Внимание!
www.worldenergy.ru/index.php?id=main_64
Вводные замечания.
К настоящему времени обозначился ряд тенденций, имеющих принципиально важное значение для построения долгосрочного прогноза развития нашей страны. По разным причинам они мало принимаются во внимание, их масштаб и взаимодействие недооцениваются. Логика распространения «цепной реакции» этих тенденций не просчитывается. Не претендуя на исчерпывающее описание этих тенденций и их последствий, данный прогноз дает более взвешенную, непредвзятую картину нашего будущего, чем известные на сегодняшний день прогнозы.
К числу выделенных в настоящем тексте ключевых тенденций относятся следующие:
1. Стабилизировалась и начинает замедляться экономика нефти и госкапитализма, построенного на концентрации ресурсов в крупных корпорациях и высоком уровне сырьевой ренты, перераспределяемой через бюджетную систему, c перегретостью некоторых финансовых рынков, и сопровождаемого возросшей коррупцией и бюрократизмом принятия решений на всех уровнях власти.
2. Пережив свой кризис, и последовавший после него период внутренней переструктуризации, начинает набирать темпы новая несырьевая экономика, построенная на среднем бизнесе, более высоких стандартах прозрачности, более широкой кооперации участников, более высоком технологическом уровне.
3. Стремительно по историческим меркам нарастают риски серьезнейшего кризиса экономики США и, связанных, сплетенных с ней глобальных рынков.
читать дальшеПервая из названных тенденций обуславливает или предвещает приближение циклического кризиса российской экономики – прошло больше десяти лет с момента известного дефолта, и предшествовавшего ему кризиса середины 90-х годов. Пик роста всех экономических показателей пройден 3-4 года назад. Такой кризис мог бы и должен был наступить раньше, но быстрый рост цен на нефть позволил его отдалить, хотя и не устранить его причины.
Вторая тенденция в известной мере подавлялась ростом госкапиталистической экономики, но «высвободилась» именно благодаря ее замедлению. Она растет «из-под» предстоящего кризиса и после него получит новые (мощные) импульсы своего развития.
Можно утверждать, что предстоящий кризис не будет носить катастрофического для российской экономики и российского общества характера, хотя и не останется совсем безболезненным. Предположительно, он наступит в 2008-2009 годах и короткая и не очень глубокая депрессия после него займет лишь несколько месяцев, после чего темпы роста экономики быстро вырастут и могут стать двузначными.
Наоборот третья из названных тенденций может иметь катастрофические последствия, «шторм» от американского кризиса затронет самым серьезным образом и российскую экономику, но есть все основания полагать, что она уже достаточно крепка, чтобы его выдержать, поскольку главные удары от него придутся не по ней.
Поскольку третья из перечисленных тенденций практически не зависит от второй и первой, а может повлиять на них очень серьезно, ее обоснование и описание дается в первом и втором разделах текста. Далее с учетом выводов из этих разделов будет выстраиваться логика описания второй и третьей тенденции и последствия их осуществления.
Прежде, чем переходить к собственно содержанию прогнозов, нужно сделать несколько оговорок.
Во-первых, предложенный материал является лишь концепцией прогноза, большинство его тезисов нуждается в более тщательной проработке, подтверждениях, расчетах, уточнениях. Это – рамка зависимостей, в которой нужно прослеживать последовательно разворачивающуюся логику «цепных реакций» очевидных и широко обсуждаемых событий и тенденций.
Во-вторых, автор намеренно не делал ссылок на другие публикации, поскольку корректно составленная библиография к данному тексту заняла бы не меньше места, чем сам текст. Большинство тезисов, так или иначе, обсуждается в специальной и популярной литературе, здесь же предложена их авторская компоновка, при которой они последовательно нанизываются на логические цепи причинно-следственных связей.
В-третьих, выстроившийся таким образом прогноз представляет собой инерционную траекторию «естественного» развития событий. Автор допускает, что могут найтись ответственные или безответственные силы, способные серьезно повлиять на описанные тенденции, но пока он их не видит, иначе включил бы в логику изложения.
Раздел 1. Рисунок мирового кризиса
1. О проблемах мировой экономики написано уже немало катастрофических сценариев. Пропорция разумного и эмоционального в них варьирует, желаемое, а чаще нежелаемое (и то и другое одинаково мешает прогнозу) выдается за вероятное, либо присутствует «за кадром» и искажает выводы. Поэтому из моря мнений, аргументов и прогнозов нужно выделить объективное и по возможности бесспорное. К сожалению, объективный прогноз может оказаться хуже эмоциональных. Тем не менее, такой анализ необходим, и его главная задача состоит не в том, чтобы доказать неизбежность кризиса, а оценить до какой глубины он дойдет, какая часть мировой экономики сохранит жизнеспособность, как она будет переструктурироваться, выходить из депрессии, и когда, с какой интенсивностью начнет снова расти.
2. Внешним итогом последних полутора десятилетий стал резкий рост задолженности государства, корпораций и домохозяйств США. Каждая из этих трех составляющих уже примерно равна ВВП страны. Более того, задолженность нарастает гораздо быстрее темпов роста ВВП, т.е. быстрее роста доходов соответственно государства, бизнеса и населения (причем опережение темпов – многократное). Вернуть эти долги теперь уже можно только растянув график погашения на несколько десятилетий. Но сначала требуется остановить опережающее по сравнению с ВВП нарастание задолженности.
Можно, конечно, обесценить все эти долги путем высокой инфляции или откровенного дефолта, но это будет означать отказ от новых заимствований.
Сохранение сложившихся тенденций приведет к неясным, но очень серьезным последствиям. Минфин начал шантажировать Сенат дефолтом, само по себе это – знаковое событие, но и без этого вопрос о дефолте США все чаще и по разным поводам повисает в воздухе.
Совершенно неизвестно сможет ли американская экономика жить без притока новых кредитов. Есть впечатление, что сами эти кредиты стали своеобразным средством платежа в экономике США, и более чем серьезные подозрения, что кредитная система заражена финансовыми пирамидами: последующими кредитами прямо или косвенно погашаются предыдущие задолженности. Независимо от того, есть ли такая пирамида, отказ от привычного кредитного режима приведет к снижению спроса домохозяйств, спроса корпораций и замедлению капитализации компаний, что сократит и источники погашения кредитов. Внешне это проявится в заметном снижении показателей ВВП США, что спровоцирует цепную реакцию недоверия к его политике, и обострению ситуации с госдолгом. Причем счет пойдет не на единицы процентов снижения, а на десятки. Даже если темп роста кредитов вернется к какому-то нормальному уровню, то лишь в среднесрочной перспективе после обязательного периода небезболезненной перестройки системы расчетов, банковского сектора, фондового рынка и т.д.
В некоторых исследованиях отмечается рост доли скрытого невозврата кредитов потребителями. При отставании роста доходов от роста кредитов плохие долги домохозяйств будут только возрастать. До какого предела банки готовы относиться к этому спокойно? Хорошо бы также посмотреть динамику соотношения задолженности домохозяйств и уровня текущего потребления. Если темпы роста первого показателя кратно опережают темпы роста второго показателя, а, скорее всего, это так и есть, то со временем придется придумывать новые экономические теории о доминировании кредитных отношений в обществе потребления. Неясно, какой станет всеобщая риторика, если все эти задолженности вырастут еще в два-три раза. А в десять раз? У этой тенденции не может не быть естественных пределов. Хорошо бы оценить насколько близко американская (а на самом деле мировая) экономика к ним подошла.
Скорее всего, в ближайшем будущем начнет возрастать сопротивление среды к расширению «кредитных лимитов» по всем названным группам задолженности. Прирост задолженности на каждые следующие проценты станет обходиться все дороже и труднее.
3. Высока ли в США инфляция? Ответ на этот вопрос, как правило, «умеренная». В то же время вся статистика инфляции в любой стране опирается на сопоставление цен товаров-эквивалентов за какой-то период. В западном мире динамика обновления ассортимента потребляемых товаров настолько высока, что любая оценка инфляции становится субъективной. Телефон с «наворотами» стоит дороже телефона «без наворотов». Кредитная накачка потребления ведет не столько к росту цен на отдельные товары, сколько к сокращению срока потребления конкретных товаров, к приросту цен на новые товары, к переходу от менее качественных товаров к более качественным. В результате, есть подозрение, что на этом рынке происходит косвенная инфляция, выражающаяся в том, что стоимость более качественных товаров растет быстрее стоимости менее качественных. Разрыв в стоимости однотипных, но разнокачественных товаров становится неадекватно велик. Вся шкала цен в зависимости от качества продукции растягивается вверх. Выгоды от этого получают производители брэндов и работники с высокой оплатой труда.
На эту систему цен ориентируется материальное производство, и сокращение кредита приведет, как минимум, к сокращению доли спроса на дорогие и качественные товары, на приближение их цен к ценам менее качественных аналогов, т.е. больший «удар» придется по западной экономике и в меньшей степени от этого пострадают Китай, Индия и другие аналогичные страны. Так и так, ВВП США заметно снизится от замедления роста кредита.
В любом случае предшествующая динамика ВВП США содержала в себе и описанную выше косвенную инфляцию, и как это бывает со всякой инфляцией – нарастающим итогом. Если в самом благоприятном сценарии, сокращение кредита и задолженности домохозяйств будет сопровождаться самой антиинфляционной политикой, тренд роста ВВП вынужден будет опуститься ниже инерционной траектории. При том, что темпы роста этого показателя составляют в лучшем случае единицы процентов, велика вероятность его перехода на отрицательную динамику при простом замедлении кредитования американских потребителей.
Скрытая инфляция проявляется не только на потребительском рынке. Государство принимает на себя все большие обязательства по программам медицинского страхования будущих пенсионеров, гарантируя им растущий объем обслуживания. При том, что темп роста расходов бюджета отстает от роста обязательств, а сам он давно уже дефицитен, эти обязательства, так или иначе, обесцениваются.
4. Неизвестно, до какого предела остальной мир готов кредитовать все менее надежного кредитора. На что рассчитывали кредиторы до сих пор, и на что могут рассчитывать в перспективе? Есть несколько факторов, заставляющих их думать, что их вложения эффективны и надежны. Во-первых, авторитет и объем собственности и ответственности политического государства – лидера мировой экономики, в том числе авторитет военный. Во-вторых, рост капитализации корпораций, создающий иллюзию обеспеченности вложений собственностью и будущей прибылью. В-третьих, обеспеченность значительной части задолженности собственностью (недвижимостью, землей и т.п.), проданной в кредит и по лизингу. В-четвертых, азартное желание играть на рискованном, но доходном рынке. В-пятых, опасения того, что риск разрушения привычного порядка вещей страшнее потери безнадежно ссужаемого капитала.
Каждый из перечисленных факторов имеет свои пределы роста и влияния. Неясно, до какого предела Политическое государство США готово обеспечивать свои обязательства национальным богатством или исполнением регулирующих функций в глобальном мире. В любом случае объем доступных политическому государству ресурсов для погашения растущих обязательств ограничен и вряд ли растет быстрее ВВП страны. Имевший место скачок «наращивания» этих функций (а, следовательно, и их капитализации) за счет перехода к однополярному миру за последние полтора десятилетия добавил США немалый ресурс, но думается, он уже близок к исчерпанию, в любом случае вряд ли он растет быстрее суммы обязательств, и рано или поздно он будет исчерпан.
Ресурс всеобщего страха перед экономическим и политическим развалом глобальной экономики тоже перестает быть серьезным фактором сдерживания антиамериканской политики. Значительная часть арабского мира готова здесь идти до конца. Кроме того, в цепи: Югославия, Афганистан, Ирак, … Иран, право США на агрессию воспринимается миром все менее убедительно, а потенциальные жертвы начинают себя вести все более уверенно и вызывающе. Становится почти очевидно, что США смогут в лучшем случае выдержать еще один Ирак, но при этом продемонстрирует край своих возможностей – дальше начнутся откровенные военные поражения. И все это чувствуют – не случайно, Иран ведет себя так уверенно.
Опираться на указанные факторы надежности США-кредитора в долгосрочной и даже в среднесрочной перспективе как это следует из последующего анализа вряд ли оправданно. Другие факторы не очень видны и хорошо, если они есть.
5. Падение фондового рынка США.
Уже сегодня рост фондового рынка (и капитализация американских компаний) растут быстрее (в два раза в среднем за пятнадцать лет) чем ВВП США. Следовательно, растет разрыв между совокупной капитализацией бизнеса по ожидаемой (скажем, за 20 лет) дисконтированной прибыли и капитализацией по акциям. Учитывая, что и в росте ВВП есть изрядная доля (вклад, причем быстро растущий) фондового рынка, как одной из отраслей экономики, – реальные показатели по ВВП, рентабельности, прибыли еще ниже, что только усиливает указанный разрыв.
Таким образом, рост акций давно уже не ориентируется на прибыль и дивиденды, а во все большей мере – на ожидания дальнейшего роста. Да и инвестиции делаются не столько в проекты развития производства (хотя и таких еще немало), сколько в предстоящий рост капитализации бизнеса, т.е. в игру на фондовых рынках. Инвестиции в рост капитализации акций становятся более выгодными, чем инвестиции в рост предстоящей прибыли и поэтому растущий пузырь фондового рынка «перетягивает» на себя и все большие объемы инвестиций предназначавшихся развитию реального сектора, что еще в большей мере усиливает указанный выше разрыв. Подобная экономика не может не подтачивать свои основы.
У этой тенденции не может не быть предела. Рынок растет, пока на него приходят все новые деньги, но их объем тоже ограничен (фондовый рынок не может впитать в себя все деньги мира для обслуживания своего оборота, но и тогда они кончатся). За последние 15 лет оборот торговли акциями на биржах мира увеличился более чем в 80 раз (!). Даже сокращение скорости притока денег на фондовый рынок (а если совсем по-честному, – то сокращение ускорения, с которым сюда приходят деньги) остановит его рост.
Безудержный рост капитализации фондового рынка приводит к тому, что при уменьшении соотношения прибыли к капиталу снижается сам мотив к инвестициям. Если сумма приведенной прибыли на вложенный капитал становится меньше самого капитала, инвестиции должны прекратиться.
Вряд ли возможен период затяжной стагнации фондового рынка, когда не будет ни роста, ни падения. Мотив инвестиций «ради роста курса» быстро исчерпается, а мотив инвестиций «ради прибыли», во-первых, уже значительно подорван и, во-вторых, будет восприниматься с большей подозрительностью, разве, что капитал будет откровенно уходить на развивающиеся рынки. Но и в этом случае пользы американскому фондовому рынку будет немного. Заново второй мотив вырастет не сразу – из-за объективных и субъективных факторов на это понадобятся многие годы.
Если акции перестанут покупаться в привычном объеме, а продажи будут идти с прежней инерцией, то последние могут спровоцировать цепную реакцию спада. Но тогда, при переходе на рынок медведей, и якорей не будет – он качнется «с перехлестом» мимо возможной точки равновесия. По оценкам, он может упасть как минимум в несколько раз (оптимистичные прогнозы – в 2-3 раза; пессимистичные – в 5-6 раз и более) по всем основным индексам.
Неизвестно, что хуже. Если кризис (как обрушение фондового рынка) не произойдет в ближайшие несколько лет, то растущий пузырь фондового рынка будет все больше поглощать инвестиции, отнимая их от здоровой экономики, и генерируя скрытую инфляцию, фрагментацию рынков, застойную экономику, «советизацию» США, но такой вариант по всем параметрам отличается от анализируемого варианта в худшую сторону, и в данном тексте не рассматривается. В любом случае тот же кризис отложится или растянется на многие годы, и надолго задержит послекризисное оживление и оздоровление экономики, да и институциональной системы американского общества.
6. Конечно, падение фондового рынка не должно произойти равномерно для всех его сегментов. Оно, вероятно, будет структурным – сильнее упадут те акции, которые «надуты» больше других. Заранее определить какие из них относятся к этой категории нелегко, но, скорее всего, в их число попадут самые динамичные, молодые, быстро оборачивающиеся, более удаленные от реального сектора и от биржевой торговли акции с менее высоким отношением дивидендов к курсу. В любом случае консервативная часть акций не только удержит рынок на каком-то уровне, но и слегка выиграет от всеобщего падения.
Падение фондового рынка прямо не скажется на значительных сегментах американской экономики. Это компании, не котируемые на биржах или в системах аналогичных биржевой торговле (например, NASDAQ), не имеющие массового мелкого собственника и регулярного оборота акций. Косвенные угрозы для них от падения фондового рынка рассматриваются ниже.
Падение фондового рынка может привести не только к снижению уровня цен (курсов и биржевых индексов) на бумаги, но и, главное, к резкому снижению объемов торговли. Сворачивание оборотов фондового рынка может высвободить значительную денежную массу (а объем валютного рынка сам по себе вырос более чем в 6 раз за 15 лет), а также резко снизит потребность в кредите для операций на фондовом рынке. Все это приведет к появлению блуждающих масс горячих денег. Вряд ли возможно оперативно построить механизмы столь масштабной и к тому же регулируемой и селективной их стерилизации. Уже здесь проявятся серьезные факторы высокой инфляции.
7. Очень неустойчиво станет вести себя рынок производных бумаг. Даже на падающем рынке легко играть в сделки типа «пари», из которых он составлен. Однако, поворот рынка объемом по разным оценкам от 100 до 300 трлн. долл. (!) от растущих индексов к падающим (вокруг которых эти пари заключаются), а затем и любое его раскачивание в ту или иную сторону может привести к лавинообразным последствиям для многих сегментов финансовой системы. Во всяком случае, непредсказуемость рынка и «амплитуда» доходности на этом рынке подскочат – одни игроки резко потеряют, другие резко приобретут. Вся система хеджирования и страхования подобных рисков рассчитана на гораздо более узкие коридоры отклонений, и она не удержит игроков от потерь, да и сама не выдержит перегрузки. Многим столь рискованная игра покажется слишком опасной и, вероятно, обороты этого рынка начнут сокращаться, что только увеличит объем горячих денег и их инфляционное давление на другие рынки.
8. Рынок бумажной нефти.
Есть простая гипотеза, что рост цен на нефть «заразился» финансовыми пирамидами. Рынок товарных поставок энергоресурсов в своем ценообразовании ориентируется на свой очень узкий сегмент – нефтяных фьючерсов. Они в свою очередь подвержены всем болезням фондового рынка, который подталкивает эти цены вверх. Фактором их снижения должен был бы быть платежеспособный спрос потребителей продукта. Однако, сегодня его влияние на рынок искажено. Высокие цены на нефть выгодны тем, что доходы от ее продажи, так или иначе, превращаются в инвестиции, приходящие на кредитно–фондовый рынок США. Можно поднять цены еще в десять раз, но и тогда арабские шейхи будут приобретать бумаги американских корпораций, хранить их в американских банках, кредитующих американского потребителя. Наконец, доходы от добычи нефти в большей мере достаются ТНК, и обращаются на регулируемом ими рынке. Наоборот, рост цен отсекает Китай и других потребителей от благ «золотого миллиарда».
Падение фондового рынка вернет все эти процессы «на землю». Американские потребители от этого не выиграют и не проиграют ведь цены на нефтепродукты и доступность потребительского кредита балансируют друг друга. Сократится вклад оборота дорогой нефти в статистику ВВП США. Выиграет китайский потребитель и автомобилисты других развивающихся стран. Арабский мир опять проиграет, потеряв доходы от нефти, с одной стороны, и от инвестиций в фондовый рынок США, с другой.
9. Госдолг. К настоящему времени госдолг США достиг рекордных размеров и, скорее всего, будет расти дальше. Даже если падения фондового рынка до того времени не произойдет, процесс госзаимствований рано или поздно «упрется» в порог, когда новые выпуски бумаг не будут находить покупателей. Дело не только в объемных пределах рынка, но и в инфляционном обесценении доллара. Покупать надежные, но бесприбыльные госбумаги еще можно, но покупать убыточные и тем более заведомо убыточные – нонсенс. Уже сейчас Китай и другие страны Юго-Восточной Азии начинают отказываться от их приобретения (во всяком случае, в прежних масштабах), и это только начало. Придется повышать процент и/или расширять их принудительную продажу (например, зависимым от США режимам). И в том и в другом случае авторитет государства как плательщика станет снижаться и ситуация «непродажи» очередного выпуска госбумаг лишь отсрочится. Неизвестно, что наступит раньше – дефолт по госдолгу или падение фондового рынка, но любое из этих двух событий ускорит наступление другого.
10. Вероятнее всего, Политическое государство пойдет на все большее расширение принудительной продажи своих обязательств. Но за политическое принуждение нужно платить политическими обязательствами. Покупатели быстро научатся торговаться (впрочем, они уже сейчас это делают) и получать за свое лояльное поведение на рынке госдолга США все те дивиденды, которые их интересуют. Но это тоже исчерпаемый для США ресурс. Ведь прирост госдолга опережает прирост «реального объема ответственности» государства США в мире. С какого-то момента вместо реальных политических обязательств будут продаваться сомнительные и просто дутые обещания. Советский Союз шел по похожему пути, и в результате к моменту кризиса оказалось, что некогда влиятельное государство исчерпало себя и давно уже превратилось в высохшую скорлупу, пустую оболочку с воспоминаниями о былых возможностях. Как и в случае с СССР, прежние союзники – лояльные покупатели госбумаг (а в нашем случае – реципиенты других обязательств страны) после исчерпания политических ресурсов, которыми с ними расплачиваются, и, поняв, что дутые обязательства не оборачиваются реальными выгодами, превратятся в яростных противников прежнего покровителя.
11. Корпоративные облигации. Если акции упали, кто же будет покупать облигации этих же компаний. Все основные рейтинги облигаций существенно ориентированны на курс акций. Да и отдавать по сделанным выпускам облигаций будет непросто (хотя этот процесс может растянуться надолго в соответствии со сроками выплат), поскольку сократится кредит (компаниям, акции которых резко упали). А прежние кредиты тоже брались на волне подъема акций, и облигаций и часть из них не сможет быть выплачена. Рынок корпоративных облигаций упадет вслед за рынком акций, если до этого не начнется кризис на кредитных рынках и волна банкротств не приведет к его падению с этой стороны. Возникнет большое количество плохих долгов корпораций. Сокращение кредита может приобрести мультипликативный характер. Неполучение новых кредитов приведет к невыплате и последующему неполучению следующих.
Про рынок векселей и говорить не стоит. Он будет падать вместе с рынком облигаций. Захотят ли банки и ФРС их в этой ситуации учитывать и переучитывать, и до какого предела и на каких условиях они будут это делать, никто точно не знает.
12. Дутые корпорации. Падение курсов акций, рынка облигаций, появление плохих долгов, будут в своем падении поддерживать друг друга. Неважно, где именно начнется «цепная реакция» кризисных явлений, и какой будет ее геометрия. Обнаружится, что за предшествующие годы накопилась пирамида пустых обязательств. Кредиты брались фактически для прямой или косвенной игры на рынках акций и облигаций, что приводило к росту их курса, а этот рост помогал брать следующие кредиты. Объем надутости показателей выпуска продукции, рентабельности, прибыли оценить трудно, но, скорее всего, это не единицы, а десятки процентов в объемных показателях корпораций. Вырастут прямые убытки корпораций, а также вскроются значительные неявные убытки, спрятанные, т.е. покрывавшиеся игрой на кредитно-фондовой пирамиде. Играть на пирамиде было объективно выгоднее, чем заниматься производством и оно, естественно, выжималось в Мексику, Китай и т.п. Плохие долги корпораций в разной пропорции достанутся разным банкам. Там где концентрация их будет высока, банкротства банков станут более чем вероятны. А это цепочка финансовых ударов по всей их клиентуре.
Дефолты по долгам корпораций, реструктуризация обязательств, банкротства, тенденция разделения и даже растаскивания компаний на смену слияниям и поглощениям (ситуация аналогична концу 80-х в Советском Союзе). Вскроется многое в духе скандала с ENRON. Станет набирать скорость цепь все более частых скандалов, связанных с корпорациями. Возрастут напряжения между штаб-квартирами компаний и дочерними производящими подразделениями. Попытки переложить трудности «вниз», а прибыль для компенсации новых издержек притянуть «вверх», приведет к обострению отношений по вертикали управления-владения. Одновременно возникнут трения межгосударственные – с теми странами, где эти производящие подразделения расположены – Китай, Индонезия, Индия, Мексика, …, поскольку те начнут защищать своих работников, налоговую базу своих бюджетов и свои локальные рынки. За стабилизацию отношений тоже необходимо будет расплачиваться политическими ресурсами, дефицит которых (как это показано выше) будет как раз нарастать. Они, конечно, поторгуются, но откровенные кризисы будут усиливаться по мере исчерпания политических ресурсов, обмениваемых на этом рынке.
13. Прямые и вскрытые убытки корпораций приведут к заметному сокращению их расходов, в первую очередь по отношению к персоналу. Результатом политики экономии станут снижение оплаты труда, локауты, и заметное сокращение оплаты высшего менеджмента (выяснится, что последняя была гиперзавышена), что приведет напряжению на рынке труда, к снижению спроса, прежде всего, на качественные и дорогие товары и услуги.
Обвал в секторе корпораций прямо зависимых от фондового рынка, не сможет не сказаться на компаниях, прямо не зависящих от падения фондового рынка. Многие из них являются поставщиками товаров и услуг для ТНК, и примут на себя «вторую волну» и последующие волны конъюнктурных ударов, вызванных обрушением фондового рынка, либо иных финансовых рынков. Разрыв хозяйственных связей, невыполнение обязательств, нарушение ритмичности работы – картинка похожая на кризис советской экономики.
14. Растущее обременение корпораций собственными долгами; растущий пресс налогового бремени (поскольку государство само не в состоянии решить свои долговые проблемы, и рано или поздно начнет перекладывать их на население и бизнес); сужение новых источников заимствований и другие факторы начнут все с большей силой подталкивать к бегству капиталов из США. Оно будет происходить в самых разных формах, но главное в этом процессе, то, что из экономики США начнут уводить реальные активы и бизнесы, предпочтительно за рубеж из-под юрисдикции США, оставляя долги и обременения на бросаемой части бизнеса. Поскольку далеко не все активы можно таким образом спасти, начнутся процессы разделения, «кромсания» бизнеса, и чем быстрее будет идти такой процесс, тем хаотичней и беспорядочней будет разделение бизнеса, вычленение из него отдельных частей. Целостность и слаженность бизнесов будет быстро теряться. Их стоимость и так упавшая из-за фондового кризиса будет еще более снижаться из-за описанного в данном пункте процесса. Ажиотажные продажи усугубят и без того быстрое падение совокупной стоимости бизнеса США.
Процесс выведения активов из экономики США сам по себе будет нарастать, но он же будет усиливать конфликт «бизнес-государство», который в свою очередь станет подстегивать и без того быстрое бегство реальных капиталов из США.
Самый главный и наиболее интересный вопрос здесь: куда будет бежать американский бизнес. Ответов несколько – Европа, Россия и страны СНГ, Китай, Австралия, Латинская Америка, Африка. Вопрос не в том, чтобы убежать из США, а в том, чтобы прижиться на новом месте, и при этом не попасть под распространяющуюся по всему миру «ударную волну» американского кризиса.
15. Падение фондовых рынков и появление горячих денег приведут к спросу на «товары-убежища», средства тезаврации, прежде всего на золото (уже сейчас в предощущении кризиса его цена выросла за несколько лет более чем в три раза), драгоценности, марки, антиквариат, произведения искусства. Их нервозный поиск приведет к тому, что часть горячих денег вызовет рост спроса, а затем и рост цен на многие группы реальных товаров (в советское время у нас бы бросились покупать соль и спички), землю и недвижимость.
Все это означает скачок инфляции, в том числе на товарных рынках. Усиливать ее станут многие факторы. Начавшись в небольших очагах, она быстро заразит все товарные рынки. Обесценивание доллара может спровоцировать возврат долларовой наличности из-за рубежа на внутренний рынок США. Инфляция быстро превратится в гиперинфляцию.
Даже перечисленные «землетрясения» на финансовых рынках выдержат не все банки – одни обогатятся, другие обанкротятся, но этим неприятности для банков не окончатся. Многие из них окажутся в неприятном положении еще и потому, что их собственные акции потеряют в весе, а, главное, часть активов (завязанных на фондовые рынки) обесценится.
В первую очередь это относится к участию банков в операциях секьюритизации активов (именно здесь финансовые пузыри надувались быстрее всего). Ценные бумаги, эмитированные под обеспечение кредитами банков, которые в свою очередь выданы под обеспечение ценными бумагами и т.д. в разгар фондового кризиса становятся не только самым уязвимым его сегментом. Но и тянут за собой цепную реакцию обесценения и самих бумаг, и банковских активов.
16. Рынок недвижимости окажется в ножницах разнонаправленных тенденций. С одной стороны, на него придут горячие деньги, которые будут вздувать цены вверх, и часть недвижимости превратится в «товары-убежища». С другой стороны, появятся вынужденные продавцы, поправляющие свои упавшие дела распродажей имущества. С третьей стороны, инфляция обесценит доходность операций на рынке. С четвертой стороны, возрастет риск невозврата средств по тем объектам, которые были проданы в кредит и у пользователей кончились источники средств к их погашению. В последнем случае объекты перейдут к залогодержателю, но если он выставит их в массовом порядке на продажу, рынок припадет. Все эти процессы будут разворачиваться несинхронно, раскачивая соответствующие рынки.
17. Падение фондовых индексов, курсов акций госбумаг, приведет к тому, что в соответствующей пропорции (предположительно в несколько раз) сократятся пенсионные накопления граждан США и всего западного мира, поскольку пенсионные фонды держат портфель своих резервов именно в фондовых бумагах. Обиженные электораты предъявят правительству свои претензии, и те начнут лавировать между усилением популизма в своих решениях и возрастанием дефицита бюджета. (Пример волнений во Франции не утешает). Усиливать этот фактор будет то, что в ближайшие годы поколение американских бэби-бумеров начнет выходить на пенсию и предъявит повышенный объем требований к пенсионной системе и к системам медицинского страхования, обязательства по которым в последние годы только увеличивались.
18. Потребительский кредит.
Инфляция приведет к тому, что значительная часть товаров, купленная населением в кредит останется у него на руках, и производители не получат причитающихся им средств в адекватном объеме (кредиты не будут возвращены, либо возвратятся в сильно обесцененном из-за инфляции виде), а суммарные долги домашних хозяйств сегодня уже сопоставимы с объемом ВВП США. При этом и сама система потребительского кредитования начнет сворачиваться. Все это потребует как минимум перестройки инфраструктуры потребительского рынка, и, конечно же, перестройки всей банковской деятельности в этой сфере, которые будут происходить на фоне серьезного относительного (с учетом высокой инфляции) снижения объема потребления.
Американский потребитель окажется практически без средств к существованию (кредиты не вернет, но и новые не получит, зарплата невысока, а гиперинфляция ее съедает, доходы от фондового рынка, в том числе пенсии резко упали, страховщикам не из чего делать выплаты – ведь их резервы тоже обесценились, сбережений практически нет, а те, что есть, оказались в ненадежных банках, правительство не выполняет социальные обязательства). Во всяком случае, уровень жизни здесь резко снизится, а претензии к правительству повысятся.
Начнет сокращаться ценовой разрыв между качественными и массовыми товарами. Появятся сдвиги спроса от дорогих качественных товаров к «дешевым калошам».
19. Очень трудно оценить уровень, до которого сократится объем ВВП США в результате всех перечисленных событий. Вероятней всего, спад будет не на проценты, а в разы, причем оценка десятикратного падения не кажется маловероятной. Даже, если под действием отдельных из перечисленных причин, первая волна спада составит лишь 10-20%, за этим последует цепная реакция серьезного снижения доверия к американской экономике, и процесс притока капитала сменится его оттоком. В результате снижение ВВП приобретет характер положительной обратной связи: спад будет поддерживать отток капитала, а отток капитала сократит источники кредитования домохозяйств и корпораций, а также финансирования дефицита госбюджета. Это, в свою очередь, будет создавать новые стимулы для дальнейшего спада (снижается спрос, падают показатели выпуска, растут убытки, снижается капитализация компаний). График снижения ВВП может приобрести слишком инерционный характер, и он упадет даже ниже возможной точки нового равновесия.
20. Снижение стимулов к инвестициям и инновациям – очевидный результат описанных выше процессов. По некоторым симптомам – это не завтрашний, а уже сегодняшний день – процесс уже начался, хотя и не так очевиден. Он проявляется в том, что все большая доля инноваций носит уточняющий, а не прорывной характер. В перспективе, как и в Советском Союзе система НИОКР окажется одной из первых жертв кризиса. Под большим вопросом сохранение системы защиты интеллектуальной собственности, защиты товарных знаков, и, наоборот, все более привычной станет массовая пиратская продукция – не в развивающихся странах, а в самих США.
21. Новизна ситуации для США и Западного мира будет состоять в том, что на смену сбалансировавшейся, притертой системе товарно-денежных потоков придет турбулентная экономика с брожением горячих денег, обилием плохих долгов и цепными реакциями нарушений дисциплины обязательств – часто вынужденных, совсем даже не злонамеренных. Резко вырастет неопределенность поведения экономических агентов, и возрастут риски для всех даже добропорядочных, самых консервативных участников экономической деятельности.
Система трансакций, вся инфраструктура потоков вокруг фондового рынка, банковских операций по кредитованию оборота фондового рынка, потребует перестройки и избавления от деформаций, и искажений, накопившихся от обслуживания большой финансовой пирамиды.
Долгие годы и даже десятилетия посредническая система экономики США «выстраивалась» не столько на рост ВВП, сколько на повышение капитализации бизнеса, путем безудержного наращивания финансовых кругооборотов. Второй процесс давно уже идет с заметным и все большим опережением по сравнению с первым. Более того, все большая доля ВВП создавалась не ростом производства товаров и услуг в реальных секторах экономики, а оборотом посреднических услуг, все более заражаемых инфляцией обязательств и образованием финансовых пирамид. Теперь, когда начинает рушиться именно посредническая система, обнаружится, что и сам реальный ВВП слишком мал для обеспечения привычного образа жизни. Даже его сохранение на этом «ужасающе» низком уровне невозможно, поскольку требует новой посреднической системы, которую еще предстоит построить, а на это требуются деньги, силы, время.
Ситуация аналогична советскому кризису. Здесь тоже посредническая система превратилась в монополизированную и «тесно сплетенную» с государством, посредническая монополия стала порождать финансовые пирамиды в инвестиционной сфере, а их развитие стало упираться в потолки, в границы соответствующих рынков (все пирамиды растут с ускорением или падают), что привело к лавинообразному разрушению в экономике – см. мою книгу «Институциональные условия и факторы модернизации российской экономики» (2002 г.).
22. Расходы государства тоже окажутся в своеобразной вилке. Рано или поздно оно не сможет в полном объеме выполнять все свои обязательства даже в текущем, консервативном режиме. Под большим вопросом выполнение социальных гарантий. А еще есть армия, полиция, заповедники, суды… А потребность в сильном государстве в критический период развития страны как раз возрастет.
Рост налогов – а куда от него деться – при таком дефиците бюджета приведет к очевидному бегству налогоплательщиков, что только усилит проблемы платежеспособности государства.
Начнется рассогласование бюджетной политики штатов. А возможно и рассогласование эмиссионной и кредитной политики ФРС. Под большим вопросом сохранение целостности территории государства США. Север, Юг и Запад страны могут пойти в разные стороны. У нас тоже мало кто предполагал возможность отделения Украины, но и катастрофического в этом тоже ничего не оказалось.
23. Судебно-правовая система может не выдержать участившихся скандалов типа ENRON, мародерства и прочих проявлений кризиса (пример – Новый Орлеан, где мародеры стреляли в вертолеты спасателей). Многие дела зависнут из-за возросшего количества исков, а другие будут решаться несправедливо.
Обществу придется пережить и кризис доверия к судебной власти. Резко обострятся не только претензии к правительству, но и друг к другу, всколыхнутся успокоившиеся до времени межэтнические конфликты, разборки с иммигрантами и, наоборот, иммигрантов с коренными, вырастет преступность, наркомания, все откровенные формы дезадаптивного поведения. Большая доля населения страны быстро (по историческим меркам) перейдет из более чем благополучных в маргинальные слои населения. В любом случае государству потребуется более дорогая полиция, а средств на нее как раз станет гораздо меньше. Вырастут теневой рынок оружия и рынок наркотиков. Повысятся показатели уличной преступности и потребления алкоголя. Социально-психологический шок.
Несмотря на то, что до сих пор сильное государство сдерживало многие угрозы, часть из них все же реализовывалась как системные проблемы в стране. Это, например, неконтролируемая миграция с юга, и распространение испаноговорящего населения, арабские террористы, активность которых не ослабевает, рост «чайна-таунов», живущих практически по собственным законам. В случае банкротства государства все эти и многие другие аналогичные процессы буквально «взорвутся» и примут практически неуправляемый характер. Территория США может превратиться фактически в зону глубокого гуманитарного кризиса. Начнет расти эмиграция из США, в том числе реэмиграция наших соотечественников в Россию. Беженцы из США – сегодня еще трудно такое предположить, но и к этому нужно быть готовым.
Представить себе очередные выборы в такой стране и тем более спрогнозировать их результаты очень трудно. Если кризис произойдет до выборов 2008 года, то авторитетной силой в стране еще останутся военные и силовики. Если к 2012 – и их авторитет может быть уже исчерпан, особенно после унизительных военных поражений, начиная с Ирака.
Раздел 2. Передел мира.
1. «Америка на продажу».
Экономическое и внутриполитическое банкротство государства, описанные выше автоматически превратятся в глобальное банкротство правительства и государства США. Расплачиваться за долги будет буквально нечем.
В случае описанного выше кризиса, а возможно и в предвосхищении его, накопленные и откладывавшиеся претензии к стране начнут быстро предъявляться, их «реструктуризация» будет заведомо невыгодной из-за инфляции и на денежных рынках и на рынках всевозможных обязательств политического государства США. Может возникнуть даже соревнование – кто раньше и громче предъявит свои претензии, тот может выгадать по сравнению с остальными «кредиторами». Такая конкуренция лишь ускорит и углубит кризис.
Политические обязательства имеют вес и силу лишь в стабильном уравновешенном мире, когда они образуют целостную систему, дополняя друг друга. Тогда способность к их выполнению ни у кого не вызывает сомнения – их «курс» как у надежных бумаг высок. Когда же обязательства начинают противоречить друг другу или выполняться с все большими оговорками, их «курс» падает, и вся система начинает трещать по швам.
Истратив реальные политические ресурсы, США начнут (а может быть давно уже начали) все больше пользоваться «дутыми». Шантаж со стороны государства США перед кризисом будет возрастать и от того, каким будет шантаж, зависят предстоящие новые обиды и реакции тех, кого они нашантажируют за оставшееся время. Иран, Сирия, ОАЭ. Даже самые ближайшие и лояльные союзники окажутся под серьезнейшим политическим давлением, и к моменту кризиса страна окажется буквально в одиночестве.
Авторитет государства США и доверие к нему не только экономические, но и политические упадут, а с ними и признаваемое всеми право США определять вопросы мирового политического и экономического порядка, и, следовательно, получать за это высокую политическую ренту.
Так или иначе, США придется смириться с введением по отношению к их стране и экономике «внешнего управления» - банкротство, так уж банкротство.
В то же время немалая часть экономического потенциала США сохранится и станет опорой их будущего роста. Это значительный по объему и уровню развития реальный сектор – сельское хозяйство, машиностроение, металлургия, другие отрасли материального производства, мощная технологическая база, университеты. Заведомо сократится сфера услуг для населения, но сохранится многое из того, что связано с сервисом, производственной и транспортной логистикой, информационными сетями, космосом, авиацией. Еще очень и очень долго важными факторами влиятельности страны будут оставаться их ВПК и вооруженные силы. И также как в 90-е годы мир всерьез считался с российским ядерным потенциалом, в годы предстоящего кризиса все будут более чем серьезно относиться к американскому ядерному оружию.
2. «ТНК против США».
Даже не фактическое, а еще только приближающееся банкротство политического государства США приведет к возникновению и разрастанию серьезного конфликта между государством и бизнесом, в первую очередь – ТНК. Такой конфликт будет проходить в двух плоскостях: а) рост налогового и регулирующего пресса на эти корпорации, что будет стимулировать их уход из-под юрисдикции государства; и б) перекладывание обязательств и раздел ответственности за неудачные решения последних лет и за предстоящие заведомо непопулярные решения и действия.
Тут тоже прослеживается аналогия с СССР – отраслевые министерства победили центральную власть, но потеряли взаимную балансировку своих стратегий, а потом были разобраны по частям с потерей целостности и далеко не самым оптимальным способом.
Для самих ТНК, как описано в первом разделе, возрастут риски их развала из-за конфликтов штаб-квартир и производящих подразделений. Капитализация компаний упадет, спрос на реальные товары начнет снижаться, но при этом сдвигаться к более дешевым позициям, т.е. в пользу китайского производства и производства других развивающихся стран, где расположены многие производящие подразделения компаний. Все это только усилит напряжения по вертикали ТНК. В результате, ТНК будут оказывать сильное давление на политическое государство США с тем, чтобы оно защищало, отстаивало их интересы в странах размещения указанных производящих подразделениях, но у него уже не будет на это достаточных ресурсов.
3. Проблемы и ресурсы развития стран «золотого миллиарда».
Финансовые системы названных стран и США плотно переплетены, поэтому американский кризис сразу же станет европейским и японским. В то же время его глубина здесь окажется не такой как в США. Объем своих долгов и обязательств здесь тоже высок, но ниже в несколько раз. Обесценение евро, фунта и йены тоже имеет место из-за их привязки, хоть и не жесткой, к доллару, но такое обесценение не зашло столь далеко. Они к счастью для себя не распространились по всему миру в сопоставимых с долларом масштабах. Крушение пенсионной системы в этих странах тоже произойдет, поскольку ее резервы в значительной мере размещены в государственных бумагах США и акциях все тех же транснациональных компаний, но там выше доля европейских и соответственно японских акций и бумаг, которые менее «надуты». Европейские и японские компании имеют больше шансов выстоять в кризисе, они меньше оторваны от реального производства, имеют значительно меньшие долги. Масштаб рынков секьюритизации и производных бумаг здесь на порядок ниже, чем за океаном, а именно они внесли немалый вклад в нарастание финансовой пирамиды на фондовых рынках. Европа и Япония не заняли лидирующей роли в мировой политике и поэтому сумма их политических обязательств на порядки ниже обязательств США, хотя тоже имеет место. Более сдержанная европейская внешняя политика последних десятилетий позволит странам региона в целом сохранить позиции в системе международных отношений, лишь частично потеряв в них свою роль.
Следует также отметить, что европейские государства традиционно берут на себя высокие социальные обязательства, выполнение которых окажется под вопросом, конфликты населения с правительствами, а также иммигрантов с коренным населением здесь тоже будут. Последствия кризиса, перечисленные выше для США, здесь тоже проявятся, но в гораздо более мягкой форме. Кроме того, высоки станут риски активизации старых конфликтов – баски, Северная Ирландия, Балканы…
В то же время, перечисленные страны имеют более глубокий исторический опыт кризисов и поражений в войнах, чем США, их более сложная культурная традиция поможет их народам менее нервозно встретить удары судьбы и быстро выстроить механизмы компенсации, перераспределения потерь, избежать особо острых и отвратительных проявлений кризиса.
Япония сумеет выдержать надвигающийся кризис в еще более мягкой форме, чем Европа, поскольку эта страна лишь недавно пережила свой кризис и десятилетнюю депрессию, пусть не очень глубокие по меркам надвигающегося «шторма». Значительная часть обязательств здесь благодаря этому уже сокращена. Гораздо более серьезными для Японии будут не внутренние, а внешние проблемы из-за высокого объема контролируемой японским бизнесом собственности за рубежом.
@темы: ликбез, РФ, есть мнение, памятка, прогноз
Сегодня огромный экспорт Китая поддерживается кредитами США и в значительной мере спросом этой страны. Накопленные валютные резервы – это в основном доллары и госбумаги США. Низкая стоимость рабочей силы позволяет рассчитывать на импорт из развитых стран инвестиций в нетрудосберегающие проекты. Качество продукции значительно ниже европейского. Наоборот импульсов к внедрению научно-технического прогресса трудосберегающего типа здесь нет. Стимулы к росту стоимости рабочей силы невысоки и по мере такого роста подрываются основные конкурентные преимущества страны, построенные на дешевой рабочей силе. В силу этого внутренний спрос в стране растет гораздо медленнее, чем внешний. Финансовая система, фондовые рынки страны успели заразиться от западных финансовых пирамид, но процесс этот зашел еще не так далеко, как там.
Индия во многом повторяет путь Китая, но с заметным отставанием по времени и по масштабам. Похожие модели реализуются в ряде других развивающихся стран.
В силу перечисленных обстоятельств, американский кризис окажется для китайской экономики (а также индийской и аналогичных им развивающихся стран) далеко не безболезненным. Будут и обрушения финансовых рынков, и банкротства, ориентированных на экспорт предприятий, и снижение темпов роста экономических показателей. Да и валютный запас окажется сильно обесцененным (а если избавляться от него заранее, например, превращая в инвестиции в экономику, то можно ускорить дефолт в США – ведь Китай является серьезным покупателем американских госбумаг). В то же время Китай может рассчитывать на то, что общее снижение потребительского спроса, во-первых, ударит в большей мере по более дорогим и качественным сегментам, во-вторых, произойдут сдвиги в сторону замещения качественных дорогих товаров менее качественными дешевыми аналогами. В отличие от развитых стран, Китай сможет пойти даже на заметное снижение цен на свою продукцию из-за низкой стоимости рабочей силы.
В то же время следует подчеркнуть, что глобальный кризис «ударит» по китайской экономике и с другой стороны. Отлаженная система массированных товарных потоков потребует серьезной перестройки. Спрос на товары будет структурно меняться и нынешние потоки даже, если объем спроса на дешевые китайские товары сохранится, должны будут активно перестраиваться, переструктурироваться, дробиться на более мелкие потоки. Все это ведет к росту издержек обращения, но это решаемая проблема, хотя потребуются серьезные дополнительные затраты.
Безусловно, Китай в период ослабления глобальных институтов и разрушения системы международных обязательств США сосредоточится на укреплении своей роли в регионе и первой же целью станет Тайвань. Более чем вероятными станут также его (небезуспешные) усилия по установлению активных позиций в нефтедобывающих регионах (прежде всего, – на Ближнем Востоке), для решения наболевших энергетических проблем. Военно-политические успехи страны могут помочь и без того терпеливой нации выдержать основные минусы кризиса и ждать его положительных последствий.
Предположительно, политика Китая станет достаточно стабилизирующим фактором мировой политики – сдержанность и умеренная агрессивность позволит занять этой стране более серьезные стратегические позиции в будущем устройстве мирового порядка, но и внутренних экономических проблем, требующих оперативного решения будет у них немало.
Фактор китайских чайна-таунов и индийских диаспор по всему миру тоже следует принимать во внимание, хотя оценить его еще трудно.
Россия и, кстати, страны СНГ, уже прошли тот же кризис, который надвигается на развитые страны. Глубже или слабее был наш кризис, определяется не масштабами экономики, а запущенностью финансовых пирамид, перегретостью рынков и, главное, систем обязательств. Судя по описанию, данному в первом разделе, американский кризис окажется гораздо болезненней для их страны, чем советский для наших стран. Однако, рисунок кризиса, причины, логика его разворачивания и преодоления во многом похожи. В результате нашими ключевыми конкурентными преимуществами становится то, что мы свой кризис уже прошли, а они к своему – еще только приближаются. В этом смысле мы впереди них примерно на двадцать лет. Это преимущество не будет существовать вечно, и реализовать его можно лишь в среднесрочной, максимум в десятилетней перспективе. Конечно, непосредственные воздействия от финансовых потрясений в Америке, разрушения системы международных обязательств, колебаний мировых товарных рынков, изменений направленности миграционных потоков, достаточно болезненно заденут российскую экономику. В то же время есть основания полагать, что она уже достаточно крепка, чтобы не просто выстоять в таком шторме, но и значительно усилиться, став своеобразным убежищем для здоровых экономических сил мировой экономики, и расти дальше, в том числе благодаря и этому фактору. Следует также добавить, что по сравнению с Китаем, а также Индией и другими аналогичными странами, Россия имеет преимущество в том, что здесь более развитый внутренний рынок и соответственно более самодостаточная экономика, чем у них. Она имеет большие стимулы к развитию, чем развивающиеся страны, вынужденные, как уже отмечено выше, импортировать технический прогресс.
Подробно тема прогнозирования российского развития раскрывается в следующем разделе, поэтому здесь лишь обозначена.
Важно, подчеркнуть, что никто не гарантирует нашей стране успех на этом пути, но шансы высоки, и хорошо бы суметь распорядиться ими. Если эти шансы будут реализованы, Россия может занять одно из лидирующих мест в установлении и обеспечении нового мирового порядка (конечно, он окажется эффективен, только, если будет приемлем для всех, а не навязан другим странам), а, следовательно, - в будущей мировой экономике. Выигрышной стратегией станет не столько борьба за расширение своего влияния, сколько проведение политики обеспечения равновесия и стабильности в мире. Принятие на себя ответственности за судьбу всех – трудная задача, но «приз» в ней – реальное политическое лидерство, оборачивающееся многообразными экономическими выгодами и успехами. Скорее всего, никакая отдельная страна не сможет решить такую задачу самостоятельно – понадобится объединение целого ряда стран, но в таком объединении важно получить весомую долю участия.
Страны СНГ и частично – Восточной Европы, оказавшись без поддержки США, да и не очень интересные Старой Европе, вынуждены будут искать новые точки опоры. Очень вероятно усиление их интеграции вокруг России. Тем более, что перед лицом мирового кризиса окажется, что их проблемы и возможности больше похожи на наши, чем на европейские, поскольку из советского кризиса они и мы уже вышли.
6. Латинская Америка.
Страны этого регион многократно за последние десятилетия проходили через свои кризисы, тем не менее, перегрев их экономик обязательствами быстро нарастал заново, и сейчас тоже имеется. В большом кризисе, этот перегрев тоже скажется на странах региона, а в остальном их шансы похожи на российские, хотя и меньше по масштабам, а также без ядерного щита и имперских амбиций. Кроме того, здесь слишком широки маргинальные слои населения, что, соответственно, мешает развитию среднего класса и росту внутренних стимулов к техническому прогрессу. В каком-то смысле к ним наполовину подходит сказанное выше о России, наполовину – о Китае или Индии. Нужно отметить и такие вероятные пути развития событий, как оживление колумбийкой наркомафии, с расширением поставок ее продукции потребителям в развитых странах.
В целом, Латинская Америка – одна из самых малопредсказуемых линий кризиса и тем более послекризисного развития.
7. Арабский мир.
Экономическое и политическое банкротство США отпустит, даст выход накопившейся агрессии арабского мира. Однако, ни возможные серии казалось бы успешных терактов, ни вероятное расширение границ арабских стран не приведет к их счастью и процветанию. Потеряв большого общего врага, арабский мир окажется перед лицом старых религиозных междоусобиц.
Усиливать внутренние распри будет их собственный экономический кризис, ключевым фактором которого является потеря огромных активов, размещенных в ценных бумагах и в банках западного мира. Накапливавшаяся десятилетиями нефтяная рента может «улетучиться» в течение нескольких лет, если не месяцев или недель. Богатства шейхов станут иллюзорными. Текущие доходы от продажи нефти могут упасть из-за обвала рынка бумажной нефти (см. предыдущий раздел). Собственная экономика этих стран слишком слаба и патриархальна, чтобы стать их опорой в кризисе. Даже доходы от туризма упадут, с одной стороны, из-за уменьшения спроса со стороны западного потребителя, с другой, - из-за общего снижения безопасности для туристов.
Более чем вероятно и то, что в такой ситуации сюда за нефтью придет Китай, и он-то наведет порядок покруче американского. При этом Китай будет заинтересован и в ослаблении арабских режимов междоусобной борьбой, т.е. будет ее даже подогревать, и в значительном снижении цен на нефть, с тем, чтобы привести их в соответствие с ценами своего внутреннего рынка и стоимостью своей рабочей силы.
Конечно, вектор агрессии арабских стран будет направлен и на их заклятого врага – Израиль. Последний, вероятно, лишится привычной финансовой поддержки из США, и «спасти» его сможет лишь то, что финансовые проблемы арабского мира станут еще хуже, чем у этой страны. Однако, «боевые» действия здесь будут самые ожесточенные и бескомпромиссные. Их исход пока заведомо непредсказуем.
Это, в свою очередь, приведет к ряду существенных последствий для пересмотра системы организации мирового порядка. Во-первых, процессы передела мира создадут серьезные мотивы к изменению векторов влияния и сфер интересов ключевых мировых игроков – стран претендующих на усиление своей роли в новом (многополярном) мире. Во-вторых, неопределенность результатов подобной борьбы и в целом перестройки мировых потоков товаров, труда, капитала зададут некоторую непоследовательность и хаотичность действий и политик названных стран. В-третьих, новые обязательства будут формироваться очень медленно, доверие к ним будет устанавливаться заново и очень осмотрительно, короткие обязательства будут легче приниматься во внимание, чем средне- и тем более долгосрочные, в-четвертых, перечисленные обстоятельства обязательно проявятся и в сферах оборота реальных товаров, структуры их потоков, потому, что вместе с разрушением системы финансовых обязательств пострадает и система финансовых расчетов. Изменится также направленность и структура миграционных потоков, на какое-то время сократятся инвестиции, и затормозится научно-технологическое развитие. Зато оживятся рынки вооружений.
Конечно, обострятся все старые локальные конфликты и появятся новые. Индия-Пакистан, Афганистан-Узбекистан, Курды-Турция, Фолклендские острова, а также многие другие – и политические сдержки-противовесы ослабнут, и борьба за сырьевые ресурсы войдет в новую фазу передела сфер влияния в мире. Карта таких «боевых действий» тоже пока непредсказуема, поскольку в них будет много субъективного.
9. По логике любого кризиса после его острой фазы наступит продолжительная депрессия. Предположительно, она растянется на несколько лет – от 5 до 15. В это время проявятся обычные для всех периодов депрессии симптомы – спад (мирового) производства, снижение уровня потребления, рост безработицы, повышение преступности. В то же время следует понимать, что речь пойдет не просто о новой Великой Депрессии в США по аналогии с имевшей место примерно 80 лет назад. Это будет депрессия мировой экономики и если тогда сильное правительство Рузвельта смогло предложить и осуществить программу выхода страны из кризиса, то тут проблемы и конфликты приобретут межстрановой характер. Никакие международные институты не смогут выступить организаторами подобной программы, а отдельные государства не будут иметь в ней «контрольного пакета». В силу этого преодоление депрессии будет идти достаточно спонтанно, не очень последовательно, и, конечно, как потом окажется, не самым рациональным способом.
Основным содержанием этого периода станет выстраивание новой системы разделения труда и специализации стран и регионов, а также сохранение и переформатирование глобальных институтов, в первую очередь ООН. Для этого потребуется серьезная перестройка, рекомбинирование мировой экономики. Система товарных потоков будет трансформироваться вслед за сдвигами спроса и по регионам, и по группам товаров. Система расчетов будет следовать за изменениями потоков товаров, и перестраиваться в ответ на взвинчивающуюся инфляцию. Логистика хозяйственных связей и транспортных потоков тоже начнет сдвигаться, переформатируя устоявшуюся систему контрактов на новых поставщиков и потребителей. Вслед за товарными потоками и перемещениями активов и бизнесов, со своей инерцией будут перемещаться работники, но ведь не коллективы предприятий. Поскольку все эти и многие другие потоки имеют разную инерцию, требуют формирования своих каналов и инфраструктур, должны отлаживаться и притираться друг к другу на новых местах все они будут происходить с высокими издержками, рисками, потерями и, главное, - довольно медленно.
Собственно именно аналогичные процессы и были содержанием реформирования российской экономики в 90-е годы, и выстраивание новой посреднической сферы, умеющей выполнять подобную работу для общества и экономики эффективно и с низкими издержками, стало самым «горячим» рынком в стране. Аналогично одной из сверхзадач периода депрессии станет перестройка всей системы трансакций с обслуживания фондового оборота на обслуживание оборота реальных товаров. Именно из-за высокого мультипликатора трансакционных издержек депрессия и в России (в 90-е годы), и в мировой экономике после описываемого кризиса растягиваются на столь продолжительное время.
Конечно же, Большой приз такой перестройки – кому достанутся технологические секреты обанкротившихся корпораций. Важно не кто их продаст, а кто и насколько дешево приобретет и сможет ли воспользоваться. Главная трудность заключается в том, что эти активы всерьез начнут играть не сразу, а по выходе мировой экономики из кризиса и начале нового оживления и подъема.
Перестройка экономическая будет происходить на фоне политического передела мирового порядка (и усугубляться этим). Самый серьезный ресурс дележа – ответственность за стабилизацию и формирование нового политического порядка.
Стабилизирующими мировой кризис факторами станут Китай, Россия, Индия, Латинская Америка, Европа. Вероятно, именно они будут выстраивать новый каркас будущей мировой экономики. Тот, кто в наибольшей мере сможет повлиять на стабилизацию в мировой политике и экономике, получит наибольшую и наилучшую часть политических ресурсов следующего периода мирового развития.
10. Пережив депрессию, мировая экономика рано или поздно перейдет в фазу оживления и подъема. При этом темпы роста послекризисной экономики (во всяком случае, в странах лидерах роста) окажутся весьма высокими, и будут достигать двузначных показателей. Некоторые рынки или их сегменты будут расти кратно в год. Отдельная и очень интересная задача – дать структурный портрет будущей экономики, но это задача для других исследований. Важно лишь подчеркнуть, что новый подъем мировой экономики будет происходить, скорее всего, на новых технологических и логистических основах и довольно долго в многополюсном мире.
1. Экономический рост, наблюдавшийся в России последние 7-8 лет, оказался для многих неожиданным и не планировавшимся процессом. Во многом он происходил под действием стихийных рыночных сил, связанных с удачной конъюнктурой нефти, притоком спекулятивных капиталов с мировых рынков на фоне циклического кризиса в развитых странах, просветлением теневой экономики, а также высвободившимися в результате предшествовавших реформ силами саморазвития экономики (конкуренция, предпринимательская активность, новые рыночные технологии) и другими аналогичными причинами. Эти факторы и определили логику построения воспроизводственной модели экономики данного периода. Ее стержень – контроль за получением и перераспределением сырьевой ренты, дополненный системой государственного капитализма в крупном бизнесе и расширением государственных расходов на социальные программы.
В то же время рост ВВП за счет сырьевых отраслей на уровне примерно 7% в год возможен лишь на ограниченных временных горизонтах, когда цены на сырье повышаются сравнительно высокими темпами, либо происходит активное расширение добычи сырья. И та и другая возможности ограничены мировым спросом на сырье и условиями его добычи. К настоящему времени они перестали давать импульс к развитию сырьевой экономики, хотя и поддерживают пока высокий уровень получаемой страной сырьевой ренты. На длительных горизонтах можно надеяться лишь на то, что сырьевые отрасли обеспечат в лучшем случае 2-3 % роста ВВП.
Следует подчеркнуть, что сырьевая рента гарантирует не высокую зарплату (для всего остального населения, не вовлеченного в отрасли добычи, переработки нефти и инфраструктуры, обслуживающей эти отрасли), а только лишь – предпринимательский доход и высокие расходы бюджета на социальные программы. В силу этого, она стимулирует развитие патерналистских настроений, создает лишь слабые импульсы для предпринимательской активности и развития конкуренции, не способствует снижению дифференциации доходов, а даже усиливает ее, и поэтому не в состоянии решить проблемы, накопившиеся в стране и осознаваемые обществом как приоритетные. При условии сохранения долгосрочного доминирования такой экономики будут расти риски вытеснения активной части трудового потенциала и, главное, молодежи из страны в поисках более интересных сфер реализации своих возможностей.
Для сравнения – аналогичный отток молодежи из российской деревни происходил в годы урбанизации. Его результат всем известен – старики, доживающие в брошенных деревнях Нечерноземья. Демографические проблемы будут только усиливаться, поскольку российские дети будут рождаться за границей. Демографическая нагрузка, т.е. соотношение пенсионеров и работников будет быстро возрастать, что приведет к усилению стимулов для оставшейся еще в стране молодежи к отъезду. Можно даже не разбирать последствия такого оттока – захват территорий мигрантами, потеря государственности и т.п.
В результате, сегодня сырьевая экономика «локализуется» - занимает ту весьма ограниченную часть российской экономики, больше которой она не способна охватить и тем самым связать соответствующую часть трудовых, материальных, финансовых и других ресурсов. Ее развитие всецело зависит от названных выше факторов – цен на нефть и условий ее добычи, поэтому главный вопрос сегодня – как складываются тенденции в другой, – несырьевой части экономики.
Подобная локализация происходит не только в плоскости материально-вещественных и ресурсных потоков. Она уже начинает проявляться и в институциональной структуре российской экономики.
Действительно, система госкапитализма с развитием крупных государственных корпораций имеет весьма ограниченную сферу распространения и ограниченные резервы роста эффективности. Она может быть полезна лишь как вспомогательный инструмент мобилизации, концентрации бизнеса, дополняющий или временно заменяющий остальные сферы, развивающиеся в режиме рыночных отношений. Обеспечить успешный долгосрочный рост данный фактор вряд ли может, и во многом этот вклад зависит от того, как крупные государственные корпорации будут осваивать сырьевую ренту.
Крупные госкорпорации могут, конечно, способствовать сокращению рисков и издержек развития, стать «трамплином» для среднего и малого бизнеса в освоении формирующихся и расширяющихся рынков, но такой успех, во-первых, может быть достигнут не дольше, чем в среднесрочной перспективе, и, во-вторых, будет означать переход к иной воспроизводственной модели развития, в которой указанные госкорпорации будут все более терять свои преференции, и рано или поздно займут вспомогательную роль либо растворятся в новой рыночной системе.
На долгосрочном горизонте против данного фактора начинает «работать» и то, что создание преференций для крупных госструктур неизбежно ведет к накоплению рисков и потерь от устойчивой дискриминации других экономических агентов, в частности среднего и малого бизнеса, к фрагментации рынков, искажению стимулов экономического роста и развития, к институциональным перекосам на финансовых рынках и в финансовой инфраструктуре.
Ситуация усугубляется тем, что неизбежные при такой системе коррупция и бюрократизм, не просто начинают нарастать опережающими темпами, но и все более тормозят, сковывают, блокируют развитие экономики и общества.
Кроме того, подчеркнем, что и этот вариант не гарантирует высокого уровня средней зарплаты населению. Успешные периоды развития госкапитализма в мировой истории, если они были достаточно продолжительными, как правило, сочетались с низким средним уровнем доходов населения и высокой дифференциацией доходов групп работников, нанятых и не нанятых в крупный государственный бизнес. Искусственная консервация стабильности в таких условиях не дает результата и приводит к обратному эффекту – усилению люмпенизированности общества, а его оборотной стороной рано или поздно становится полицейское государство.
Наконец, сильная роль государства в экономике и его даже самая активная социальная политика будет в большей мере приветствоваться пассивной и слабой частью населения, а не активной деятельной молодежью. Доминирование такого сценария тоже не остановит ее отток из страны.
Таким образом, вопрос о принципиальной модернизации, описанной выше стабилизационной модели, из-за ее высоких средне- и тем более долгосрочных рисков и угроз встанет уже в ближайшие годы. Неизвестно, будет ли такая модернизация осуществлена путем сравнительно «мягкого» реформирования, или произойдет в результате экономического кризиса. Более вероятно второе, хотя первый вариант тоже не заказан.
Вероятно, подобный кризис в российской экономике не приобрел бы катастрофического характера, поскольку предшествующий ему рост был непродолжительным и во многом восстановительным. Он почти не генерировал новые диспропорции, а сглаживал предшествующие. Некоторые опасения экспертов вызывали перегретые финансовые рынки – недвижимости, корпоративных облигаций, банковских кредитов, векселей, дефицит средств в пенсионной системе. Не случайно именно тогда Минфин России инициировал создание Стабилизационного (а по сути – стерилизационного) фонда Российской Федерации. Однако и финансовый кризис лишь привел бы в соответствие друг другу финансовые институты и товарные рынки. Кризис в экономике и обществе – это, как правило, очищение, избавление от диспропорций.
Быстрый и устойчивый рост цен на нефть и энергичное строительство системы госкапитализма как доминирующей модели российской экономики, опирающейся на «вертикаль власти» изменили сценарий ожидавшегося кризиса.
Придавленный рост среднего частного бизнеса, снизившаяся предпринимательская и инвестиционная активность, стабилизировали этот сектор и, по сути, он вошел в своеобразный искусственный, «принудительный» кризис. Темпы роста обрабатывающей промышленности снизились в этот период до 3-5%. Подобный мягкий кризис привел к снижению рисков перепроизводства товаров и услуг, вызвал интенсивную перестройку бизнеса в этом секторе, главными направлениями которой стали выстраивание новых отношений с властью на местах и переход из сферы «серых» операций в «белую», а также развитие горизонтальных хозяйственных связей, с максимально возможным дистанцированием от государства.
При этом значительная часть потенциала развития среднего бизнеса остается нереализованной, во-первых, из-за сохранения коррупционных аппетитов власти и, во-вторых, из-за того, что фактор коррупции превратился в фактор бюрократизма. Второе отличается от первого тем, что теневой налог сохраняется и даже растет, а риск невыполнения обязательств государства перед бизнесом повышается. Это инфляция обязательств – серьезнейший фактор предстоящего кризиса сложившейся системы государственного регулирования экономики.
Другие факторы циклического кризиса (который мог иметь место два-три года назад), были связаны с перегретостью некоторых финансовых рынков. Они благодаря интенсивному притоку нефтедолларов, временно перестали угрожать финансовым рынкам. Известно, финансовые пирамиды падают лишь, приближаясь к границам освоенных (зараженных) ими рынков. Сами эти границы резко расширились, но не устранились причины перегрева, и, больше того, такой перегрев только усиливался, несмотря на активную стерилизационную политику в виде накопления Стабилизационного фонда и роста валютных резервов.
И теперь, когда цены на нефть в целом стабилизировались, финансовый кризис, симптомы которого были придавлены, но причины не устранены, все равно наступит. О его приближении свидетельствует, в частности, состояние рынка недвижимости, которое многие эксперты оценивают как предкризисное. Все большую тревогу вызывает быстрый рост потребительского кредитования и, главное, - рост невозвратов и «перекредитования» (когда последующие кредиты берут для погашения предыдущих).
Такой кризис, вероятно, не окажет серьезного влияния на экономику, связанную с развитием ее реального сектора. Он заметно заденет часть банковского сектора, которая «завязана» в операциях на рынке недвижимости и в потребительском кредитовании. Скорее всего, такой кризис, если он произойдет в ближайшие полгода-год не сильно ударит по бюджетной системе и государственному долгу – слишком велика «подушка» Стабилизационного фонда и валютных резервов, чтобы сгладить любые резкие колебания (если за это время еще не развернется глобальный экономический кризис, который быстро обесценит такие накопления). И наоборот, рынки недвижимости, потребительского кредитования, а тем более их «перегретая» часть несопоставимо малы по сравнению с бюджетной системой и сами по себе не могут вызвать серьезных последствий для нее.
В то же время, на усиление кризиса будет играть тот факт, что за несколько лет роста цен на нефть сложилась инерция расширения бюджетных программ, в частности, социальных расходов. Стабилизация нефтяных цен (а тем более их возможное снижение) требует, чтобы такая инерция была придавлена, иначе начнет набирать обороты инфляция социальных обязательств государства (ведь многие программы и проекты заявлены на несколько лет вперед). Пока процесс не приобрел угрожающего формата, но риск существует. Особенно трудно предположить, что темп роста социальных обязательств остановится в предвыборный год, но если он не остановится, указанная инфляция успеет раскрутиться, и превратится в серьезный фактор кризиса (в том числе в бюджетной сфере), более того – фактор, усиливающийся во времени. Чем позже он наступит, тем больнее станут его последствия. Следует добавить, что даже легкий кризис в бюджетной системе чреват выяснением отношений центра с регионами, поскольку именно через них идут основные потоки социальных расходов.
Таким образом, можно утверждать, что кризис созрел, так или иначе, он «вырвется наружу». Особую остроту ему будет придавать сочетание (наложение) циклического финансового кризиса и кризиса системы госкапитализма, сопровождающегося кризисом «вертикали власти» из-за чрезмерного уровня коррупции и бюрократизма. Довольно болезненным окажется кризис для крупного бизнеса, из-за его слишком высокой близости с государством. В весьма малой степени пострадает, и раньше всех начнет выигрывать от него средний и малый бизнес.
В любом случае модель экономического роста после кризиса, даже неглубокого, будет разительно отличаться от сегодняшней модели экономического роста.
Новыми силами постстабилизационного периода развития станут, вероятнее всего, средний и «выше среднего» бизнес обрабатывающей промышленности, а также бизнес, встроенный в международные технологические цепочки. Социальной опорой, социальной базой такого процесса со временем, очевидно, станут формирующийся средний класс и новая элита, поднимающаяся на волне нового экономического роста.
Посткризисная модернизация экономики и общества тоже не будет гладким процессом. Она должна будет сопровождаться усилением прозрачности бизнеса и сокращением теневых отношений в экономике – ведь обрабатывающая промышленность и наукоемкое производство требуют высокой кооперации и гарантий против оппортунистического поведения партнеров. Очевидно, что в том или ином виде в этой модернизации проявятся социальные конфликты, связанные со сменой (или точнее – с перераспределением силы и власти) элит, укреплением среднего класса с его этикой и культурой, отличающейся от доминировавших ценностей «новых русских» и люмпенов, тоскующих по патерналистскому государству.
Таким образом, главный вопрос, описанного выше кризиса не в том, что и когда будет разрушено, а в оценке потенциала и содержания послекризисного развития.
Экономика нефти и газа – это сегодня крупный бизнес, главные интересы которого в основном – за рубежом. Он уже играет в глобальные экономические и политические игры. «Энергетическая сверхдержава» действительно научилась диктовать мировым рынкам волю, равную ее потенциалу, и с ней по настоящему считаются в мире. Внутри страны интересы у нее лишь к недрам, инфраструктуре и сопряженным с ней отраслям (а это лишь небольшая часть экономики), кадрам (тоже лишь часть трудового потенциала), расположению штаб квартир в столице.
Наоборот, экономика обрабатывающей промышленности и сферы услуг сегодня – это в основном средний и малый бизнес, главные интересы которого лежат внутри страны. Его кадры, ресурсы и основная часть рынков пока здесь. На внешние рынки этот бизнес тоже выходит, но там он пока не превратился в крупных игроков по мировым меркам. Конечно, развитие несырьевой экономики когда-нибудь, но пока не в среднесрочной перспективе, приведет к формированию в этих сегментах крупного бизнеса и его выходу на серьезные внешние рынки, а пока этот бизнес – внутренний.
Тогда и политические интересы у этих двух групп бизнеса, двух групп элит разные – первый требователен к внешней политике, лоббирует на уровне высших чиновников и структур государства, на уровне политической элиты. Он требователен к армии и спецслужбам, к МИД, но не к милиции. Второй же, заинтересован в хороших отношениях с местной и региональной властью, с средним чиновничеством, по природе своей имеет претензии к деятельности МВД, надзорных органов.
Экономике крупного нефтяного бизнеса не очень нужны судебная реформа, тщательное и последовательное решение вопросов собственности, зато точно нужна вертикаль власти и политически сильное государство, обеспечивающее избирательную защиту его прав и экспансию на внешние рынки. Наоборот, экономике среднего обрабатывающего бизнеса вертикаль власти скорее мешает, чем помогает, но именно ему нужны институты собственности, конкуренции, прозрачности, равенства перед законом, поскольку этот бизнес строится на широкой кооперации участников.
Если первой экономике нужна одна мировая столица, то вторая начинает формировать много региональных центров, таких как С-Пб, Самара, Ростов-на-Дону, Пермь, Иркутск, Владивосток и др.
Крупному сырьевому бизнесу не очень нужны средний класс и зажиточное общество, да и квалифицированные работники – лишь в достаточно ограниченных количествах. А вот среднему бизнесу обрабатывающей экономики как раз необходимо в массе своей зажиточное население, предъявляющее высокий спрос на товары и услуги, имеющее возможность повышать образование и предлагать данному кругу работодателей свою все более квалифицированную рабочую силу.
В своей внешнеэкономической деятельности такой средний бизнес еще долго будет находиться под опекой, под патронажем государства, сила которого обеспечена крупным сырьевым бизнесом и военным потенциалом. В свою очередь последний (т.е. крупный сырьевой бизнес долго еще будет заинтересован в развитии несырьевого бизнеса именно потому, что тот берет на себя функцию обеспечения внутренней стабильности через рост потребления в стране. Кроме того, вполне вероятно, что рост несырьевой экономики приведет со временем к расширению источников наполнения бюджета, замещению в нем части доходов, связанных с сырьевой рентой, и в этом смысле тоже не бесполезен для централизованного государства и сырьевого бизнеса.
Это своеобразный симбиоз, причем симбиоз не только тактический, но и в значительной мере - стратегический. Поэтому часть нефтяной ренты инвестировалась и в ближайшие годы, так или иначе будет продолжать инвестироваться в несырьевую экономику. Реальные доходы населения в предыдущие годы заметно опережали рост ВВП, создавая инерцию роста уровня жизни и требовательности к тому, чтобы этот процесс не останавливался. Общество еще недостаточно сытое и спокойное, чтобы законсервировать уровень жизни. Любую политику, не обеспечивающую ставшие привычными темпы роста, оно будет считать, по крайней мере, ошибочной.
Мотивы «перелива» нефтяной ренты в инвестиции в несырьевую экономику могут объясняться по-разному – от политического выбора: власть «задабривает» население, которое все еще не вышло из кризиса потребления 90-х годов, - до сложившихся предпочтений потребителей, приоритеты спроса которых все еще содержат значительные объемы ранее отложенного спроса на потребительские товары и услуги.
Тогда механизмы указанного перелива тоже могут быть разными, во-первых, это – инструменты государственного регулирования – от укрепления рубля в целях стимулирования притока инвестиций, импорта машин и оборудования, до расширения социальных программ, повышающих спрос домохозяйств со стороны менее защищенных слоев общества. Во-вторых, объективный рост инвестиций в несырьевую экономику из источников связанных с нефтяной рентой, стимулируемых повышающимся спросом домохозяйств, в силу инерции роста реальных доходов населения. В-третьих, существуют и менее явные механизмы, связанные, например, с сохраняющимся (довольно масштабным по объему) перекрестным субсидированием потребителей услуг естественных монополий через тарифы на газ и электроэнергию.
В результате, политическое руководство страны становится заинтересованным не только в инвестициях в новую экономику, но и в ослаблении чрезмерного бюрократического давления на средний бизнес со стороны среднего и мелкого чиновничества. Таким образом, механизмы власти и управления на местах должны в ближайшее время (год-два) начать перестраиваться под новую экономику среднего бизнеса. Вертикаль власти начнет ослабляться, судебная реформа активизируется, избыточное государственное регулирование постепенно станет вытесняться саморегулирующими организациями бизнеса. В то же время активность самого нефтегазового бизнеса сейчас уже все более уходит в глобальные энергетические игры со своими успехами и неудачами, освобождая внутреннее пространство для растущего несырьевого бизнеса. Даже при снижении мировых цен на нефть, и более того, в случае серьезного кризиса мировой экономики в соответствии с описанными в первых двух разделах тенденциями, энергетика долго еще будет оставаться одним из ключевых факторов глобальной экономики и политики, позволит превращать нефтяную ренту в политическую. Тем не менее, даже и в этом случае, нефтегазовый сектор вынужден будет часть своих доходов инвестировать в развитие российской несырьевой экономики с тем, чтобы обеспечить поддержание внутренней стабильности российского общества.
Таким образом, перечисленные выше слова «кризис», «слом», «конфликт» следует понимать как серьезное изменение тенденций вызванных описанным перераспределением сфер влияния двух экономик, ускорение размежевания их ответственности и рынков. Такое размежевание шло бы и естественным путем, но в силу ряда перечисленных выше факторов, ускорится, и будет сопровождаться некоторыми потерями, отказами в исполнении воспринимавшихся привычными обязательств. В частности, это относится к потерям среднего и низшего чиновничества и, возможно, некоторым сложившимся отношениям внутри нефтегазового сектора российской экономики, связанным с необходимостью перераспределения возрастающей части нефтяной ренты в несырьевую экономику. Еще раз подчеркнем, эти изменения объективно вынужденные, но они не несут в себе серьезных угроз российской экономике и российскому обществу.
Рисунок и масштабы российского кризиса и ее структурной перестройки существенно зависят от внешних факторов, в частности, от растущих на финансовых рынках ожиданий мирового кризиса и, конечно же, его осуществления. Даже обострения финансовых проблем на мировых рынках, а тем более дефолты и другие катастрофические события (описанные в первом разделе) существенно «ударят» по той части российской экономики, которая более всего вписана в мировую, т.е. по сырьевой экономике и фондовому рынку, на котором доминируют ценные бумаги именно этой части экономики, крупнейшим и крупным банкам, обслуживающим эти же компании и активно встроенным в зарубежные расчетные и кредитные цепочки операций. В этом случае можно считать и практически потерянными Стабилизационный фонд и валютные резервы, зато и накопленные долги не придется отдавать. Серьезные риски и проблемы возникнут у владельцев средств, размещенных на счетах зарубежных банков.
Наоборот несырьевая экономика в меньшей степени почувствует на себе зарубежные финансовые бури и потрясения, хотя и для нее они окажутся небезболезненными.
При этом отметим, что именно замедление роста цен на нефть способствует усилению стимулов к интенсивному росту экономики – сдвигу к обрабатывающим отраслям, углублению переработки сырья, спросу на технологические инновации. В свою очередь, такой сдвиг ведет к росту несырьевой экономики – это своеобразное исцеление от «голландской болезни».
Если в 2003-2005 годы «вертикаль власти» брала в свои руки контроль над экономикой то, теперь приходит понимание, что он оказался избыточным. Точнее по мере ухода российских госкорпораций в глобальные игры, избыточность этого контроля в нижней половине вертикали управления проявляется все сильнее. Центральная власть начинает это понимать и дистанцируется от «погрязших в коррупции» чиновников на местах. Не случайно примерно с середины 2006 года не проходит недели без громких разоблачений региональных чиновников или представителей среднего чиновничества в федеральных органах власти. В ближайшие месяцы такая борьба будет «набирать обороты».
Баланс «вины», незаконопослушности за последние годы существенно сместился: если в 90-е годы и в начале 2000-х накопленный объем правонарушений со стороны бизнеса был исключительно высок, то к настоящему времени он более-менее стабилизировался и в значительной мере оплачен коррупционным налогом. За этот же период объем непонесенной ответственности перед законом со стороны представителей государства существенно вырос. Часть бюрократии, увязшая в чрезмерном давлении на бизнес, постепенно, из угрозы для него превратилась в его заложников и поэтому постепенно перестает быть препятствием экономическому росту.
Кроме того, самой системе коррупционных налогов присуща внутренняя обреченность и конфликтность. Для того, чтобы обеспечить сбалансированную суммарную нагрузку на бизнес нужно следить за равновесием между различными надзорными и иными ведомствами, создающими такое давление по-отдельности, а для этого нужна хотя бы избирательная прозрачность подобной деятельности, чтобы ее кто-то мог балансировать. Но избирательная прозрачность может быстро превратиться в полную прозрачность со всеми вытекающими отсюда угрозами. А отсутствие баланса приводит к росту конфликтности интересов разных госструктур, паразитирующих на бизнесе. Система регулирования теневого налогообложения заходит в тупик.
Открытая и прозрачная система налогообложения в большей степени, чем теневые налоги позволяет обеспечить бизнесу предсказуемость и устойчивость его налоговых выплат.
Смещению указанного «баланса ответственности перед законом» от бизнеса к бюрократии, способствовало и то, что сам бизнес приспособился к чрезмерному коррупционному и бюрократическому давлению и постепенно начинает снижать свою от него зависимость. Основные механизмы такого снижения – развитие горизонтальных хозяйственных связей, с максимальным дистанцированием от государства.
Дистанцирование бизнеса от государства происходит в разных формах:
- Повышается его (бизнеса) прозрачность и законопослушность, уход из серых схем в белые, что позволяет сократить угрозы и риски, под предлогом которых осуществляется коррупционное и бюрократическое давление.
- перевод заключаемых договоров под судебную защиту в те регионы, где выше авторитет судебной системы, ниже уровень ее коррумпированности;
- отказ от поиска и заключения контрактов на выполнение государственных заказов, имеющих слишком высокий уровень «откатов»;
- избирательное сотрудничество с государственными структурами. Бизнес в большей мере работает с той частью госструктур, которая «за те же деньги» обеспечивает более высокие объем и качество госуслуг, выраженные в исполнении действительно необходимых бизнесу регулирующих функций и сложного посредничества. В результате появляются, правда, пока еще слабые стимулы к росту конкуренции между государственными структурами (прежде всего, в регионах) по предоставлению качественных госуслуг.
Поскольку конкуренция в качестве госуслуг и в привлекательности судебной системы сегодня дифференцированы по регионам и зависят, грубо говоря, от губернаторов, можно утверждать, что новая государственность в настоящее время растет из регионов.
В такой ситуации бизнес получает серьезную инициативу в определении направлений и формата реформирования судебной системы и в целом государственного регулирования экономики, с тем, чтобы обеспечить рост прозрачности и ответственности государства, равенства перед законом, развития институтов саморегулирования.
Отметим, что сам средний несырьевой бизнес по определению не может развиваться без повышения своей прозрачности и выработки «демократической этики» своего существования поскольку предполагает очень широкую кооперацию участников. Для примера производство автомобилей требует выстраивания отношений с десятками тысяч контрагентов.
Чем серьезнее описанные выше факторы бюрократизации и коррупции тормозят экономический рост в несырьевой сфере, тем сильнее потенциал интенсивного роста действует в направлении слома искусственно установленных для него препятствий, тем самым, приближая кризис сложившейся системы государственного регулирования экономики и ее последующую модернизацию.
Стержнем ее станет повышение общественного и, вероятно, публичного контроля за деятельностью государства. Часть инструментов, обеспечения прозрачности государства уже «на слуху» - это стандарты качества государственных услуг, административные регламенты, бюджетирование, ориентированное на результат. Их палитра, наверняка, будет дополнена и существенно расширена.
Конечно, не все проблемы могут быть решены за один день. Накопилось множество неурегулированных вопросов со спорной собственностью, и они еще долго будут распутываться.
Тем не менее, в результате описанного кризиса госрегулирования, произойдет заметное укрепление и развитие институтов собственности в части обеспечения прозрачности госуслуг и прозрачности бизнеса, обеспечения прозрачности правосудия и правоприменительной практики, большего, чем сегодня равенства участников экономической деятельности перед законом, повышения общественного контроля за деятельностью госорганов. В любом случае даже половинчатые реформы в этом направлении обеспечат серьезный прогресс институтов собственности, а в целом это задаст мощные импульсы и стимулы роста несырьевой экономики.
В подобной ситуации должен проявиться и эффект «самоускорения» реформ – развитие несырьевого сектора приводит к спросу на институты (законность, справедливый суд и т.п.), а рост институтов – к ускорению развития несырьевой экономики.
Конечно же, указанный рост, освобождаясь от названных препятствий, получит мощные импульсы для своего усиления и продолжения. Неизвестно при этом насколько сильной и продолжительной окажется фаза подъема, когда наступит очередной циклический кризис и насколько глубоким он окажется. Исходя из общих соображений, можно предположить, что еще лет 8-10 на этот рост «отпущено», что следующий кризис перепроизводства не будет глубоким и продолжительным, поскольку после «большого кризиса» начала 90-х годов, российская экономика находится на повышательной волне длинного цикла, на которой циклические подъемы сильны и продолжительны, а циклические кризисы слабы. В то же время реализация общих соображений происходит через конкретные тенденции динамики социально-экономических факторов, и именно они требуют серьезного анализа.
5. Потенциал роста несырьевой экономики. В предыдущих пунктах показано, что серьезным фактором предстоящего экономического роста является высокий (и растущий) спрос домохозяйств, важным дополнительным источником которого стала нефтяная рента. Причем следует добавить, что рост реальных доходов введет и к интенсификации факторов спроса – некоторое насыщение ранее отложенного спроса уже начинает приводить к сдвигам от потребления продовольственных товаров к ТДП, жилью, росту сбережений, повышению требовательности к качеству товаров и услуг.
Другой круг причин предстоящего роста несырьевой экономики – недокапитализация бизнеса в этой сфере. В середине 90-х годов можно было говорить о тотальной недокапитализации российского бизнеса по сравнению с мировыми аналогами, но за последние 10 лет ситуация изменилась. Капитализация крупного отечественного сырьевого бизнеса росла и в значительной мере догнала мировой уровень. Наоборот, похожая тенденция в несырьевой экономике еще только начинает проявляться. В этом заложен очень высокий потенциал привлечения инвестиций с мировых фондовых рынков. Конечно, не буквально так, что акции бывших советских и вновь созданных предприятий и компаний будут просто расти в цене. Но за последние годы на многих из них хотя бы частично обновили и модернизировали оборудование, начали переходить на более современную продукцию, внедряют более высокие стандарты менеджмента и организации производства. Поэтому новые инвестиции в эту сферу создают эффект акселератора для процесса роста капитализации – от того, что бизнесы переходят из более низких в более высокие классы, или уровни организации, их капитализация растет быстрее, чем при создании нового бизнеса с аналогичными по объему вложениями.
О потенциале роста капитализации несырьевой экономики говорят и данные о динамике сальдированного финансового результата деятельности организаций обрабатывающих производств за последние годы (данные Росстата). Темп прироста этого показателя в 2004 году составил более 70% (!) по сравнению с предыдущим годом. В 2005 году его величина составила почти 60%. За январь-май 2007 по сравнению с аналогичным периодом прошлого года она оказалась равна примерно 50%. Это очень высокие показатели примерно в два-два с половиной раза превышающие общероссийский уровень.
Устойчиво растут и показатели рентабельности активов в данной сфере. Следовательно, вместе с ростом прибыли растут и источники для собственных инвестиций, а, главное, опережающий рост прибыли в данной сфере по сравнению с ВВП говорит о высокой (быстрой) окупаемости капитальных затрат и, следовательно, - о росте ожидаемой совокупной стоимости бизнеса в сфере обрабатывающих производств. Ведь стоимость бизнеса определяется при прочих равных условиях уровнем дисконтированной прибыли за предстоящий (скажем, двадцатилетний) период его функционирования. Более чем вероятно, что подобная тенденция сохранения высоких показателей рентабельности и прибыли в данной сфере (с медленным снижением до среднероссийского уровня) может прогнозироваться и на среднесрочную перспективу.
Таким образом, в ближайшие годы несырьевая экономика будет активно привлекать инвестиции. Их уровень и сейчас сравнительно высок (в последние два-три года прирост этого показателя держится на уровне 10-15%, опережая темпы роста ВВП). Учитывая, что потенциал капитализации данной сферы велик, темпы роста инвестиций в нее в среднесрочной перспективе сохранятся высокими.
Получается процесс с довольно устойчивым контуром обратной связи – рост привлекает инвестиции, а инвестиции поддерживают дальнейший рост. Эта обратная связь может быть и затухающая, но, учитывая приведенные выше цифры для данного сектора, можно утверждать, что «запас прочности» такой обратной связи, предопределяет инерцию его (сектора) роста как минимум на среднесрочную перспективу.
Даже если темп роста прибыли сократится до среднероссийского уровня всего лишь за пять лет, ожидаемый прирост капитализации данной сферы за десятилетие (до следующего кризиса) составит не менее чем в 5-8 раз! Это означает, что темп роста инвестиций в несырьевую экономику должен составить в среднем более 20% в год. Вероятно, внутри десятилетнего цикла эта величина будет меняться – от нынешних 10-15 процентов до 30-50 на пике подъема и далее к следующему кризису снизится до уровня 5-10 % в год (возможно и до более низкого уровня).
Соответственно при любых более оптимистичных гипотезах о прибыльности несырьевой экономики, показатели капитализации и темпов привлечения инвестиций будут гораздо выше.
Перечисленный комплекс причин задает мощную систему стимулов, своеобразный «стартер» для роста несырьевой экономики как минимум на среднесрочную перспективу. Во-первых, – это рост спроса домохозяйств на потребительские товары и изменение его структуры в пользу более качественных товаров, во-вторых, - предложение инвестиций как из источников, связанных с сырьевой рентой, так и финансовых ресурсов, привлекаемых с мировых финансовых рынков, в-третьих, активизация институциональных реформ, как это обосновано в предыдущих пунктах, и постепенное решение вопросов регулирования и защиты собственности, которое будет снимать барьеры, тормозящие приток инвестиций.
Об интенсификации процесса привлечения иностранных инвестиций говорят и статистические данные. Если в 2006 году их объем составил около 40 млрд.долл., то уже в первой половине 2007 года – 70 млрд.долл. (из которых прямые инвестиции – 29 млрд. долл., что тоже немало) и прогнозируется дальнейший рост этого показателя. Легко называются цифры в 120 и даже 150 млрд. долл. как достижимые в ближайшие год-два уровни иностранных инвестиций в Россию.
Трудно оценить точно, каким будет экономический рост, вызванный указанными факторами в перспективе. Учитывая сказанное, он может вырасти и до 8-12% в год, а может подняться и до 15-20 в высшей фазе цикла.
Как видно из описанного, ограничений для высокого и сверхвысокого роста новой экономики со стороны потребительского спроса, инвестиций и политической воли (особенно в регионах) практически нет. Другие ограничения – со стороны кадрового потенциала, институциональной среды, культуры предпринимательства и т.п. требуют подробного рассмотрения, которое будет дано ниже.
Поскольку в экономике России еще не выработались развернутые антикризисные механизмы, выравнивающие, сглаживающие кризисы и экономические бумы, в разных фазах цикла, то, скорее всего, рисунок перехода от оживления к подъему и буму будет ярко выраженным, но и спад окажется заметным. В этом смысле постепенный подъем с уровня 3-5 до 15-20% в год, а потом падение до 4-7% – вполне вероятная картина предстоящего роста несырьевой экономики до следующего циклического кризиса, который, как отмечено выше, можно ожидать в интервале 2015-2020 гг.
Кстати и в предыдущие (худшие) годы темпы роста в этих сегментах упали с 7-8 до 3-5%, но даже такие темпы высоки по меркам развитых экономик (т.е. даже в этот период инвестиции в несырьевую экономику были привлекательны для иностранного капитала).
Даже в умеренном варианте приведенных гипотез (когда на пике подъема темпы роста производства продукции в несырьевом секторе вырастут до 12-13% в год), несырьевая экономика может за период до следующего кризиса увеличиться в масштабе как минимум в 2,5-3 раза. При более оптимистичном раскладе – в 3-3,5 раза. Это очень высокие показатели! Отметим, что сырьевая экономика в эти годы будет развиваться весьма консервативно, но в среднем общероссийские темпы роста будут тоже высоки. При росте несырьевой экономики с описанным выше темпом, рост ВВП может составить до 7 и более процентов в год. В зависимости от темпов роста других стран это означает вхождение России в число 5-7 стран-лидеров по ВВП через 15-20 лет (если даже не учитывать спад в экономиках западных стран, вызванный кризисом экономики США).
В любом случае из-за структурной неравномерности развития сложатся не просто очаги, а широкие зоны роста (отрасли, подотрасли, рынки, сегменты, регионы, виды деятельности) на уровне до 15-20 % в год. Подчеркнем, если значительная часть экономики растет с темпом около 15% в год, то проблем с привлечением новых инвестиций с мировых финансовых рынков у нее будет немного.
Для того, чтобы была осуществлена столь масштабная инвестиционная программа нужны две вещи: источники средств и ожидаемые рынки, осваиваемые благодаря этим инвестициям.
Предложение инвестиций, как это уже показано выше, возможно из двух источников – из сырьевой ренты (этот фактор сам по себе был бы недостаточен для описанного выше инвестиционного бума) и/или с мировых финансовых рынков под ожидаемый рост экономики.
Вторая проблема (осваиваемые рынки) куда сложнее и разбирается ниже. Здесь же отметим, что столь масштабный приток инвестиций означает, что это не столько портфельные инвестиции, сколько прямые (ведь они приносят доход не с роста конъюнктуры фондовых рынков, а от роста прибыли конкретных отраслей и сегментов рынка). Условием их прихода становится не только высокий рост значительных секторов российской экономики, но и появление серьезных конкурентных преимуществ российского бизнеса по сравнению с западным.
Представляется, что в обозримой (среднесрочной) перспективе одним из важнейших таких преимуществ становится то, что российский бизнес не обременен такими долгами, как западный, что он действует под юрисдикцией российского государства, которое тоже не обременено такими долгами и обязательствами, как западные страны, особенно США, что российский трудовой потенциал не столь требователен и избалован как на западе. В отличие от западных российские банки не обременены долгами населения, которые оно (население стран «золотого миллиарда) никогда уже не сможет вернуть.
Отсутствие перечисленных долгов и обязательств становится все более значимым конкурентным преимуществом с ростом рисков серьезного кризиса американской экономики. Вероятность его с каждым годом повышается, и, наверняка, все более принимается во внимание крупными игроками мирового бизнеса. Очевидно, что с наступлением подобного кризиса и последующей за ним многолетней депрессии в мировой экономике, российское экономическое пространство может стать прибежищем для «бегущего» из западной экономики капитала. Но и до кризиса, указанные риски и долговые нагрузки создают серьезные мотивы к притоку прямых инвестиций в российскую экономику.
Тогда, если, действительно, сформируется указанный инвестиционный поток, то, во-первых, он будет не просто масштабными инвестициями, а будет представлять собой переток бизнеса с соответствующими технологиями и стандартами организации, и, во-вторых, его мощность будет ограничиваться не столько желанием западного бизнеса двигаться на восток, сколько способностью российской экономики абсорбировать, «переварить», встраивать в себя притекающие сюда инвестиции. В-третьих, такой перелив бизнесов будет означать, что они уводятся из западных стран с сохранением или частичным сохранением их рынков в этих странах. Обоснование возможности и основных направлений подобного потока дается ниже.
Во-вторых, будет все более повышаться вклад данного фактора в себестоимость продукции, что со временем, вероятно, уже в среднесрочной перспективе начнет сокращать эффективность (прибыльность и рентабельность) ее производства и проявится как дополнительный фактор усиления циклического кризиса к середине временного интервала 2015-2020 гг.
В-третьих, появится эффект (оптимизационного) перераспределения энергии и топлива между потребителями. Отказ одних из них (причем иногда вынужденный, вплоть до банкротства) от сбереженной части энергопотребления будет приводить не к появлению свободного резерва соответствующих ресурсов, а отбираться бизнесами, готовыми платить за нее более высокую цену. В результате энергетика все равно будет работать в привычном (и усиливающемся) режиме нагрузок и перегрузок. Ее возросшие доходы позволят расшить некоторые узкие места в сетях за счет ремонта и улучшения их обслуживания, но серьезная модернизация отрасли потребует осуществления значительных инвестиций. Средства на такую инвестиционную программу накопятся от роста цен энергию, но не сразу, и сама программа потребует времени и даст результаты не ранее, чем за среднесрочным горизонтом. Проблема может быть решена через заимствования на финансовых рынках, тем более, что рост тарифов будет создавать дополнительные гарантии для инвесторов. В то же время после описанных выше финансовых потрясений на мировых рынках, стоимость таких заимствований может оказаться очень высока и это следует принимать во внимание.
В-четвертых, рост цен и тарифов на топливо и энергию приведет к постепенному выравниванию внутренних и внешних условий их приобретения. По мере разворачивания мирового кризиса, ТЭК России сможет частично компенсировать падение внешнего спроса ростом внутреннего, что приведет к расширению предложения топлива и энергии на внутреннем рынке, и затормозит рост цен и тарифов.
В-пятых, рост цен на топливо и энергию приведет к необходимости перекладывания на домохозяйства и бюджет сокращающегося перекрестного субсидирования потребляемых населением услуг ЖКХ. У этой проблемы будет вполне естественное решение: в условиях быстрого экономического роста, доходы работающего населения будут повышаться, и возможности бюджетной системы для субсидирования соответствующих расходов низкодоходной части населения тоже будут активно наращиваться.
В-шестых, замещение денежными выплатами значительных объемов неявных льгот населению в виде перекрестного субсидирования их потребления услуг ЖКХ, создаст дополнительный импульс прироста платежеспособного спроса, что прибавит энергии экономическому росту, хотя и не компенсирует описанный выше циклический кризис.
В-седьмых, описанные процессы существенно изменят баланс сил в отношениях центр-регионы. Сила центральной власти, обеспеченная перераспределением нефтяной ренты, станет все более ослабевать, а экономика, растущая в регионах – становиться все более самостоятельной и не зависящей от такого перераспределения. Наоборот, сама нефтяная рента будет все более получаться с внутреннего рынка, и региональные власти шире станут диктовать условия ее использования.
Аналогично топливу и энергии будут разворачиваться процессы производственного потребления других видов лимитированных ресурсов. Активизация спроса приведет к их дефицитности, росту цен на них, а это в свою очередь, начнет стимулировать процессы ресурсосбережения, сначала за счет организационно-хозяйственных инноваций, а затем, по мере заметного повышения этих цен – и за счет все более широкого внедрения технологических инноваций. Разница здесь заключается лишь в том, что топливо и энергия – довольно универсальные виды ресурсов, а дефицитность отдельных видов сырья и материалов будет проявляться по-разному. Различны и накопленные уровни их расточительного использования, соответственно и резервы организационно-хозяйственных способов их сбережения различны.
Вероятно, в среднесрочной перспективе уровни дефицитности различных видов сырья и материалов должны, если не выровняться, то хотя бы в значительной мере сблизиться. Ведь прибыльность и рентабельность производств, использующих более дефицитные их виды, будет снижаться быстрее, и экономическая активность будет перераспределяться туда, где фактор дефицитности сырья и материалов еще не привел к заметному росту производственных издержек. В результате подобных переливов цены на сырье и материалы к концу предстоящего десятилетия (т.е. к следующему циклическому кризису) будут вести себя более-менее синхронно. В целом же рост таких цен приведет к росту производственных издержек, что станет одним из существенных факторов очередного кризиса.
Вероятно, таким же образом можно разобрать влияние на экономический рост и последующий кризис других видов ресурсов – участков земли, особенно, обеспеченных необходимыми инженерными коммуникациями, транспортных сетей, запасов природных ресурсов. Конкуренция за доступ к их использованию тоже будет возрастать.
Возрастут и риски того, что рост ВВП, да еще с заметными структурными сдвигами, описанными выше, может привести к быстрому нарастанию нагрузки на природу и как источник сырья и как сферу, загрязняемую отходами. Издержки и потери от такой нагрузки будут расти с некоторым отставанием во времени от самого природопользования, но могут оказаться велики и как раз к новому кризису усилят его негативные стороны.
Интенсивные процессы роста производства, инвестиций, экономической деятельности должны происходить в условиях медленно наращиваемой производственной и транспортной инфраструктуры. В силу инерции ее развития нагрузка на инфраструктуру будет возрастать, а это станет фактором сдерживания быстрого экономического роста. Более того, при хаотичном развитии несырьевой экономики частым явлением будет именно несбалансированный рост рынков и их инфраструктуры. Инвестиции в инфраструктуру будут разворачиваться вслед за развитием «очагов роста», когда рост на данной территории, в данном сегменте рынка, в данной сфере производства ощутимо упирается в инфраструктурные ограничения, и поэтому сам он начинает здесь замедляться. Решения об инвестициях в инфраструктуру для расшивки этих узких мест будут приниматься с запозданием, в результате чего сокращение темпов роста будет сопровождаться повышением капитальных затрат с очень высоким сроком окупаемости и поэтому способствующих будущему росту, а не текущему. Одновременное снижение роста и повышение затрат тоже станет фактором усиления циклического кризиса, поскольку он станет заметным именно на горизонте 5-8 лет, когда будет пройдена точка максимального роста внутри описываемого цикла.
Все последние годы в течение 7-8-летнего периода заработная плата росла высокими темпами, опережающими рост ВВП. Две группы причин определили такую тенденцию. Первая – слишком низкий уровень оплаты труда в предшествующие годы, не позволявший обеспечивать даже «простое воспроизводство рабочей силы», замещаемое явными и неявными льготами и гарантиями предприятий и государства. Вторая – появление эффекта дефицита кадров, сначала по отдельным, а потом по все более широкому спектру специальностей, уровней квалификации и видов деятельности. Сегодня в различных исследованиях отмечается нехватка специалистов, быстрый рост их зарплаты (до 60% в год) и расширение числа вакансий по многим позициям. В среднесрочной перспективе эти эффекты будут только развиваться, поскольку описанный выше экономический рост будет усиливать дефицит кадров. К этому следует добавить и то, что демографический фон будет лишь усугублять ситуацию – численность трудоспособного населения начала сокращаться, и изменение тенденции в среднесрочной перспективе не прогнозируется.
В силу ряда обстоятельств, расширение дефицита кадров и рост заработной платы работников будут идти далеко не монотонным способом, поэтому заслуживают подробного разбора.
Во-первых, в обозримой среднесрочной перспективе дефицит кадров и рост заработной платы начнут стимулировать процессы интенсификации использования трудовых ресурсов и лишь в более медленном и инерционном режиме – вести к росту производительности труда на основе внедрения новых (трудосберегающих) технологий. Сегодня есть еще немало резервов для подобной интенсификации. Сокращение скрытой безработицы, оптимизация состава персонала с увольнением избыточной части, обеспечение точности и дисциплины исполнения производственных операций и процессов, сокращение простоев, улучшение условий труда, интенсификация труда, дисциплина производственных отношений в коллективе – все это требует организационно-хозяйственных инноваций и незначительных инвестиций. Работодатели вынуждены будут идти на подобные мероприятия, поскольку, с одной стороны, в условиях расширения предложения рабочих мест, удержать хороших, либо привлечь новых нужных работников будет стоить все дороже, а, с другой, - с ростом стоимости работников для работодателя, расходы на внедрение подобных инноваций будут экономически все более оправданы.
Новые инвестиционные проекты в ближайшие годы тоже не сразу будут осуществляться как идеальные с точки зрения трудосбережения. Они будут строиться по привычным трудоизбыточным стандартам. Лишь по мере роста стоимости рабочей силы фактор необходимости экономии на оплате труда персонала станет весомее трудностей перехода к внедрению наукоемких технологий с низким уровнем трудоемкости продукции. Соответственно спрос на высококвалифицированные кадры будет расти медленно (по сравнению со спросом на работников средней квалификации), и превратится в заметную тенденцию лишь через 5-7 лет.
Во-вторых, благодаря перечисленным процессам активно будет идти перераспределение кадров, повысится их мобильность. Сокращения кадров будут компенсироваться спросом на них. Расширение предложения рабочих мест будет стимулировать переходы работников с одного места на другое. Активность рынка труда будет возрастать. Процессы перераспределения кадров и оптимизации, интенсификации использования трудового потенциала позволят демпфировать дефицит рабочей силы, однако их резервы не бесконечны и сами по себе не смогут решить эту проблему в быстро растущей экономике. Более того, представляется, что в среднесрочной перспективе они в значительной мере окажутся исчерпаны, и интенсивность перераспределения нормализуется на каком-то стабильном уровне.
Во-третьих, расширение дефицита кадров и существенный рост стоимости рабочей силы (а при темпах роста ВВП на уровне 7% в год средняя заработная плата может вырасти за 10 лет до 1-1,5 тыс. долл., соответственно, в каких-то сферах бизнеса, она будет гораздо выше) приведут к серьезным изменениям миграционных процессов. В настоящее время и в ближайшие годы рост заработной платы привлекает и будет привлекать значительное количество малоквалифицированных трудовых мигрантов, что компенсирует освобождение коренным населением низкооплачиваемых рабочих мест для перехода на более высокооплачиваемую работу. Однако, со временем, по мере приближения заработной платы в России к уровню, хотя бы сопоставимому с европейским, сюда в заметных количествах будут притягиваться и специалисты среднего, а затем и высокого уровня квалификации.
Чем выше будет подниматься уровень заработной платы, тем интенсивней пойдет приток мигрантов, тормозя, последующий ее рост.
В результате, простые стимулы заставят работников трудиться более профессионально, с более высокой производительностью, и для этого повышать свою квалификацию, иначе они станут неконкурентоспособны на рынке труда, а дополнительный приток мигрантов более высоких квалификаций, сделает их безработными.
Пока же устойчиво избыточный наплыв малоквалифицированных мигрантов, находящих недостаточное количество рабочих мест будет создавать известные трудности в социальной сфере, в области правопорядка, и т.п.
По мере того как конкуренция на рынке труда «поднимется» на уровень среднеквалифицированных и среднеоплачиваемых работников, а миграция вырастет в количественном отношении и выйдет из тени, будут обостряться конфликты на почве неприязни проигравших в этой борьбе групп российских работников по отношению к более успешным мигрантам.
Вряд ли при этом будут высоки социальные гарантии, особенно для прибывающих мигрантов. Социальные гарантии при динамичном развитии экономики будут расти, но не успевать догонять уровень потребления (социальных услуг) работающего населения и членов их семей.
Существенно расширится география привлечения мигрантов, вероятно, активизируется реэмиграция россиян. Описанные процессы будут идти тем интенсивней, чем западная экономика станет погружаться в свой кризис.
С развитием инвестиций, ориентированных на западные рынки, расширением внедрения энерго- и ресурсосберегающих технологий, приходом в Россию западных бизнесов активизируются стимулы (связанные не только с доходами, но и с возможностями профессиональной самореализации) привлечения мигрантов, являющихся высококвалифицированными специалистами.
В-четвертых, описанные тенденции приведут к тому, что рынок труда, отношения работников с работодателями станут гораздо более требовательны и жестки – без привычного патернализма «родного предприятия» в обмен на низкую зарплату. Работодатель, выплачивающий полноценный заработок будет строже следить за обязанностями работников, а они, в свою очередь, - за своими правами. Последнее приведет к развитию профсоюзного движения, развитию систем обязательного социального и добровольного страхования работников, инициированию законопроектов, все более детально регламентирующих отношения в трудовой сфере. По мере приближения к циклическому кризису участятся и забастовки, митинги с экономическими требовониями, локауты, другие «острые» формы выяснения отношений работников с работодателями.
В-пятых, рост заработной платы в первые 5-8 лет предстоящего десятилетия будет усиливать фактор спроса населения как источника роста ВВП, но при этом он все в большей мере будет ложиться издержками на продукцию и сокращать рентабельность ее производства, что к концу периода станет дополнительным фактором следующего циклического кризиса (напомним – в интервале 2015-2020 гг.).
Накануне и во время кризиса относительное снижение совокупной заработной платы или заметное сокращение темпа ее прироста тоже станет фактором усиления указанного кризиса в той мере, в которой оно приведет к сокращению платежеспособного спроса.
Кроме того, инерция развития рынка труда и притока мигрантов и ужесточение отношений работодателей с работниками, могут привести к тому, что в период предкризисного сокращения производства и сворачивания бизнесов (описанных выше) резко снизится спрос на рабочую силу, и многие из работников окажутся уволенными – вырастет безработица, в том числе – «этническая», что создаст заметные проблемы в социальной сфере.
В-шестых, растущий спрос на работников средней квалификации и медленно повышающийся спрос на высококвалифицированных работников предопределят и характер изменения спроса на услуги системы профессионального образования. В наибольшей степени в среднесрочной перспективе будут востребованы дополнительное образование, тренинги, системы переобучения. Базовое профессиональное образование уже «почувствует» свой спрос, но в силу своей инерции (связанной как с организацией обучения, так и с его продолжительностью) будет отставать от него, как минимум, на несколько лет.
В-седьмых, в первой половине предстоящего десятилетия предложение рабочих мест будет расти с опережением над спросом работников, что будет в какой-то мере дестимулировать их в отношении роста их квалификации. Для большинства из них умеренная, средняя квалификация будет достаточна для получения хорошей работы и приличной зарплаты. Однако ближе к концу десятилетнего периода, когда начнет ощущаться приближение циклического кризиса и активность бизнеса станет сворачиваться, стимулы к росту квалификации резко вырастут из-за повысившейся конкуренции на рынке труда. Существенно усилится и запрос на получение хорошего и блестящего образования.
Рост цен на сырье, материалы, топливо, энергию, повышение заработной платы работников постепенно начнут, как это показано выше, ложиться дополнительными издержками на себестоимость продукции. Следствием этого станет рост цен на продукцию. (Заметим, это не инфляционный рост цен, а вызванный структурными изменениями в экономике). Однако, такой рост цен сначала будет идти с меньшей скоростью, чем рост доходов потребителей, потому, что расширение спроса будет распространяться на все более широкий круг товаров и услуг. В силу этого дополнительные издержки будут вести к сокращению прибыли и рентабельности производства продукции, а также к росту стимулов для более эффективного использования производственных ресурсов, сокращения трансакционных издержек за счет улучшения банковских, страховых, торговых технологий, развития рыночной инфраструктуры.
В этом смысле выигрыши населения окажутся относительными. Рост интенсивности и упорядоченности труда, снижение потерь времени и сил, из-за улучшения условий труда и отдыха и сокращения рисков для здоровья и жизни работника, позволит заметно повысить их доходы, но частично это повышение будет компенсировано, «съедено» ростом цен на потребляемые товары. В целом же на заработанные деньги будет приобретаться растущий объем потребительских благ и услуг.
Следует также подчеркнуть нелинейность таких процессов во времени. В первые годы десятилетнего цикла расширение предложения товаров и рост заработной платы будут еще опережать рост цен на продукцию, однако, по мере усиления дефицитности производственных ресурсов и исчерпания организационных резервов трудосбережения, цены будут расти все быстрее, а резервы их сдерживания – сокращаться. Это еще один фактор усиления циклического кризиса конца 10-х годов.
Рост заработной платы работников и прибыли предпринимателей (последний – прямое следствие роста среднего и малого бизнеса) означает все более широкое развитие среднего класса (причем – в регионах страны – см. выше). Такие процессы влекут за собой очевидные изменения структуры и характера потребления. К основным из них относятся: сдвиги в структуре расходов от текущего потребления с высокой долей продовольственных товаров к ТДП, услугам, жилью, инвестициям, сбережениям; будет расти требовательность к качеству товаров и услуг, надежности и своеременности их предоставления (расширение предложения товаров и услуг, как показано выше, будет несколько опережать рост спроса на них, что явится фактором усиления конкуренции на потребительском рынке); расширятся разнообразие и дифференциация удовлетворяемых потребностей. Экономика бедных станет все более вытесняться экономикой среднего класса. Они принципиально друг от друга отличаются.
Если качественный товар или услуга для среднего класса должны минимизировать издержки потребления, сокращать время и силы затраченные на ремонт, покупку, доводку, сборку, приготовление (пищи), – ведь используя сэкономленные время и силы он заработает больше, – то качественный товар для бедных – это добротный, дешевый продукт или услуга, допускающий и/или предполагающий затраты времени и сил в процессе его потребления, т.е. повышенные издержки потребления. Экономика среднего класса превращает значительную часть труда в домашнем хозяйстве в отдельные сегменты производства товаров, полуфабрикатов, услуг.
Экономика среднего класса производит качественные товары, востребованные средним классом, и производимые благодаря квалифицированному труду среднего класса. Да и процесс воспроизводства рабочей силы для этой части населения предполагает свои группы товаров и услуг – восстанавливающих и развивающих не только и не столько физические, сколько интеллектуальные силы работника, а это, как правило, сложные наукоемкие товары или услуги с высокой долей добавленной стоимости. И наоборот, если экономика среднего класса не подкреплена ростом качества товаров – она остается ущербной.
Высокая обеспеченность работников рабочими местами для продуктивной занятости, означает, что значительные сферы жизнедеятельности населения станут неконкурентоспособны для населения, и исчезнут как массовое явление – это труд в ЛПХ, натуральное хозяйство, самостоятельные ремонт, строительство собственных домов, и т.п.
Снижение натурального хозяйства означает повышение товарных отношений и более высокий уровень разделения труда. Следовательно, можно ожидать значительный рост сферы услуг, обслуживающей эту новую часть товарного оборота. За счет перехода из нетоварных в товарные отношения появится дополнительный объем ВВП, который раньше в нем не учитывался. Все это, кстати, переводит часть оборота из натуральных обменов в денежную форму – соответственно прирастает и потребительский спрос, ослабляя негативные проявления кризиса в интервале 2015-2020 годов. Существенно также то, что этот прирост сопровождается переходом на более высокий уровень производительности труда в товарном производстве по сравнению с деятельностью, осуществляемой в форме натурального хозяйства или теневых отношений.
Рост сферы услуг в ответ на растущий потребительский спрос среднего класса – это, с одной стороны, сравнительно малокапиталоемкий процесс, с другой, - процесс, повышающий спрос на кадры (правда, относительно низкой квалификации).
Тогда рост спроса квалифицированных работников на услуги, замещающие трудоемкое потребление будет увеличивать их предложение и дополнительно к описанным выше процессам повышать спрос на кадры низкой квалификации работающие в этой сфере.
В циклическом кризисе конца 10-х годов эта часть сферы услуг несколько «провалится», соответственно будут проблемы у привлеченной в этот сектор части малоквалифицированных трудовых ресурсов (значительная часть из которых будет мигрантами).
В то же время следует подчеркнуть, что в целом в сфере потребления активно будет идти процесс сокращения издержек потребления, что будет способствовать сокращению издержек «воспроизводства рабочей силы». Этому фактору обычно не придают значения, но он является важным не только для социальной, но и экономической политики. Можно утверждать, что его действие будет положительно сказываться на росте экономики и, несмотря на циклические колебания – это долгосрочная тенденция, т.е. сокращение издержек потребления будет влиять на экономический рост и в следующем после кризиса конца 10-х годов экономическом цикле.
10. Выше уже описаны отдельные черты и факторы циклического кризиса конца 10-х годов. Как показано выше он не будет иметь разрушительного и фатального масштаба, тем не менее, не окажется и совсем безболезненным. Суммируя сказанное, можно выделить следующий ряд его очевидных характеристик.
- накопятся риски перепроизводства по различным группам товаров и услуг как потребительского, так и производственного назначения, что приведет к убыточности и банкротству части отечественных бизнесов, снижению темпов роста ВВП;
- накопятся риски перегрева финансовых рынков, в том числе из-за избыточного притока инвестиций с мировых финансовых рынков, и как следствие, пострадает часть банков, фондовые рынки, и другие организации финансовой инфраструктуры, часть инвестиционных проектов заморозится или прекратится;
- из-за уменьшения доходов населения, снизится потребительский спрос и уровень потребления;
- растущий дефицит сырья, энергии, топлива, кадров приведет к чрезмерному завышению цен на все перечисленные виды ресурсов, и такая ситуация начнет восприниматься как внутренний энергетический, сырьевой кризис;
- резкий переход от позитивных ожиданий роста уровня жизни к угрозам потери работы, доходов, снижения потребления, и другим аналогичным проявлениям кризиса спровоцирует рост безработицы, забастовки, социальные конфликты, последние могут принять межэтнические, формы;
- обострятся полемики вокруг проблем развития институтов собственности и системы госрегулирования – все то, что было недорешено за предшествующие годы опять превратится в политически острую дискуссию.
В то же время, следует подчеркнуть, что как все экономические кризисы он окажет благотворное, очищающее воздействие на социально-экономические процессы. Он приведет к «выбраковке» наименее эффективных бизнесов и производств, сократит избыточную по экономическим (но не социальным и гуманитарным) меркам часть потребления населения, «собьет» цены на ресурсы и уровень зарплаты, произведет селекцию и отсеет «худшие практики» в институтах, технологиях, организации воспроизводственных процессов, высвободит связанные в худших практиках и неэффективных бизнесах ресурсы и приведет к перераспределению их в пользу тех бизнесов, и воспроизводственных контуров, где эти ресурсы будут использоваться более продуктивно.
Развитие конкуренции станет ключевым фактором обеспечения качества продукции и снижения затрат на ее производство в последующем периоде оживления и подъема. Уровень ее развития достигнет высокой зрелости, характерной для развитых экономик середины XX века. Такая конкуренция будет симулировать прогресс технологий и развитие институтов. Более того, именно после данного кризиса следует ожидать переход от безликой экономики к стилистически новой с «притертыми» друг к другу бизнесами, выработанными стилями и этиками, сформировавшейся культурой российского предпринимательства.
На смену хаотичному опробованию и наращиванию новых норм, правил сформируются консенсусы в институциональных реформах, процессы развития технологий «обрастут» своей инфраструктурой – новой национальной инновационной системой, развитие кадрового потенциала сформирует требования к системе образования, способам инвестирования в развитие человеческого капитала и его адекватного использования.
В целом это создаст условия для мощного роста до следующего циклического кризиса, наступление которого следует ожидать к концу 20-х годов.
Чем выше будут расти заработная плата, тем больше станет стимулов у работодателей «заменять работника машиной» – внедрять организационные и технологические инновации, осуществлять переход на более высокий технический и технологический уровень, повышать производительность труда. Аналогичные стимулы проявятся и в ответ на рост цен на топливо, энергию, сырье, материалы, другие производственные ресурсы. Возникнут серьезные мотивы к энергосбережению и ресурсосбережению, которые рано или поздно заставят экономических субъектов внедрять сначала организационно-хозяйственные инновации, а затем переходить на новые технологии.
Эти стимулы начнут превращаться во все возрастающий спрос на технологии и новые материалы, изделия, оборудование и в целом будут способствовать росту наукоемкости производства. Однако, развернется этот процесс со своей инерцией. Ведь и цены с зарплатами должны еще подрасти, чтобы внедрение новых технологий стало жизненно необходимо и экономически целесообразно для многих бизнесов, и более выгодное внедрение организационно-хозяйственных инноваций займет какой-то период, и лаги освоения в производстве новых изделий и образцов и внедрения новых технологий составляют в лучшем случае несколько лет. Таким образом, ощутимым процесс выхода на новый технологический уровень станет не раньше, чем за среднесрочным горизонтом, т.е. ближе к середине-концу десятилетнего цикла нашего экономического развития. Кстати, к тому времени и конкуренция на рынке труда приведет к появлению мощных стимулов к повышению квалификации работников (см. выше).
В то же время следует понимать, что предложение техники и технологий российского происхождения невелико и в значительной мере уже используется. Поэтому в среднесрочной перспективе возрастающий спрос на технику и технологии будет удовлетворяться за счет быстро растущего импорта из развитых стран. Лишь на горизонте более чем среднесрочном могут возникнуть стимулы к импортозамещению на рынках производства технологий, машин и оборудования и их выпуск постепенно начнет перемещаться в нашу страну, со временем создавая предложение этой же продукции и на внешний рынок. Скорость этот процесс вряд ли наберет быстро.
Массовый импорт нового высокотехнологического оборудования создаст серьезные вызовы отечественной сфере НИОКР. Главный из них – переход от затратной к продуктивной деятельности. Лишь часть этой сферы сможет выдержать конкуренцию, предлагая не худшую продукцию, а значительные сегменты должны будут перейти в режим догоняющего развития, адаптации зарубежных технологий к отечественным особенностям. Завоевание новых лидирующих позиций если и удастся, то далеко не сразу, не по всему «фронту» разработок, и будет стоить немалых средств. Конечно же, они рано или поздно окупятся, но процесс этот заведомо небыстрый. Вопрос, в какой мере сегодняшняя сфера НИОКР окажется востребованной и сможет войти во вновь создаваемую сферу или разрушение одной будет идти на фоне создания другой с переливом имеющихся в первой из них активов, - пока не имеет точного ответа.
В любом случае и перестройка сферы НИОКР в соответствии с новыми требованиями к ней, и, если такая перестройка не будет удачной, – ее разрушение с переливом оставшихся активов в новую сферу технологических разработок, не менее дорогостоящий и болезненный процесс, чреватый потерями и издержками. Здесь – принципиальный вызов государству, поскольку рыночные силы начнут создавать заново серьезную сферу исследований и разработок в нашей стране не раньше чем через 10-15 лет.
В целом же технологическое развитие, повышение технического уровня производства в российской экономике, которое будет идти, в основном, на базе импорта западных техники и технологий – процесс долгосрочный, выходящий за горизонт описываемого выше циклического кризиса. Значимость этого фактора для роста российской экономики, как следует из предшествующего анализа, начнет повышаться во второй половине предстоящего десятилетия и в полную силу развернется после циклического кризиса конца 10-х годов этого века.
Кризис западной экономики лишь усугубит более высокую ориентацию российской экономики на импорт западных технологий и низкий спрос на отечественные. Дело в том, что такой кризис приведет к более высокому обесценению долгосрочных активов, чем товаров текущего потребления. Значительный сегмент предложения технологий потеряет большую часть привычного для себя спроса корпораций и государства и превратится в «бросовый товар». Его приобретение российским компаниям будет заведомо выгоднее, чем заказ и оплата российских разработок. Соответственно прибыльным бизнесом станет поиск, собирание таких технологий на западе, адаптация их к российским условиям. Такая работа будет требовать очень высокой научной квалификации участников и со временем этот бизнес сможет превратиться в сильный сегмент российской сферы НИОКР.
12. Экспансия российского бизнеса на западные рынки.
Процесс выхода российских компаний на западные рынки естественным образом шел и продолжает идти, хотя и гораздо медленнее, чем хотелось бы. Кризис западной экономики существенно его изменит, придав ускорения и неопределенности.
Действительно, описанные выше проблемы финансовых рынков западных стран приведут к тому, что резко снизятся, точнее, разрушатся многие барьеры входа для российского бизнеса на экономическое пространство, контролировавшееся ранее исключительно лидерами мировой экономики.
Упростятся процедурные и правовые барьеры, поскольку вряд ли устоят системы административного и судебного контроля за деятельностью бизнесов. Снизятся фактические требования к соблюдению стандартов качества и безопасности продукции, в значительной мере завышенных из-за капризов потребителей или подчиненности технологиям конкурентной борьбы. Исчезнет жесткий контроль за разделением рынков между крупными транснациональными корпорациями, поскольку их экономическая сила будет либо снижена, либо разрушена. Пропадет необходимость включаться в устоявшиеся посреднические сети, поскольку сами эти структуры в значительной мере пострадают от кризиса. Потеряет смысл высокая разница в ценах между «брэндами» и «небрэндами», ведь на рынки прорвется значительная масса пиратской продукции. Исчезнут политически мотивированные торговые ограничения, сократятся возможности поддержки внутренних производителей путем субсидирования экспорта, страхования инвестиций, иных преференций, их отечественному бизнесу, «не противоречащих» рыночным механизмам хозяйствования. Падение капитализации бизнесов приведет к тому, что стоимость входа на рынок путем покупки их акций или иных участий станет кратно меньшей, чем сегодня.
Оборотной стороной кризиса западной экономики станет не только падение финансовых рынков и снижение барьеров входа на товарные рынки, но и резкий рост неопределенности и рисков для всех участников новой экономической игры на этом пространстве. В этом смысле для бизнеса облегчится вход, но изменятся ожидания его результативности и осмысленности. С одной стороны, эти рынки все равно велики (хоть платежеспособный спрос и упадет), и рано или поздно начнут выходить из депрессии – стоит заходить на них не только за текущими успехами, но и ради завоевания долгосрочных стратегических позиций и будущих долей рынков. С другой, - большой кризис произойдет не одномоментно, и волны последствий от него будут распространяться по разным рынкам с высокой неопределенностью – соответственно, велики станут риски зайти на вожделенный рынок и попасть под такую волну, но в рискованной азартной игре и выигрыши могут оказаться очень высокими. В российской экономике начала 90-х было все то же самое. С третьей стороны, целью входа на рынок может стать не столько организация продажи каких-то товаров, сколько поиск и приобретение накопленных промышленных секретов, технологий, других долгосрочных активов, резко упавших в цене. Наконец, важным аргументом для растущего крупного российского бизнеса становится возможность заранее обеспечить стратегический контроль за ключевыми сегментами будущей американской экономики, после того как она, пережив депрессию, начнет снова расти.
В любом случае, представляется, что в результате кризиса в экономике США совокупность описанных мотивов приведет к заметному ускорению процессов выхода российского бизнеса на западные рынки. Эти процессы уже в среднесрочной перспективе могут приобрести серьезный масштаб.
Любой более-менее масштабный выход на новые рынки не сможет обойтись без выстраивания инфраструктуры поддержки экспорта, институтов его стимулирующих, издержек связанных с их освоением.
Чтобы выйти на эти рынки, мы должны знать их законы, правила, этику в массовом порядке, т.е. российские менеджеры не только крупные, но и среднего звена, довольно быстро освоятся за рубежом, и будут чувствовать себя там «как дома», приниматься без предубеждений, вести диалог на равных, знать многие подробности, их делового оборота, юридические тонкости, капризы потребителей и т.д. Всему этому еще предстоит научиться. Это само по себе недешево и требует накопления опыта и его закрепления в традициях, нормах, институтах.
Процесс захвата новых сегментов мирового рынка вряд ли обойдется без конфликтов, торговых войн, политических разборок, антидемпинговых и иных судебных разбирательств. Правительству и бизнесу придется научиться во всем этом ориентироваться, и сформировать зрелую логистику поддержки последовательной экспансии отечественного бизнеса в мировую экономику. Нужно также понимать, что выстраивание такой логистики и обучение ей названных субъектов стоит немалых средств и сил, обладает своей инерцией, но эти по сути институциональные инвестиции быстро окупаются.
13. Таким образом, структурные пропорции в российской экономике будут в течение предстоящего десятилетия динамично меняться. Такие изменения во многом уже стали результатом реформ предшествующих полутора десятилетия и более, чем вероятно, будут сопровождаться новыми институциональными реформами (и даже генерировать, стимулировать их).
Ряд факторов из числа описанных выше определит характер и интенсивность институциональных преобразований в предстоящее десятилетие, и их «встраивание» в циклическое развитие российской экономики.
А) Рост конкуренции на всех рынках: потребительских товаров, услуг, производственного потребления, трудовых ресурсов, ведущий к повышению требовательности к качеству товаров, своевременности поставок, точности исполнения обязательств всеми участниками экономической деятельности.
Б) Развитие и расширение кооперационных связей между экономическими агентами, повышение взаимной требовательности и взаимного контроля, предполагающие рост прозрачности деятельности. Новый бизнес растущих секторов несырьевой экономики сам будут заинтересован в вытеснении теневой экономики на периферию воспроизводственных процессов, но эта работа будет проделана не по мановению волшебной палочки, а займет время, силы средства, причем не столько государственные, сколько самого общества – его среднего класса. Такая работа, конечно же, будет сопряжена с потерями и конфликтами, но и окупится сполна.
В) Активизация процессов организационно-хозяйственного ресурсосбережения, энергосбережения, трудосбережения, ведущих к повышению активности в поиске, внедрении, селекции, распространении нетехнологических инноваций на микроуровне.
Г) Рост инвестиций с мировых финансовых рынков, способствующий расширению сферы применения, распространению стандартов прозрачности деятельности компаний.
Д) Приток определенного количества квалифицированных мигрантов (привлеченных выросшими в стране заработками – см. выше) являющихся носителями привычных для развитых стран правил и норм отношений доверия и требовательности в коллективах и социумах при выполнении взаимовыгодной деятельности.
Е) Укрепление рубля и привлечение масштабных инвестиций с мировых финансовых рынков, которое означает переход к полноценному включению России в мировые рынки (несмотря на глобальный кризис, значительная, особенно – консервативная, часть институтов мировой финансовой системы сохранится), и потому – принятие рубля в семью первоклассных валют, гармонизацию финансовых институтов и норм с требованиями и правилами мирового рынка, развитость инфраструктуры российского рынка по мировым меркам.
Ж) Рост масштабов экономической, а, следовательно, и политической активности нового среднего класса, растущего на волне бурного развития несырьевой экономики. Квалифицированные работники с высоким уровнем образования, и дохода, работающие в бизнес-среде с высокой требовательностью к дисциплине труда и дисциплине обязательств, свободно чувствующие себя и у нас и на Западе, станут формировать социальную «питательную среду» для развития новых институтов рыночных взаимосвязей, доверия, сочетания конкуренции и кооперации.
З) Смена элит. Быстрое развитие несырьевой экономики будет происходить на фоне консервативного роста сырьевых отраслей и секторов, и доходы от ее развития кто-то получит. Быстро накопив капитал и статусы, они заявят о себе как о новой элите и станут проводниками новых институциональных преобразований сначала в отдельных успешных регионах, а затем и по всей стране. Причем эта элита будет расти динамично, агрессивно, а какое-то время еще и сплоченно, ощущая, что именно она приходят брать власть в этой стране, и, чувствуя сопротивление предшествующей, превращающейся в консервативную, элиты. Этот процесс станет заметен не через 10-15 лет, а уже через 2-3 года, а может быть и раньше, а полную силу наберет в среднесрочной перспективе.
Новая элита будет уже не просто российской. Частично она, конечно, вырастет из сегодняшнего среднего и крупного бизнеса, но в значительной мере она станет международной. Вместе с инвестициями и бизнесами сюда придет зарубежная элита и начнет серьезно влиять на политику и развитие общества здесь в России. Да и российская элита перестанет вести бизнес только в своей стране и станет как все западные элиты – космополитической.
Объединять новую элиту будет не только борьба (борьба за ресурсы развития страны) с общим «врагом» – прежней элитой, но и ее высокая экономическая взаимозависимость. Новая экономика – более кооперированная и более прозрачная, успех в ней уже симбиоз отношений.
На стороне этой новой элиты будет стоять и растущий средний класс, своим трудом участвующий в создании «русского экономического чуда», связанный с этим успехом не только экономически, но и психологическими узами сопричастности к успеху, растущим патриотизмом, гордостью и т.д.
И) Многообразие форм экономической жизни. Новая несырьевая экономика предполагает множественность точек принятия решений, и информационных каналов – в отличие от сырьевой экономики, которая позволяет их монополизировать. Следовательно, в регионах сформируется высокая социальная активность в выстраивании систем экономических и социальных взаимодействий, в «переваривании» опыта формирования дисциплины обязательств и его распространении. Следовательно, больше будет повляться НКО, саморегулируемых организаций, больше присутствовать демократии, самодеятельности, самоорганизации. На волне экономического подъема активность в выстраивании подобных структур будет очень высока, в то же время, по мере перехода от быстрого подъема к «выходу на кризис», подобное разнообразие будет частично сворачиваться, и начнется некоторая выбраковка неоправдавшихся, громоздких, малопродуктивных социальных и экономических структур подобного типа.
К) Постепенное вырастание новых крупных бизнесов в несырьевой экономике. Развитие конкуренции в данном секторе так или иначе приведет к концентрации финансовых и организационных ресурсов вокруг новых центров кристаллизации. Ими могут стать и растущие предприятия, и стратегические посредники в лице банков торговых, страховых или иных структур, и даже региональные власти. Новые крупные бизнесы зададут логистику развития после следующего кризиса, да и определят внешнеполитические интересы страны. Вместе с этим крупным бизнесом вырастет и новая олигархия.
Таким образом, сформируется новая фаза политического цикла: рост среднего класса и мелкой буржуазии – основа новой волны демократии, разочарования от которой придут позднее – к кризису конца 10-х годов, после которого будет формироваться новая олигархия на новой волне выделения крупных бизнесов в несырьевой экономике.
Однако, есть все основания прогнозировать их постепенное сближение. Как уже подчеркивалось, важной, ключевой особенностью развития несырьевой экономики становится то, что одним из главных факторов ее развития становится кооперация участников. От того, насколько устойчивые и надежные экономические связи с контрагентами удается установить, зависят собственные экономические позиции каждого субъекта этой части экономики. В отличие от сырьевой экономики, синергетические эффекты от подобной кооперации ощутимо превращаются в прибыли, доли рынков, уровни капитализации ее участников. Конечно же, разнообразие исходных, да и вновь генерируемых представлений о собственности, государстве и гражданском обществе приведет к тому, что в течение довольно долгого времени готовые институты их регулирования вряд ли появятся, а их выстраивание будет идти методом проб и ошибок, далеко небезконфликтным опробованием различных вариантов норм и правил, медленным расширением сфер их использования и распространения, приобретением уроков преодоления последствий от их несовершенства, накоплением опыта новых социальных и экономических взаимодействий.
Инновационная активность бизнеса в ближайшие годы будет направлена на строительство кластеров и технологических цепочек, создание мезотехнологий организации кооперационных сетей и логистики среднего бизнеса, выстраивание дисциплины поставок и дисциплины производственных процессов, инструментов, обеспечивающих ответственность и точность исполнения обязательств и т.п. Потребуются привыкание и адаптация к новым стандартам качества, требовательности западных, да и отечественных потребителей.
Новые технологии как в сфере традиционной техники и обработки вещества природы, так и в сферах хозяйственных или социальных инноваций, не могут сразу заменить весь массив предшествующих им технологий. Ведь слишком высока инерция стандартов потребления и стереотипов поведения, норм этики и морали, привычек, традиций, небыстрого изменения систем ценностей и установок, перестройки сложившихся социумов и правил взаимодействия со своими, неприятия чужих. Соответственно изменение инерционных тенденций и траекторий всегда (и в физике и в экономике) требует внешней силы и чревато внутренними напряжениями от «перегрузок». В экономике оно всегда сопровождается повышенными издержками и потерями и окупается только если «приз» высок – и то не сразу. В нашем случае такой приз просматривается: это та часть западной экономики, которая может сюда перейти (или в остром случае – бежать от их кризиса), спасаясь от набранных чрезмерных обязательств, и привлекаемая новыми, вполне комфортными условиями. Тогда весь вопрос для нас – сможем ли мы эту комфортность создать, и именно в той мере, в которой сможем – получим больший или меньший приз – лидерство в посткризисной мировой экономике, присутствие в ряду сильных или средних, ну или – худших в своем развитии стран.
Столь масштабный, как это описано выше, приток западного бизнеса в Россию и растущий выход нашего бизнеса на западные рынки предполагает и пересмотр стандартов качества и системы сертификации продукции. В любом случае качество продукции должно отвечать требовательности их зарубежного рынка. То же самое в отношении стандартов делового оборота, прозрачности бизнеса, дисциплины обязательств, правоприменения и правосознания в стране.
Кризис западной экономики, конечно, упростит многие капризы и требовательности западных потребителей к стандартам качества, но депрессия пройдет и эта сторона их жизни так или иначе восстановится, поскольку она диктуется не праздностью, а экономической целесообразностью заботы о собственном здоровье, условиях жизни, труда и отдыха.
Если экономическая жизнь здесь в России становится столь интенсивна, то международный бизнес активно приезжает сюда и решает многочисленные вопросы. Значит, к этому времени сформируется бизнес-среда мирового уровня. Должна быть обеспечена гармонизация законодательства России и Европы по очень широкому спектру областей права. Это, кстати, требует немалых усилий и расходов, но они являются эффективными инвестициями.
С учетом инерции описанного процесса, вероятнее всего, переход от хаотичного наращивания опыта, норм и правил экономического поведения к формированию более-менее устоявшихся институтов начнет осуществляться за среднесрочным горизонтом, т.е. ближе к концу десятилетнего цикла между кризисами. Циклический кризис ускорит этот процесс, а полноценные институты будут созданы уже после него, и во многом благодаря им, пойдет рост экономики в следующем цикле, т.е. примерно с начала 20-х годов этого века.
Еще до наступления кризиса конца 10-х годов начнется процесс генерирования бизнесом различных соглашений, этических кодексов, нормы, правил коллективной обструкции и других форм локальных консенсусов и контуров обратной связи. Они со временем начнут выстраиваться в новые фундаментальные институты рынка, государства и гражданского общества на основе все более широкого консенсуса по их устройству. Соответственно уже после указанного кризиса лучшие и обычные практики в этом процессе должны быть упорядочены и собраны в подобные институты.
При описанных выше тенденциях роста зарплаты и при подобных структурных сдвигах в экономике, должна быстро расти доля квалифицированного труда иначе, зачем платить за него высокую зарплату (уровень образования и профессиональный багаж навыков работника должен быть достаточно высок). Поэтому уже к середине-концу 10-х годов этого века должны повыситься требования к условиям труда, сокращены сферы ручного труда, труда во вредных, опасных и тяжелых условиях, особенно для женщин.
Ценность работника высока, поскольку потеря его работоспособности оборачивается большими потерями для работодателя, а замещение выбывшего квалифицированного работника тем труднее, чем выше его квалификация. Высоки и потери общества и государства – в самом грубом виде – в пропорции их вложений в человеческий капитал применительно к данному работнику. Соответственно, экономия, сокращение потерь такого рода превращаются в дополнительный ресурс развития, который сегодня расходуется расточительно, т.е., по сути, теряется.
Следовательно, будут снижаться травматизм и профзаболевания, связанные с условиями труда и факторами производства. Ниже станут показатели числа инвалидов и расходы бюджета на выплаты соответствующих льгот и пособий. Начнут уменьшаться показатели патологической заболеваемости и нагрузки на здравоохранение по причинам, связанным с производственным травматизмом и профессиональными заболеваниями. Будет сокращаться смертность от несчастных случаев на производстве и профзаболеваний.
В описанных условиях станет важен не только умелый, но и отдохнувший, полный сил работник – будет расти спрос на развитие сферы туризма, отдыха, спорта, досуга, культуры, распространение некоммерческих организаций, на расширение предложения товаров, повышающих комфорт в быту и т.д. и т.п.
Однако, при всех возможных успехах медицины и социальной реабилитации, эффективность такой политики проявится не сразу. Многие патологии сегодняшних больных сохранятся и никуда не денутся в ближайшие двадцать лет просто из-за инерции смены поколений.
Кроме того, интенсивный экономический рост будет повышать нагрузку на природу и экологию, и с гораздо меньшей скоростью станет расти требовательность к экологической чистоте продукции, а экология на уровне западных стран – весьма дорогое удовольствие. В силу этого, экологические факторы еще долго будут сохранять свое неблагоприятное влияние на здоровье.
Сокращение смертности мужчин в трудоспособном возрасте станет фактором сохранения большей доли полных семей с кормильцем. В сочетании с его высоким доходом, это позволит женщинам выбирать работу в большей мере, чем сейчас сочетающуюся с поддержанием домашнего хозяйства, воспитанием детей. При этом вырастут объем и качество услуг, замещающих их труд в домашнем хозяйстве.
Само ожидание спроса, а уж тем более появившийся и растущий спрос на квалифицированного работника задаст высокую конъюнктуру рынка образовательных услуг, но такой рынок в большей мере будет формировать стимулы развития для быстро окупающихся систем образования – профессиональной подготовки, повышения квалификации, тренингов и т.п., оттягивая кадры и ресурсы от систем долгосрочных вложений в человеческий капитал – школ, вузов, дополнительного внешкольного образования. Об этих системах должны заботиться государство, семья, неккомерческие общественные организации, но маловероятно, что они смогут быстро сформировать равные по силе сигналы спроса на качественное образование. В любом случае надеяться на то, что спрос на качественное образование, идущий одновременно «по всему фронту» образовательной деятельности, будет легко удовлетворен, по меньшей мере – наивно.
Кадровый потенциал будущей экономики – те, кто учится сегодня в школе и в институтах (через 10-20 лет именно они составят костяк трудового потенциала), а также будущие квалифицированные трудовые мигранты.
При том, что технико-технологический потенциал новой экономики сегодня еще не существует и, вероятно, будет динамично меняться, необходим не столько знающий (хотя и это очень важно), сколько креативный, адаптирующийся к новым требованиям работник. Соответственно быстро вырастет потребность в развитой и разнообразной системе непрерывного образования. Она должна учить знаниям, навыкам и опыту, которые еще только сами зарождаются. Поэтому такая система образования будет строиться «с колес», в значительной мере методом проб и ошибок, и с соответствующими издержками и новыми диспропорциями.
Совершенно открытый вопрос: какая часть населения страны (и даже – какая часть молодого поколения) готова принять такой вызов – всерьез повышать свою квалификацию, с тем, чтобы потом за свою работу получать высокую и очень высокую зарплату.
Кроме того, успех средне- и высокотехнологичных предприятий сегодня определяется не столько контингентом кадров, сколько тем, как собраны их коллективы, какая система отношений и традиций в них сформирована. Зачастую для этого требуются годы. Формирование таких коллективов сопряжено с серьезными усилиями менеджеров, развитием культуры предпринимательства, институтами регулирования трудовых отношений и в целом рынка труда, развитием профсоюзного движения. Успех такой работы не гарантирован, в ней немало рисков, потерь, издержек, тем не менее, выигрыши могут окупить потраченные на нее ресурсы и усилия. Проблема создания сравнительно устойчивых коллективов предприятий с укоренившимися традициями усугубляется общей подвижностью рынка труда, высокой мобильностью работников, требуемым сравнительно быстрым квалификационным ростом. Конфликтность в этом процессе чревата накоплением психологических трудностей и высоким спросом на развитие системы социально-психологической адаптации, включением в арсенал системы образования не только обучения знаниям, но и социально-психологической, этической составляющей.
Требуется практически заново сформировать инженерный корпус, обеспечить подготовку высококвалифицированных работников, перенять опыт профессионалов предпенсионного возраста, практически заново выстроить системы неформальных отношений в крупных коллективах, направленных на оценку качества труда и профессионализма работников.
Требования к системе образования, отвечающей подобному социальному запросу, пока даже не сформулированы. Но если она не сориентируется на описанные структурные сдвиги, то станет тормозить экономический рост. А выстроить ее такой – стоит немалых средств и, главное, – понимания того, как и какую систему строить.
Даже сегодня наблюдается серьезный дефицит кадров в системе образования – дефицит квалифицированных и молодых преподавателей. Ситуация будет обостряться, поскольку уже в среднесрочной перспективе учителя пенсионного и предпенсионного возраста уйдут из школы. Но и сейчас их багаж по ряду серьезных параметров отстает от требований времени. Дети лучше ориентируются в Интернете, создают новые сообщества в сети и активно обмениваются информацией и опытом, они часто знают языки и лучше чем учителя знакомы с другими странами и элементами их культуры. Наконец, новой молодежи не интересны и не нужны многие накопленные разочарования и обиды старшего поколения, создающие избыточную эмоционально-политическую нагрузку в ходе обучения.
Таким образом, спрос на качественное обучение будет расти, а его предложение – расширяться довольно инерционно. Ведь оно «упирается» в кадры преподавателей, в отлаженность образовательных технологий, их адаптацию к потребностям производства, сферы услуг, меняющейся системе информационных потоков и коммуникаций. Наконец в школах и вузах важны не только образовательные технологии и кадры, но и традиции, а они формируются годами.
Модернизация системы образования, требующаяся для перехода на новые стандарты и технологии обучения, упирается не только в инерцию появления и распространения инноваций в этой сфере, но и в инерцию избавления от прижившейся негативной практики: коррупции в школе и вузе, излишней бюрократизации управления системой образования, непрофессионализма значительной части преподавателей, неуважения к ученику, накопленных пробелах в знаниях и навыках и т.д.
Развитие новой российской экономики станет предъявлять все более артикулированный запрос на более квалифицированное и более здоровое население, но тогда вся сегодняшняя соцсфера (школы, больницы, библиотеки, музеи…) станет ощутимым фактором роста человеческого капитала. Следовательно, общество должно будет сформировать стандарты требовательности (которые сегодня существенно занижены) к тому, как они работают, что привносят в тело и душу человека, как должны реформироваться.
Тогда и оплата труда в этих отраслях превратится из социального пособия, которым она, по сути, является сегодня в полноценный и весомый заработок. Прямым следствием такого роста станет серьезное обновление и омоложение преподавательского корпуса, и других работников отраслей соцсферы.
Открытые вопросы – сколько стоит создать подобную соцсферу, как быстро она выработает и освоит новые технологии обслуживания населения, почему начнут выстраиваться обратные связи, складывающиеся в реальный общественный контроль за эффективностью ее функционирования. Как быстро эти по сути дела инвестиции (причем немалые) окупятся через улучшение здоровья, сокращение непредотвращаемых сегодня затрат, потерь, выплат, через прирост «трудового потенциала» благодаря росту профилактики и реабилитации пострадавших, возвращение их в сферу трудовых отношений. Какие именно институциональные преобразования должны произойти, например, в системе социального страхования, в развитии частной медицинской практики, расширении практики благотворительности и в секторе некоммерческих организаций – все это пока обсуждаются лишь на уровне общих соображений на эту тему.
Но если все это или его большая часть не будет выполнено, окажется под вопросом достижение последующих успехов в социально-экономическом развитии страны.
Описанные выше процессы должны сопровождаться очень высокой трудовой мобильностью и межрегиональной миграцией, несущими не только экономические выгоды, но и социально-психологические трудности, напряжения, а также наталкиваться на утилитарные барьеры, связанные с переездом, сменой жилья, социального круга и т.п. Подвижность трудовых мигрантов будет способствовать мультипликативному росту туризма и частных поездок в Россию и за рубеж.
Из-за высокой подвижности рынков и населения, быстрых изменений социальной среды, не будут успевать закрепляться стандарты потребления и стереотипы поведения. Если в 90-е годы перед населением стояла задача адаптации к кризису и спаду, то теперь ему придется решать не менее сложную проблему адаптации к росту, к циклическим кризисам, к динамике, к неустойчивости традиций, к быстро меняющимся ориентирам и ожиданиям, к неустойчивости границ социальных групп и собственной самоидентификации.
Трудно представить себе особенности социальной психологии общества на более чем десятилетнем временном горизонте, однако, ряд факторов, влияющих на состояние общества (к началу 20-х годов в России) можно выделить. К основным из них относятся следующие.
А) Опыт экономических успехов, преодоления разочарований и обид, накопленных от неудач общественного развития XX века в России. Само общество разделится на участников «русского чуда», живущих в динамичной экономике и динамично развивающейся стране и неучастников этого процесса, живущих на той же территории, но, по сути, в другой стране. Конфликты, социально-психологические напряжения между двумя названными частями общества, в том числе приобретающие и межтерриториальную, межэтническую окраску будут ослабляться в периоды экономических успехов и процветания, но обострятся в годы кризиса и хоть и непродолжительной депрессии.
Б) Набирающий силу и расширяющийся в количественном отношении средний класс, объединяющий носителей единого понимания гражданской идентичности, с растущим ощущением общности стереотипов экономического поведения и образа жизни. Эта, все более значительная часть населения страны, очевидно, будет сохранять и развивать ценностные установки на приоритет образования и квалификации, на этику трудовых и экономических отношений, построенную на соблюдении обязательств, самостоятельности и ответственности в принятии решений, на требовательность к доступности информации, обоснованности принимаемых в обществе решений.
В) Расширение слоя образованного и высокообразованного населения, занимающегося преимущественно интеллектуальным трудом, развитие системы коммуникаций, оборота информации, ее доступности приведут к росту стимулов к избирательности в отношении ее качества, взвешенному оцениванию, выбору более надежных источников, умения ориентироваться в информационном пространстве, спросу на более высокие эталоны литературы, культуры и искусства.
Г) Повышенный интерес к «русскому экономическому чуду», который приведет к интенсификации культурных и иных гуманитарных обменов, встреч, совместных проектов с культурной и общественной элитой развитых стран. Будет также расширяться «народная дипломатия», на базе которой всегда активизируются «трансферты» культурных достижений, взаимообогащение культурных традиций, стереотипов поведения, стандартов образа жизни.
Д) Приток в значительных количествах новых потоков мигрантов и соотечественников – носителей иных культурных и религиозных традиций, стереотипов поведения, установок и ценностей. Ассимиляция их в социумах, интеграция ценностей и культур. Это далеко не безболезненный процесс, но в нашей стране имеется многовековой опыт формирования своеобразного единства культуры, сплава востока и запада, соединения всех основных мировых религий.
Е) Опыт новых конфликтов – этнических, трудовых, социальных, принятие в результате их уроков новых обязанностей и прав в отношениях между различными группами населения. Уроки адаптации к новым трудностям и кризисам в социальной и экономической сферах, накопленным за два десятилетия экономического роста, преодоление, «выдавливания из себя» нетерпимости, недоверия, других негативных представлений и форм поведения.
Ж) Набранный темп инновационного развития сначала (еще в 90-е годы) в общественной и хозяйственной жизни, затем в экономике, организации бизнеса, банковских, страховых, коммерческих технологиях, общественных коммуникаций, а затем ближе к середине-концу 10-х годов нашего века – и инноваций в собственно в технико-технологическом смысле.
Значительной части населения будет трудно не только из-за того, что многим придется стать инноваторами, но и просто из-за того, что нужно будет адаптироваться к окружающему их инновационному фону. Все это чревато не только успехами. Но и накоплением усталости от жизненных перемен.
З) Нарастающий опыт ответственности и выполнения обязательств в финансовой, трудовой сферах, социальных взаимодействиях у все более широкого круга людей. Его оборотная сторона – опыт самостоятельности в принятии экономических и общественно-значимых решений. Рост уверенности в собственных силах и устойчивых ожиданий позитивного развития страны в целом.
Станут зримо проявляются успехи тех, кто образован, таких коллективов, где сформирована своя бизнес-культура, тех предпринимательских кругов, которые придерживаются определенной этики, тех предприятий, где больше заботятся о здоровье работников, творческой, креативной атмосфере, сохранении традиций, т.е. таких слоев общества, где выше свобода творчества, ответственность, этика предпринимательства, прозрачность бизнеса и государства, т.е. культура в широком смысле.
И) Укрепление позиций страны в формировании нового мирового порядка, нового глобального равновесия, и на этой основе все большее распространение ощущения новых силы, лидерства, успеха, ответственности и миссии у все более широкого круга граждан страны.
Быстрая социокультурная модернизация в успешной части экономики чревата серьезными конфликтами с консервативной частью общества, не готовой к подобному культурному скачку. Такие напряжения пройдут по самым разным линиям: отцы и дети, авангард против консерваторов, «славянофилы» против «западников», новые маргиналы, агрессивно настроенные к «чужому» успеху. Появятся лидеры, проповедники и философы каждого из движений. Общественное сознание не будет благостным и умиротворенным, а наоборот активно «клокочущим». Освоение многих новых понятий, стереотипов и норм, психологические конфликты, новизна задач и ситуаций, новый декаданс, новые хиппи, новые культурные элиты, инновационная и изобретательская активность населения, взломанная скорлупа накопленных социальных разочарований. Новаторство в культуре, в технике, в науке, в архитектуре, в прочих сферах – все то же самое происходило в Европе и России в конце XIX-начале XX веков.
В тоже время, социокультурная модернизация – это всегда работа. Сколько подобной работы может проделать наше общество, является ли этот фактор лимитирующим? Ведь здесь предполагается, что не только 5-10% населения ведут себя как инноваторы в обществе и экономике, а все 20-30, а то и больше процентов населения. Есть ли у нас такое количество «не отравленного» (алкоголем, наркотиками, тюрьмой, экологией, болезнями) населения? А если это и возможно, каковы риски избыточной, хаотичной, непоследовательной социокультурной модернизации, потери от которой могут оказаться выше, чем приобретения? Аналогично кризисам перепроизводства в экономике, тут тоже будут кризисы и разочарования от неудач подобной модернизации. И наоборот инерционность общества нельзя преуменьшать – не будет проделано больше социокультурной работы, чем может и хочет наше общество. В Царской России на похожую работу понадобилось не менее полувека. (Даже если считать с реформы 1861 года до примерно периода после Первой Русской Революции). Правда, лет 15-20 из них нами уже пройдено, еще двадцать – прогнозный период. К концу периода уже назреет проблема переоценки успехов и неудач, встанет вопрос о накопленных новых «тектонических» напряжений в обществе, о предстоящем новом кризисе и возможностях его разрешения и преодоления.