Включая события Первой Мировой войны и отсчитывая от первой русско-турецкой войны 1568-1570 годов, русские сражались с турками 12 раз. Иногда проигрывая, но всё же чаще побеждая и превратив-таки в конце сюжета «Османское озеро» в более знакомое нам, многонациональное Чёрное море.
Ну и, конечно же, противостояние России и Турции, как это часто бывает в истории — это противостояние суши и моря. А суша и море сходятся между собой именно там, где сходятся. На береговой линии Османского озера, которое всё больше и больше превращалось в Чёрное море.
Поэтому-то основная часть сражений между Россией и Турцией происходила как раз на берегах Чёрного моря. Там где сходится суша и море. Старая, южная морская держава — Турция, столкнулась с молодой Россией, которая быстро набирала силу на севере, как морская держава в устье Днепра и в только что захваченном у Турции Крыму.
Однако, начало этого процесса, до морских побед адмирала Ушакова возле острова Фидониси (Змеиного) и косы Тендра, в русской и советской историографии обычно молчаливо обходили стороной.
Ведь ещё в 1788 году, на второй год войны, за Россию воевали совсем другие адмиралы, капитаны и матросы.
Вот карта основных сражений той войны:
Посмотрим на устье Днепра. Именно там и произошли те события, о которых я хочу вам рассказать.И о которых сегодня очень скупо вспоминают и в России, и на Украине и, тем более — в Турции.
читать дальшеРусско-турецкая война, начатая Портой 13 августа 1787 года, была войной неприятной для обеих сторон. Ни Россия, ни Турция не были подготовлены к этой войне, в силу чего в 1787 году масштабные боевые действия развернулись лишь к поздней осени — уже в октябре.
Кроме того, не стоит обольщаться касательно Крыма, который на карте чуть выше раскрашен в российско-зелёный цвет: территория Крымского ханства была включена в состав Российской Империи лишь за четыре года до начала войны — в 1783.
Ну, а в устье Днепра царила и вообще жуткая чересполосица из турецких и русских владений: России принадлежал речной порт Херсон, возникший всего за девять лет до начала войны (1778 год), а Турция прочно контролировала выход из Днепровского лимана в Чёрное моря, удерживая за собой ключевую крепость Очаков.
Россия же могла себе позволить иметь лишь утешительный приз в виде небольшого укрепления Кинбурн, которое было возведено по итогам прошлой русско-турецкой войны, в 1774 году.
Вот сегодняшняя ситуация с границами суши и моря в устье Днепра:
А вот старая карта, которая показывает диспозицию русских и турок перед началом боевых действий в Днепровском лимане:
Как видите, крепость Кинбурн расположена не очень-то и удачно: русские были вынуждены расположить её на плоском, простреливаемом участке Кинбурнской косы, в то время, как старый турецкий Очаков занимает господствующее положение на выходе из Днепровского лимана.
Поэтому-то вопрос удержания Кинбурна и вопрос захвата Очакова и стояли во главе основных усилий русской армии и русского флота в завязавшейся в 1787 году заварушке. Кроме того, для русского флота вопрос выхода из теснины лимана был и просто вопросом выживания: отступать русским из Херсона было просто некуда - многие суда херсонской постройки просто не смогли бы подняться вверх по Днепру, потеряй русская армия Кинбурн с Херсоном.
Короче, как и всегда в российской истории — морская пехота решает вопрос безопасности большого, морского флота.
Но кто были эти смелые морские пехотинцы, которые отстояли Днепровский лиман?
Логику действий на суше вы легко почерпнёте из классической версии исторического сюжета русско-турецкой войны 1787-1791 годов: Суворов в октябре 1787 года отбивает турецкий десант, высадившийся на Кинбурнской косе для захвата Кинбурнской крепости, а уже в декабре следующего, 1788 года, князь Потёмкин берёт якобы неприступную турецкую крепость Очаков.
В результате чего, узнав эту новость, турецкий султан Абдул-Хамид I, который и развязал эту русско-турецкую войну, погибает от сердечного приступа. Заканчивать войну с русскими приходится уже его племяннику, султану Селиму III.
Потёмкин на северном берегу, Суворов — на южном. А кто — посередине? Кто воюет с османским морским флотом, который почти полтора года пытается помочь своей пехоте взять Кинбурн и отстоять Очаков?
И вот тут-то у нас и начинаются совершенно фантастические сюжеты. Потому что в Лимане воюет столь разношёрстная публика, что мы такого зоопарка ещё не увидим очень долго.
И русских моряков там ещё очень мало. А героя морских сражений при острове Фидониси, косе Тендра и Керченского морского сражения — русского адмирала Фёдора Ушакова там нет и в помине.
Лиман — это мелкое место, совершенно гибельное для глубокосидящего морского флота. Морской корабль в этом мелководном слабосолёном озере и маневрировать-то может с большим трудом, что тут говорить о полноценном морском сражении.
Тут воюет морская пехота. Вот её флаг:
«Сие знамя в войско ея императорского величества низовое сделано коштом пехоты воюющей того же войска по Чёрном морю також по рекам Днепру и Дунаю».
В Лимане весь 1788 год успешно бьёт морской турецкий флот Лиманская флотилия, укомплектованная «верными» запорожскими казаками, которые присягнули после ликвидации Запорожской Сечи Екатериной II в 1775 году.
Руководителями флотилии выступают два контр-адмирала с совершенно русскими именами и фамилиями: Джон Пол Джонс и Карл Генрих Нассау-Зиген.
Джон Пол Джонс и принц Нассау-Зиген.
Русские контр-адмиралы в русско-турецкой войне.
Да, это именно тот самый Джон Пол Джонс, который первым поднял американский флаг на военном судне зарождающейся мировой империи. И который первым же получил официальный патент капера от американского правительства на узаконенный грабёж английских торговых судов во время войны США за независимость.
Не менее цветаста и предыдущая биография принца Нассау-Зигена. Тут и попытка захвата английских островов Джерси на стороне французов, и участие в осаде Гибралтара на стороне испанской армии.
В общем, товарищи Нассау-Зиген и Пол Джонс были вполне под стать своим подчинённым — верным запорожским казакам - морским пехотинцам под руководством «широко известных в узких кругах» атаманов Сидора
Сидор Белый погибнет в лимане, а вот Антон Головатый возглавит впоследствии, по окончанию русско-турецкой войны, переселение запорожских казаков на Тамань и на Кубань, на земли, отвоёванные у Турции по результатам этой войны.
Однако, вернёмся к лиману. И к действиям турок, направленных на уничтожение Кинбурна и Херсона, как основной базы русского флота в первый период войны: ведь на момент русско-турецкой войны 1787-1791 годов Севастополь представлял из себя лишь удобную военно-морскую базу русского флота, в то время, как верфи для постройки и ремонта судов у России были только в Херсоне.
С другой стороны, именно взятие турецкой крепости Очаков, ключа к свободным действиям русского флота в открытом море, и являлось основной целью всей кампании 1788 года.
Крепость Очаков была хорошо укреплена турками между войнами, под руководством и по плану французских инженеров. Турки капитально перестроили Очаковскую крепость, превратив её в современное укрепление. А с началом войны турки ещё и возвели со стороны суши многочисленные лёгкие земляные укрепления полевого типа. Очаковский гарнизон достигал 20 тысяч человек, которые обладали 300 крепостными орудиями.
К середине мая 1788 года Потёмкин сумел собрать на юге Малороссии для осады Очакова 50 тысяч человек «Екатеринославской армии». Екатеринославская армия, предназначенная для осады Очакова, сосредоточились возле современного Первомайска, что расположен выше Днепровского лимана по течению Южного Буга. 25 мая войска переправились через реку Буг и медленно продвигались к Очакову, пройдя расстояние в 200 верст за 33 дня.
Суворов, опираясь на свой успешный опыт действий под Кинбурном в прошлом октябре, предлагал взять Очаков штурмом в тесном взаимодействии с Лиманской флотилией.
Однако Потемкин предпочел штурму план «правильной осады», по всем канонам крепостной блокады, путём постепенного выдавливания противника с занимаемых позиций и непрерывного артиллерийского обстрела. Основная идея плана заключалась в том, чтобы сначала устроить отдельные батареи обложения укрепления турков в виде русских редутов — для обеспечения флангов осадной армии. Затем следовало овладеть пригородом Очакова, передвинуть вперед батареи, соединить их траншеей и начать методический артиллерийский обстрел крепости, вынудив в конце концов непокорную твердыню сдаться.
Как покажет дальнейший ход событий — план Потёмкина не сработает: крепость будет отчаянно сопротивляться и в декабре 1788 года её таки придётся брать штурмом.
Штурм будет страшно кровопролитным: турки потеряют более 11 000 солдат из 15 000 гарнизона, оставшегося в крепости под конец осады, а потери русских войск составят более 4800 человек только убитыми.
Штурм Очакова. Гравюра конца XVIII века.
Однако, до штурма крепости было ещё далеко и на повестке дня стоял вопрос организации правильной осады укрепления, что, в случае приморской крепости, означало и её полную блокаду с моря. Чем и должна была заняться херсонская Лиманская флотилия.
До приезда в Херсон Пол Джонса и Нассау-Зигена Лиманской флотилией руководил контр-адмирал Мордвинов, который, к сожалению, за компанию 1787года не проявил должной инициативы и в деле помощи Суворову в обороне Кинбурна, и в организации совместно с Потёмкиным морской блокады Очакова.
Мордвинов наоборот, скорее сдерживал своих подчинённых от более активных действий, предпочитая свалить всю работу по зачистке берегов лимана на пехоту войск Суворова и Потёмкина.
Поэтому, уже в мае 1788 года, высочайшим приказом князя Потёмкина, гребная Лиманская флотилия была выведена из подчинения Мордвинова и передана под командование Нассау-Зигена. Джон Пол Джонс же, как более опытный в парусном мореплавании адмирал, по общему согласию, получил от Нассау-Зигена командование небольшим парусным флотом Днепровской флотилии.
В эскадру Пола Джонса входили линейные корабли «Владимир» и «Святой Александр Невский», фрегаты «Скорый», «Николай», «Херсон», «Таганрог», «Бористень» и бот «Битюг». Всего лишь 8 кораблей.
В гребной флотилии Нассау-Зигена насчитывалось семь галер, семь дубель-шлюпок и семь плавбатарей и барказов. 21 корабль.
Кроме того, в составе Лиманской флотилии, под началом у Джон Пол Джонса и Нассау-Зигена было около 20 «крейсерских судов».
Большинство русских и советских историков предпочитало не расшифровывать данный термин, парусные крейсера и точка. На самом же деле это были каперские суда — в основном, греческие. В современном понимании — пираты с государственным патентом.
С русским государственным патентом на пиратство.
Джон Пол Джонс — пират. Английская карикатура XVIII века.
После предыдущей русско-турецкой войны, в которой турецкий флот был сожжен русскими брандерами с Чесменском сражении, в Северном Причерноморье, на территориях, отошедших к Российской Империи осели десятки тысяч греков — как с греческих островов Эгейского моря, так и из союзного тогда ещё Порте Крыма. Многие из них стали судовладельцами. Греки хорошо помнили об огромной добыче, захваченной греческими каперами в ходе прошлой русско-турецкой войны. Многие из них и сами грабили турецкие суда. Поэтому сразу же после начала войны с Турцией к Потемкину стали обращаться греческие шкиперы, предлагая свои услуги в качестве корсаров. Но если в странах Европы владелец корабля просил каперское свидетельство и тем самым брал на себя обязательство вооружить корабль и набрать экипаж за свой счет, то на Черном море это было невозможно — греки, несмотря на все свои умения в мореплавании, были не очень богаты. Кроме того, в России частные лица по закону не имели право владеть пушками.
Но на войне все средства хороши. И вдобавок к «морской пехоте» запорожских казаков, русский флот привлекает к боевым действиям греческих пиратов, начав им выдавать каперские патенты на разбой на турецких коммуникациях.
В сентябре 1787 года Потемкин официально разрешил контр-адмиралу Мордвинову выдавать каперские патенты, а также пушки и припасы из казённых херсонских запасов на первые корсарские суда. Первым корсаром, нанявшим матросов в Таганроге и вооружившим яхту «Пчела», стал капитан Спиро Рицардопуло, служивший в следующем году в эскадре Пола Джонса. Мордвинов выдал ему патент 2 октября 1787 года. Уже через несколько дней каперы принялись за дело. В ночь с 10 на 11 октября 1787 года капитаны Спиро Рицардопуло и Ламбро Качиони на лодках подкрались к Очакову и захватили там турецкое торговое судно.
К 21 октября 1787 года корсарских судов было уже двадцать одно, причем, как это следует из документов того времени, они не только получали от регулярного флота вооружение и припасы, но ещё и жалованье. После 1788 года шестнадцать крейсерских судов были официально зачислены в состав русского флота, а их капитанам присвоили офицерские чины. Крейсерские пиратские суда обычно имели на вооружении 10-16 пушек малого калибра. Тем не менее, столь слабо вооруженные суда успешно действовали по всему Черному морю.
Не спали и турки. Для спасения осаждённого Очакова на разборки с пиратской камарильей Потёмкина уже 23 апреля 1788 года из Босфора вышла турецкая эскадра под командованием паши Эски Тассана. Она состояла из двенадцати линейных кораблей, тринадцати фрегатов, двух бомбардирских кораблей, двух галер, десяти бомбардирских и канонерских шлюпок и шести брандеров. На кораблях находилось более 20 тысяч человек, из которых турок была одна треть. Одних греков на них было не менее четырех тысяч. Присутствовало также несколько сотен англичан, как офицеров, так и матросов и канониров. Но, отойдя от Босфора на 60 миль, турецкий флот попал в шторм и вынужден был вернуться обратно.
Лишь 20 мая, со второй попытки, турецкий флот, уже под командованием капудан-паши Хасан-паши пришел к Очакову. Там он соединился с очаковским турецким гребным флотом, который насчитывал ещё более 40 галер.
Вы будете смеяться в конце статьи: но в Турции Хасан-паша — герой.
Несмотря на проигрыш морских сражений в Чесменской бухте и в Днепровском лимане.
Гравюра конца XVIII века.
Потёмкинский план «правильной осады» Очакова начинал трещать по всем швам: крепость не только не была блокирована с моря, но и, кроме того, наступающие русские войска в прибрежной зоне оказывались под смертельным обстрелом подошедшей на выручку Очакову турецкой эскадры.
Кроме того, возникала прямая и явная угроза верфям Херсона, от которых зависело регулярное пополнение сил Севастопольской эскадры и сама Севастопольская эскадра могла быть заблокирована турками с моря, а неспокойными крымскими татарами — с суши.
В такой критической ситуации и стали действовать наши герои. Брандеровцы, пираты и морская пехота.
Самые крупные столкновения между русским и турецким флотами произошли 7, 17 и 18 июня 1788 года.
7 июня турецкая эскадра в составе четырех линейных кораблей, шести фрегатов, 47 галер и мелких судов попыталась разбить эскадру Нассау-Зигена, блокировавшую Очаков с моря. Командовал этими силами уже упомянутый нами капудан-паша Джезаирли Гази Хасан-паша, прозванный соотечественниками «крокодилом морских сражений».
Этот безродный алжирский пират (а слово Джезаирли в его имени означает не что иное, как «алжирец»), который под конец жизни стал адмиралом (а именно так переводится титул «капудан-паша»), прославился тем, что выживал в самых невероятных ситуациях.
Именно Гази Хасан, в то время лишь капитан корабля, командовал флагманским турецким линкором во время Чесменского сражения 1770 года и был в числе немногих, кто спасся.
Кроме того, в отсутствие адмирала Ибрагима Хюсамеддина — именно Гази Хасан руководил при Чесме действиями турецкого флота. Руководил, надо сказать, в целом удачно — но ровно до тех пор, пока русский флот не запустил в Чесменскую бухту брандеры, которые и подожгли 15 линейных кораблей и 6 фрегатов турок.
С тех пор, собственно говоря, Хасан-паша и не рисковал подпускать русских к себе близко, помня о Чесме.
Чесменский бой. Иван Айвазовский.
Впереди основного гребного флота турки послали разведывательно-ударную группу в составе пяти галер. За ними шли главные силы — 36 гребных судов. Корабли и фрегаты турки предусмотрительно оставили под стенами Очакова. Русские не только отразили нападение, они перешли в решительное наступление.
Как вы помните, в гребной флотилии Нассау-Зигена насчитывалось семь галер, семь дубель-шлюпок и семь плавбатарей и барказов. Нассау-Зиген выделил специальный отряд для нанесения флангового удара по главным силам противника. «Действие учинилось жестокое; турки пошли на нашу эскадру во всем порядке; наш огонь против них был также очень силен. При дальнейшем наступлении нашем огонь турок слабел, но с прибытием капудана-паши на кирлангиче опять усилился; с прибытием на наш правый фланг резерва из трех дубель-шлюпок, двух бомбард, двух галер и одной батареи огонь с нашей стороны умножился, а с турецкой стороны пришел в ослабление. Отразив нападение турецкаго флота, русский флот перешел в наступление и принудил турок отступить к Очакову». Потеряв в сражении две канонерские лодки и шебеку, турки отступили.
Об этом сражении Нассау-Зиген докладывал следующее: «Мы разбили флотилию, которой командовал капудан-паша. Отправившись сегодня утром с контр-адмиралом Джонсом осматривать нашу линию, мы прибыли на правый фланг в то время, как турецкая флотилия приближалась, чтобы напасть на нашу; тогда контр-адмирал меня оставил, чтобы отдать приказания своей эскадре, и прислал мне суда, которыя я ему дал. На линии сражение сделалось очень оживленным; но прибытие остальной части моей флотилии, которую привел контр-адмирал, заставило турок отступить, мы взорвали у них три судна и преследовали их до самой их эскадры; к несчастию, ветер был противный, и наши корабли не могли ее атаковать, и так мы вынуждены были возвратиться...»
Надо сказать, что у обоих адмиралов русского флота были неслабые трудности в общении и между собой, и с той весьма разношёрстной публикой, что собралась под их началом в Лимане.
Так, Нассау-Зигена иначе, как «грибной пирог» никто не называл: всё дело в том, что французский принц к лету 1788 года знал по-русски ровно два слова — «вперёд» и «греби», которые в его произношении звучали, как «пирог» и «грибны».
Не намного лучше обстояли дела и у второго нашего героя, свежеиспечённого русского контр-адмирала Павла Ивановича Джонеса.
Ещё в Европе Пол Джонс слышал о запорожцах и, попав на Малороссию, решил узнать их поближе. Дважды перед решающими сражениями в Лимане (6 и 15 июня) он достоверно посещал стан «верных» запорожцев. Старый пират, в отличии от французского принца, понимал, что без боя на ближней дистанции у русской флотилии нет шансов против турецкого флота. И, поэтому, понимание «пехоты воюющей того же войска по Чёрном морю також по рекам Днепру и Дунаю» своих военных задач — является критически важным моментом.
История умалчивает, сколько водки было выпито основателем американского военного флота в расположении запорожцев, но одно мы знаем достоверно — во время второго посещения знаменитого пирата торжественно приняли в казаки и даже соответственно экипировали.
Водки было выпито так много, что утром 16 июня, используя сильный туман в лимане, Джонс лично, лишь с одним матросом, на весельной лодке, произвёл разведку расположения турецких кораблей у Очакова. Воспользовавшись туманом, Джонс с неким Иваном из запорожских казаков подгребли к стоявшему в Лимане турецкому кораблю. Тут Джонс достал мел и размашисто написал на борту турка: «Сжечь. Пол Джонс». Затем пираты благополучно отплыли обратно, к своим кораблям. А надпись весь следующий день радовала русскую флотилию. Вид же контр-адмирала в шароварах «шириной с Чёрное море» затем настолько потряс одного из пленных англичан с турецкой эскадры, что тот пустил слух, будто безбожный Джонс принял ислам.
В хорошем смысле этого слова, а не в том, что сейчас вам говорят на Лурке.
Запорожская «новоманирная казацкая лодка». Музей Хортицы. XVIII век.
Если в первом сражении, произошедшем 7 июня, действия русских носили чисто оборонительный характер, то утром 17 июня обе стороны уже вели активные наступательные действия. Нассау-Зиген и Пол Джонс решили упредить противника, выйдя ему навстречу. На этот раз турки выставили десять линейных кораблей, шесть фрегатов и 44 гребных судна. Сражение стало ожесточенным. Нассау-Зиген снова переиграл турецкого флагмана. Пользуясь малой осадкой своих гребных судов и знанием фарватера своими капитанами, он заманил турок на мель в Лимане и превратил их парусные громадины в «сидячих уток».
Лишившись в результате артиллерийской дуэли двух линейных кораблей, турки отошли. Русские захватили флаг и вымпел турецкого флагмана. Кроме того, с турецким главнокомандующим, судя по всему, сыграл дурную шутку и его старый чесменский опыт: он теперь видел брандер в любом русском кораблике.
Фрегат «Николай» под командованием капитан-лейтенанта Петра Данилова принудил к сдаче 64-пушечный неприятельский корабль. Но Нассау-Зигену не понравилось, что турецкий корабль пленен не его галерой, а фрегатом Пола Джонса. Он приказал открыть огонь по уже спустившему флаг кораблю. Это привело турок в такое отчаяние, что они решили умереть, но не сдаться. Перестрелка снова приобрела упорный характер. Сидевший на мели другой турецкий корабль также открыл ураганный огонь. Оба линейных корабля турок в итоге пришлось сжечь.
Потеряв инициативу, турки в конце концов решили уйти из Днепровского лимана. В ночь на 18 июня они стали сниматься с якоря. Их маневр заметили с батарей Кинбурнской косы и, не теряя времени, открыли прицельный огонь. Уклоняясь от ядер, некоторые турецкие суда сели на мель. На рассвете турецкий флот снова атаковала Лиманская флотилия Нассау-Зигена. Атака была настолько неожиданной, что турки не успели построиться в боевые порядки. Четыре часа гремела канонада. Турки потеряли пять линейных кораблей, два фрегата, две шебеки, бомбардирский корабль, галеру и транспортное судно. Один 50-пушечный корабль турок на этот раз попал в плен неповреждённым. Затем он войдёт в состав русского Черноморского флота под названием «Леонтий Мученик». Остальные суда спаслись бегством. Турки потеряли около шести тысяч человек, а почти две тысячи были пленены. На русской эскадре 67 человек получили ранения, 18 погибли.
За это сражение Екатерина II произвела Нассау-Зигена в вице-адмиралы.
В письме к Нассау-Зигену Александр Васильевич Суворов писал следующее: «Ура! Какая слава Вам, блистательный принц! Завтра у меня благодарственный молебен».
Об этих событиях командующий сухопутными войсками галерной эскадры Николай Корсаков с борта корабля «Владимир» писал будущему основателю Одессы Иосифу Михайловичу Дерибасу: «После вашего отсутствия мы два раза прогнали неприятеля и сожгли у него семь кораблей и фрегатов, взяли два, получили до 1200 пленных с малою с нашей стороны потерею; остальныя их большия суда выжили все из Лимана.»
Всё дело в том, что Дерибас в Лиманской битве командовал... небольшой флотилией канонерских лодок, которая воевала под началом Нассау-Зигена. Они представляли из себя беспалубные вёсельные (на 10 — 14 вёсел) баркасы, вооружение которых состояло в единственной носовой пушке.
Дерибас принял активнейшее участие в событиях 7 июня — и лишь жесточайший приступ ревматической лихорадки не дал ему насладиться победами 17 и 18 июня, о которых ему пришлось узнать из письма Николая Корсакова.
В ведомости, приложенной к реляции от 21 июня, приводилось число взятых в плен и потопленных турецких судов:
«7 июня.
1 бомбардирское судно с одною мортирою и двумя пушками.
1 канонерское с двумя пушками.
1 шебека.
17 июня.
1 корабль капитан-пашинский о 64 пушках.
1 корабль линейный, также о 64 пушках.
18 июня.
2 корабля линейных, каждый о 60 пушках.
3 корабля, от 40 до 50 орудий на каждом.
Действием батареи кинбурнской на косе поставленной и судами гребными потоплено:
1 корабль бомбардирский.
2 фрегата, каждый о 34 пушках.
2 шебеки, с 28 пушками на каждой.
1 галера.
1 транспортное судно.
В плен взят один корабль о 54 пушках, который годен к исправлению и вооружению в ранг 60-ти пушечных кораблей».
Вот такая весёлая компания громила турок в Днепровском лимане — прямо промеж войск сиятельного князя Потёмкина и будущего русского генералиссимуса, а тогда лишь генерал-аншефа Суворова.
29 июля турецкий флот в составе пятнадцати кораблей, десяти фрегатов и 45 гребных судов снова появился в Днепровском лимане. К этому времени из-за постоянно возникавших разногласий Потемкин был вынужден отправить Нассау-Зигена и Пола Джонса назад, в Санкт-Петербург, дав им рекомендации по устройству в Балтийский флот. В командование Лиманской флотилией вновь вступил Мордвинов. Однако ему явно не хватало смелости и размаха Пола Джонса и Нассау-Зигена.
Потемкин потребовал от командующего Севастопольской эскадрой Войновича немедленно выйти в море для отвлечения неприятеля от Очакова. Но последний медлил, ссылаясь то на неготовность кораблей, то на плохую погоду.
Не предпринимал активных действий и Мордвинов, мотивируя этот подход неравенством сил в Лимане, что совершенно не пугало его предшественников — пирата Пола Джонса, наёмника Нассау-Зигена и их самых разношёрстных подопечных.
Только после повторного приказа Войнович попытался выйти в море, но уже через два дня по причине противных ветров вернулся на Севастопольскую базу. Теперь он жаловался Потемкину на ветхость судов и на плохое снабжение, на что Потемкин ответил нерешительному флагману: «В деле с неприятелем, особливо с турками, много помогает искусство; не всегда сражениями побеждают неприятеля, и часто благоразумныя расположения сделают ему больше вреда, нежели храброе нападение. Наблюдайте движения его, изыскивайте благоприятное время к поражению и пользуйтесь оным к нанесению чувствительнаго ему удара. Сие можете вы сделать без риску. Что же кажется до представления вашего о трудности атаковать неприятеля соединеннаго, то мудрено ожидать, чтоб оный стал делиться, не быв к тому принужден. Движение флота, вам ввереннаго, может повести его к сему разделению».
Потемкина раздражала бездеятельность Войновича и Мордвинова. В конце концов Севастопольская эскадра двинулась к Очакову, но Хасан-паша уже оставил позицию, потеряв надежду на спасение блокированной Потёмкиным с суши, удалённой и северной для турков крепости.
6 декабря 1788 года русские взяли штурмом Очаков, в чем была и немалая заслуга всех героев нашего рассказа.