грабежей. Первая из них охватила, главным образом, города. Вторая – прокатилась по сельской местности. Третья, наверное, самая мощная, прошлась по Возвращённым Землям [польское Жеме Одзыскане – северные и западные территории, присоединенные к Польше в 1944 году, некогда входившие в состав пястовской Польши]. В четвёртой приняли участие, главным образом, солдаты регулярных войск, КБВ [Корпус Внутренней Безопасности] и милиция, а объектом хищений в этот раз была собственность перемещённых в 1945-1947 гг. украинцев.
В Люблине акты мародёрства имели место с 21 по 24 июля 1944 г. Как сообщала «Газета Любельска»: «уверенные в своей безнаказанности отбросы общества открыто грабили не только государственное имущество, но и нередко – частное. Грабители остались безнаказанными». В Радоме толпа, в первую очередь, бросилась к железнодорожной платформе, надеясь награбить чего-нибудь съестного. Вслед за железнодорожными складами, та же судьба постигла местные промышленные предприятия, из которых наиболее пострадали кожевенные заводы.
Особенно притягательным для мародёров был Краков – столица генерал-губернаторства [особая «польская» административная единица в составе Третьего Рейха, включавшая кроме собственно восточно-польских земель присоединённые после германской оккупации земли Западной Украины]. В городе проживали десятки тысяч немцев, покинувших при бегстве свои жилища. Под немецким управлением находились также большая часть промышленности и военные склады. К их разграблению люд краковский приступил не дожидаясь даже окончательного бегства немцев – 12 и 13 января 1945 г. Первыми на распыл пошли табачные фабрики. В течение нескольких дней толпы кружили по городу с полными рюкзаками, чемоданами и сумками, набитыми табаком и сигаретами.
Грабежи происходили и в Лодзи, где проживало стотысячное немецкое меньшинство. Поскольку лодзинское гетто немцы ликвидировали в самую последнюю очередь, мародёрствовали на его территории со всей дурной мочью.
В мародёрских грабежах в подваршавском Залесье принимала участие Ирена Кшывицка. Писательница, автор «Исповеди совратительницы» и подруга Боя-Желеньского не видела в мародёрстве ничего негативного, напротив – считала его совершенно естественной и законной общественной реакцией на массовые грабежи немцев. Расхищение бывших немецких складов она рассматривала как патриотический поступок.
Мародёрство не грех.
В начале 1945 г. этническая разобщённость немало способствовала преодолению внутренних барьеров («взять немецкую кровать или еврейское одеяло, это не грех»). Тем не менее, её нельзя назвать единственной причиной, приведшей в движение мародёрствующие массы. Доказательством этому служит пример сожжёной левобережной Варшавы, которая в эти дни испытала, пожалуй, крупнейшее из всех нашествий мародёров. Вторжение осуществлялось с двух сторон. На первом этапе – из пригородных деревень в левобережье Вислы. Как писала «Жыче Варшавы»: «в опустевших домах бродят уже, как из-под земли возникшие, толпы мародёров. Крадут всё: одежду, постельное белье, головные уборы, кастрюли и сковородки, даже мебель вывозят на ручных тележках и на подводах, прибывших неизвестно откуда». Со стороны Праги [пригород, а позже – район Варшавы на правом берегу Вислы] в набеге участвовали сами варшавяне, переходившие Вислу по льду. Уже 19 января военный комендант города объявил запрет на посещение левобережной части города, угрожая полевым судом. Толку от этого было немного.
Вторая волна мародёрства затопила провинцию. Группу, из которой, прежде всего, рекрутировались мародёры, в данном случае, составляли малоземельные крестьяне и сельские батраки. Целью их набегов были панские поместья. Снова ключевой оказалась позиция власти, на сей раз – нового режима, который в ходе земельной реформы поощрял захват земли в свои руки – ради удовлетворения исторической справедливости. Иногда, в ходе раздела имущества доходило до разграбления сельскохозяйственных орудий и техники, при равнодушном отношении народной власти к подобным фактам. В первое время АК была в состоянии противостоять таким действиям, но, по мере ослабления её влияния на каждой конкретной территории, они происходили всё чаще и чаще.
Третья, наиболее мощная, волна эпидемии мародёрства перекинулась на территории, принадлежавшие Рейху. Своего апогея она достигла летом и осенью 1945 г. «Наверное, мародёрство не является общим грехом нашего общества», – писал ченстоховский «Глос народу» в августе 1945 г. (...), – «такой степени всеобщей «эпидемии», в которой бы принимали участие все граждане, независимо от возраста, рода занятий и социальной принадлежности конкретных лиц, слава Богу, не наблюдается. Мародёрствуют сотни людей, начиная от тянущихся в Силезию полуслепых дедов, и кончая находчивыми юнцами в автомобилях, снующими каждую неделю на Запад и обратно».
Эпидемия распространялась молниеносно. В ноябре 1945 г. власти устроили облаву на одном из железнодорожных вокзалов Познани. В итоге, 60 процентов от общего числа пассажиров оказались мародёрами. Даже если бы эта группа была вполовину меньше – люди, находящиеся в дороге, представляли существенный элемент тогдашнего пейзажа – то и в этом случае число оказалось бы весьма показательным для оценки масштаба данного явления.
Каждый ездил туда, куда ему было ближе всего. Жители Кашуб открыли свою золотую жилу в Эльблонге. Эдмунд Османьчик встречался с «бандами гнуснейшей сволочи», наезжавшими в окрестности Ополя из Келец, Ченстохова и Заглембя. Мародеры из Закопане ездили в Судетскую область, откуда они притащили такие подзорные трубы, с помощью которых можно было видеть Гевонт, находясь в Губалувке.
Постепенно мародёрство превращалось в профессию, которая давала основной источник доходов. По словам одной из фрашек того времени: «Появился новый профсоюз / членов его не счесть / называется “Союз мародёров”».
Одни занимались грабежами, другие доставали необходимые бумаги, третьи переправляли товар дальше, четвёртые, в конце концов, его реализовывали. Шайки имели своих людей среди городских чиновников, милиции, на железной дороге. Милиционеры и солдаты часто сами мародёрствовали. Откровенно говоря, первые анти-мародёрские облавы на вокзалах организовывались, преимущественно, для того, чтобы функционеры МО [Милиция Обывательска] могли присвоить себе часть барахла, добытого ранее другими гражданами. В Нижней Силезии половина служащих общественных учреждений покидала в рабочее время свои офисы с целью поисков добычи. Чиновники высшего ранга использовали в этих целях служебные автомобили, а также свои служебные возможности – например, для захвата жилплощади. В Нижней Силезии только в течение нескольких недель августа и сентября были переданы в прокуратуру дела на 14 старост и бургомистров.
В Возвращённых Землях значительную часть мародёров составляли немцы, почти исключительно женщины, знающие, где можно найти нужные предметы, чтобы потом обменять их на продовольствие на шаберплацах [рынках мародёров], известнейшим из которых была Грюнвальдская площадь во Вроцлаве. В Бытоме «немки приносили на рынок разные вещи и раскладывали их на полотенцах, положенных на землю (...), репатрианты же действовали по принципу: купить дешевле, продать дороже». Затем вещи, приобретённые за бесценок или самостоятельно награбленные, вывозились в центральные области страны. «На спине огромный рюкзак, в обоих руках по чемодану, с шеи свисают велосипедные камеры, у пояса брякает какая-то более мелкая «мародёрская» добыча. И наш гражданин едва дышит под тяжестью, которая сделала бы честь любому вьючному животному; блудливые глазёнки упёрты вдаль – видно, что мыслями уже находится далеко отсюда – в своих родных Познани, Лодзи или Варшаве».
Эти люди заполнили все послевоенные поезда. Когда Orbis открыл автобусную линию из Варшавы во Вроцлав, она тут же получила название шабробуса [мародёрский автобус]. Некоторые ездили туда и обратно десятки раз. Но это только мелкие розничные торговцы.
Со временем появилась специализация, в зависимости от ассортимента добычи. Наибольших усилий требовала транспортировка мебели, не говоря уже о сельскохозяйственной технике. Некоторые специализировались на автомобильных запчастях, другие – как шайка сотрудников Управления почт и телеграфов в Катовицах – в телекоммуникационном оборудовании (используя почтовый автомобиль они обчистили, в частности, телефонную станцию в Стшельцах Опольских).
Искатели всевозможного добра.
Существовало также официальное мародёрство. Значительная часть учреждений, включая, к примеру, университеты, лишилась всего оборудования. Поэтому, чтобы как-то решить данный вопрос, они отправляли в командировки поисковые отряды за стульями, письменными столами, пишущими машинками и книгами. Строго говоря, такие мероприятия трудно назвать мародёрством в полном смысле этого слова – ввиду отсутствия личного корыстного мотива. Несмотря на это, официальное мародёрство негативно сказывалось на образовательном процессе. Очень часто выселения немцев или украинцев целенаправленно осуществлялись так, чтобы изгнанным не оставалось времени на сборы, вдобавок, были введены ограничения на размер багажа – всё ради того, чтобы чиновники могли присвоить себе «оставленное за ненадобностью» имущество. Во время акции Висла такая практика стала нормой.
Близкой к мародёрству практикой были грабительские раскопки на кладбищах. Жительница Кракова сообщала в частном письме: «В последнюю неделю воры грабят могилы на кладбище, ищут золотые зубы. Склеп, где лежит Казик, тоже оказался взломан и вскрыты три гроба – его, мамы Ванды и сестры. (...) С субботы на воскресенье были взломаны и ограблены 24 склепа. Наверное, тут вина дирекции – так как охраняют только днём, а закрывают слишком рано, но и дирекция не много что может сделать в теперешние времена».
Наиболее показательными являются грабительские раскопки в Треблинке, где местные крестьяне специализировались в прочёсывании могил убитых евреев. Осенью 1945 г. вся площадка бывшего лагеря напоминала карьер – была перекопана и изрыта вдоль и поперёк; всюду ямы, в которые свалены человеческие кости. Воздух в округе буквально пропитан запахами гниющей плоти. Кладбищенские гиены в поисках золотых зубов и колец уничтожали также места немецких захоронений в Возвращённых Землях.
Мародёрство стало существенным элементом послевоенного образа жизни. Вещи, добытые этим способом, становились предметом гордости. Их распределение в Возвращённых Землях сыграло весьма важную роль в создании социальных связей. Бургомистр – секретарю ППР (Польска Партия Роботнича), начальник отделения милиции – бургомистру, а тот, в свою очередь – столь необходимым врачам и учителям. Таким способом передавались мебель, квартиры, лошади и прочие необходимые вещи. Так рождалась система, возникали взаимные связи, складывалось общество. В центральной Польше удачные поездки на Дикий Запад воспринимались примером мужской сметки и предприимчивости, составляли важнейший элемент тогдашней культуры повседневной жизни, системы ценностей, материальной культуры и культуры досуга. Сочинённая в те годы на мотив мазурки фрашка гласила: "Ещё один грабёж сегодня –/Автомобиль не опрокинется –/ Ещё один мех для Крыси / И едем дальше...».
Данный феномен можно объяснить моральным падением общества за годы войны, которая была более чем пятилетней школой грабежа. Самый важный усвоенный урок звучал так: существуйте за границами добра и зла, оставьте мысли о морали. К процессу обучения свою лепту приложили и солдаты Красной Армии. Трудно было не заметить идущих на Восток советских эшелонов, доверху нагруженных немецким добром.
Волна мародёрства не достигла бы размеров цунами, если бы не было переселений. Ненависть французов к немцам вполне сопоставима с подобными эмоциями поляков, но масштабы мародёрства в Западной Европе и на Одере с Балтикой, уже нет. Потому что во Франции не оставалось брошенной немецкой собственности и, значит, отсутствовало необходимое условие для мародёрства: наличие бесхозного имущества. Мародёрские настроения также имели место в чешских Судетах, хотя и в меньших размерах. И там, как известно, немцы были вынуждены покинуть свои дома и земли. Другое дело, что народы Франции, Бельгии и Чехии были несравненно богаче, чем поляки, и, естественно, не имели потребности кидаться на чужое постельное бельё и ношеную обувь.
Не вызывает сомнения, что именно бедность была одним из важнейших двигателей мародёрства. Если бы всё необходимое имелось в достатке, наверное, никто не отважился бы на такое рискованное занятие. Не стал бы вырывать дверных ручек, не ломал бы кухонных печей для добывания колосниковых решёток. В послевоенной ситуации экономической нестабильности, безработицы, нищенских зарплат, для тысяч людей мародёрство становилось нередко единственным способом выживания.
Эпидемия мародёрства начала затухать весной 1946 г. К этому времени уже трудно было найти необитаемые дома. Определённое влияние оказали и действия властей, устраивающих облавы на вокзалах, прочёсывание постоянных и импровизированных рынков, конфискации награбленных вещей, а также показательные наказания пойманных мародёров, вплоть до отправки их на принудительные работы в лагеря. Осенью 1945 г. Вроцлав был закрыт шлагбаумами с многочисленными постами, на которых досматривали каждого, покидающего город.
Несмотря на эти запреты и барьеры, получение необходимой справки в коррумпированной послевоенной Польше не представляло особых трудностей. Массовые кражи на государственных предприятиях практически всего, что могло бы пригодиться в хозяйстве, являются лучшим доказательством долгожительства мародёрства после его кажущегося ухода в небытие.
Оригинальный текст: polityka.pl
http://www.polityka.pl/historia/293892,1,zwiazek-szabrownikow.read
перевод
@темы: история, интересно, не моё, общество, страны ПУПа
Комментарии
Вставить цитату
Dear Diary, I`m ...
Авторизация
Главное меню