Внимание!
четверг, 20 августа 2009
Знания в массы!
Олег ХЛОБУСТОВ
Судьбы разведчиков: капитан Иван Виткевич
читать дальше
… на декабрь 2009 года приходится важная дата мировой истории – 30 лет ввода Ограниченного контингента советских войск в Афганистан.
Но мало кто, по-видимому, помнит, что на эту же примерно дату приходится и…. 170-летие установления дипломатических отношений между Россией и Афганистаном. Также как и имя первого российского посла в этой стране. Судьба же его столь необычна, что становилась основой не для одного романа и кинофильма….
В истории нашей страны есть немало событий забытых или почти забытых. Да и сама история наша, до относительно недавнего времени, была во многом «обезличена», лишена имен и характеристик ее непосредственных участников, а порой и организаторов, творцов тех или иных событий, ставших впоследствии историческими. Короче говоря, роль конкретной личности в истории, за очень небольшим исключением, была практически сведена к нулю.
Но всегда ли оправдан подобный подход? Попытаемся взглянуть на некоторые события более чем полутора вековой давности именно под углом зрения персонально-личностно вклада в их развитие конкретных исторических персонажей.
+ + +
Специалистам по истории российской дипломатии в Азии хорошо известно имя Ивана Викторовича Виткевича (1808-1939). О его нелегкой и драматической судьбе широкой аудитории впервые рассказал в 1959 г. другой наш востоковед, ставший впоследствии известным писателем, Юлиан Семенов в повести "Дипломатический агент".
Однако упоминания его имени нет даже в биографическом словаре «Разведка и контрразведка: Энциклопедический словарь Российских спецслужб» (М., 2002)
Поляк по происхождению, Иван (Ян) Виткевич родился в 1808 г. под Вильно и учился в гимназии местечка Крожи.
В 1823 г. царские власти раскрыли среди старшеклассников гимназии "тайную организацию антиправительственного направления". У "злоумышленнников", к числу коих принадлежал и Иван Виткевич, были обнаружены стихи "возмутительного содержания". Попечитель Виленского учебного округа настоял на строжайшем наказании "крамольников" и все они предстали перед военным судом. Двое из них были приговорены к пожизненному тюремному заключению, а остальные - к отдаче в солдаты.
На «деле» Виткевича царский наместник в Польше Великий князь Константин Павлович собственноручно наложил резолюцию «В солдаты. Без выслуги. С лишением дворянства. Навечно. Конст.».
Так 16-летний юноша в марте 1824 г. оказался рядовым 5-го линейного батальона ООК, стоявшего в крепости Орской Оренбургского края.
Энциклопедический Словарь Брокгауза и Эфрона в конце XIX века (том XXII, СП-г, 1897, сс. 129-134) так характеризовал значение Оренбургского края: «Петр I считал его «за ворота в Азию». Соседство с богатейшими странами Средней Азии способствовало развитию торговли.
Статус края получил в 1796 г., а «по величине из губерний Европейской России уступает только Архангельской, Астраханской, Вологодской и Пермской».
О столице края – Оренбурге, тот же источник отмечал: что здесь имелись 2 кадетских корпуса (основаны в 1825 и 1887 годах), Николаевский женский институт, мужская и женская гимназии, духовная семинария, военно-фельдшерская школа, учительская семинария, 3 воскресных школы, 6 городских и приходских училищ, музей (с 1897 г.).
Любознательный и пытливый от природы, Виткевич в свободное от службы время за несколько лет овладел персидским, узбекским и казахским языками, в дополнение к немецкому, французскому и английскому, которые он знал ранее.
В 1829 г. по приглашению российского правительства Оренбуржье посетил известный немецкий естествоиспытатель и путешественник Александр Гумбольд, переводчиком к которому был представлен Иван Виткевич.
К немалому своему изумлению, на квартире Виткевича ученый обнаружил хорошую библиотеку по ориенталистике, которую тот собирал на деньги, присылаемые ему родственниками. Особенно путешественника поразило присутствие в ней собственных сочинений на немецком языке.
Тронутый судьбой молодого человека, Гумбольд по прибытию в Оренбург рассказал о необычном «служивом» генерал-губернатору В.А. Перовскому.
Здесь следует сказать несколько слов и о самом «главном начальнике» края генерале Василии Алексеевиче Перовском (1795-1857). Незаконнорожденный сын одного из фаворитов Екатерины Великой, он получил офицерский чин в Московской школе колонновожатых. Участвовал в Отечественной войне 1812 – 1814 годов, будучи тяжело раненым – попал в плен, был вывезен в Париж. Воспоминания о пребывании в плену – единственные мемуары Перовского. После возвращения на родину – в свите Великого князя Николая Павловича, будущего императора, который высоко ценил молодого офицера и у которого сложились особые отношения с царем.
Участник русско-турецкой войны 1828-1829 годов. Был тяжело ранен. После излечения получил назначение в Оренбург в качестве исполняющего должность (до мая 1831 г.) генерал-губернатора края.
Три дополнительных штриха к биографии этого необычного губернатора.
Будучи однолюбом, после смерти от чахотки в Италии возлюбленной, племянницы В.А. Жуковского Екатерины, остался одиноким.
Дум генерал-губернатора был неким интеллектуальным клубом или салоном. Здесь неоднократно бывал А.С. Пушкин, собиравший материалы для «Истории Пугачевского бунта», а в библиотеке губернатора имелись книги с автографами поэта.
После овладения отрядом В.А. Перовского хивинской крепостью Ак-Мечеть, она более 70 лет – до 1925 г., носила имя Форт Перовский (ныне г. Кзыл-Орда в Казахстане).
Перовский пожелал встретиться с необычным «государевым преступником», и вскоре Иван Виткевич был переведен в Оренбург и прикомандирован переводчиком к Пограничной комиссии, где и началась его служба как военного разведчика.
Следует сказать, что в начале XIX века Оренбургский край являлся приграничным регионом империи, примыкавшим к сопредельным владениям Бухары, Коканда и Хивы - феодальных среднеазиатских государств, ныне почти забытых, и располагавшихся на территории современных Туркменистана, Узбекистана, Казахстана и Таджикистана. Через него шли торговые и дипломатические сношения России не только с этими странами, но также с Афганистаном и Индией.
В то же время Оренбург являлся не только военно-политическим форпостом на границе, но и важным центром дипломатической активности в регионе, а также, центром организации разведывательной работы по сопредельным государствам.
К югу от Оренбурга и укрепленной линии простирались земли Младшего и Среднего казахских жузов, находившихся под протекторатом и защитой Российской империи. Отметим однако одно важное обстоятельство, способное ввести в заблуждение неосведомленного современного читателя: в XIX, и даже в начале XX века, коренное казахское население этих мест в официальных документах именовалось... киргизами. Этот термин мы и будем использовать, по мере необходимости.
Обстановка в крае была достаточно сложной и напряженной: с одной стороны, "киргизская" родоплеменная знать не всегда была довольна российской политикой. С другой стороны, Бухарский эмират, Кокандское и Хивинское ханства не только настороженно наблюдали за действиями России у собственных границ, но и плели многочисленные интриги, в том числе, подстрекая казахскую аристократию на антироссийские выступления и даже обещая ей всяческую поддержку, включая и военную.
Казахский историк Е.С. Сыздыкова уже в начале XXI века отмечала, что российские офицеры-разведчики Г.Ф. Генс, А.К. Гейнс, Н.И. Красовский и другие, внесли весьма значительный вклад в освещение истории отношений народов наших стран (Сыздыкова Е.С. Российские военные и Казахстан: Вопросы социально-политической и экономической истории Казахстана XVIII – XIX вв. в трудах офицеров Генерального Штаба России. М., 2005).
С 1801 г. задачи изучения сопредельных территорий империи были возложены на офицеров квартирмейстерских частей, в том числе и квартирмейстерской части Свиты Его Императорского Величества (СЕИВ), являвшейся предшественником будущего Генерального штаба Российской армии.
Первые офицеры-разведчики квартирмейстерской части появились при штабе Отдельного Оренбургского корпуса (ООК) в 1803 г.
С 1819 г. квартирмейстерская часть СЕИВ приступает к разработке подробных инструкций для штабных офицеров по однообразному современному составлению военно-топографических описаний соседних с Россией стран и территорий.
с 1742 г.я он при перовм еское изуение сопредельных стран и земель.истории казахского народа в начальный период присоединения В этой связи с 20-х годов XIX в. при военном губернаторе П.К. Эссене офицеры штаба ООК начали систематическое изучение граничившей с Оренбургским краем на юго-западе, юге и востоке земель и народов Великой Степи.
В 1824 г. для подготовке офицеров, владеющих восточными языками в Оренбурге было основано Неплюевское военное училище (с 1830 – по 1860 год – Первый Оренбургский Неплюевский кадетский корпус).
Офицеры разведывательного отделения штаба ООК с особой тщательностью изучали «особенности кочевого быта казахского населения, специфику функционирования родовой общины, политические и социально-экономические аспекты деятельности казахской правящей элиты». Их работы и сегодня «представляют большой интерес для историков, так как отражают попытку системного изложения истории казахского народа в начальный период присоединения к России» (Сыздыкова Е.С. Российские военные и Казахстан: Вопросы социально-политической и экономической истории Казахстана XVIII – XIX вв. в трудах офицеров Генерального Штаба России. М., 2005, сс. 12, 111).
В начале XIX века еще не существовало постоянных дипломатических отношений России с сопредельными государствами не существовало, хотя оренбургский губернатор и принимал первым прибывавшие в Россию "посольства" правителей этих стран, а также готовил и отправлял в них собственные внешнеполитические миссии.
Первый такой случай относится к 1807 году. Тогда с личным посланием Александра I к бухарскому эмиру был направлен поручик Абдулнасыр Субханкулов.
В беседах с куш-беги - первым министром, - Субханкулов должен был заверить его в дружественном расположении русского правительства, и что его единственной целью является забота о процветании торговли между двумя странами и обеспечение безопасности купеческих караванов.
Помимо этого, секретной инструкцией ему предписывалось выяснить взаимоотношения Бухары с Хивой и Персией, с кем и в какой мере ведется там торговый обмен, имеется ли судоходство по Амударье, каково отношение к России каракалпаков.
По возвращению Субханкулов представил ценные сведения о положении в бухарских владениях, о войне эмира с хивинским ханом, о состоянии торговли и о русских пленниках. Его отчет был изложен на 34 страницах, а еще 30 страниц занимало описание маршрута следования.
Первым Российским дипломатом-разведчиком, проникшим в Хиву в 1819 г. стал 25-летний капитан Николай Муравьев. Правда, служил он не в Оренбургском корпусе, а при штабе военного губернатора Кавказа Ермолова. Выбор Муравьева объясняется тем, что до этого он уже под видом паломника побывал в Персии, приобретя, таким образом, некоторый опыт разведывательной деятельности.
Официальная сторона миссии - попытаться установить дипломатические отношения с хивинским ханом, предложить ему новые товарные маршруты через один из каспийских портов, подлинная цель – изучить политическое и военно-экономическое положение ханства. Причем ему выпал еще нехоженый европейцами маршрут – из Баку по Каспию в Красноводск, а оттуда, с туркменским караваном через пустыню Каракум в Хиву.
Блестяще выполнив за три месяца порученные ему миссии, капитан Муравьев в конце декабря вернулся к Красноводску, где его ожидал корабль.
Немаловажным итогом поездки стал тот факт, что Муравьеву удалось установить контакт с находившимися в рабстве российскими поданными, которых насчитывалось около 3 тысяч, борьба за освобождение которых стала еще одним из направлений среднеазиатской политики МИД России.
О выполнении задания Н.Н. Муравьев в Петербурге докладывал лично императору Александру I, которому и передал привезенное из Хивы письмо российских пленников.
Впоследствии Николай Николаевич Муравьев (1794 – 1866) стал генералом от инфантерии, в 1854-1856 гг. был наместником Кавказа и главнокомандующим Кавказским корпусом. За руководство штурмом крепости Карс получил почетную приставку к фамилии Карский.
Перед главой отправлявшейся в 1820 г. в Бухару по "высочайшему повелению" миссии были поставлены задачи собрать сведения о личных качествах эмира, о его взаимоотношениях с Турцией, Персией, Хивой и Афганистаном, состоянии этих государств, получить сведения о городах Туркестане и Ташкенте, а также афганских Кабуле, Кандагаре, странах Кашмир, Тибет и Пенджаб.
Включенному в состав миссии переводчику ОПК Шапошникову генерал-губернатором были поставлены задачи "разведать верным образом об именах чиновников, облеченных властью по управлению... Узнать, какою формой отправляются, куда поступают бумаги, от нас посылаемые... Весьма было бы полезно, если бы Вы успели снискать дружбу в ком-нибудь из чиновников бухарских и могли бы продолжить с ним переписку по возвращению вашего в отечество. Сие могло бы весьма часто облегчать сношения нашего пограничного начальства и предупреждать оное из того края сведениями".
К слову сказать, в состав этого посольства "для проведения научных изысканий" были включены 4 офицера Генерального штаба во главе с капитаном Мейендорфом.
В 1822 г. Мейендорф опубликовал в одном из петербургских научных журналов статью "Краткое начертание путешествия Российского посольства в Бухару в 1820 г.", в которой описал административное устройство, состояние торговли, экономических и политических связей эмирата с соседними странами, впервые опубликовал сведения о городах Самарканде, Мерве, Чарджуе (ныне г.Чарджоу, Туркменистан), Каргии, самой Бухаре, дал характеристику бухарским войскам и основным военным укреплениям.
Вместе с тем, государства Средней Азии и даже Индия, с незапамятных времен вели достаточно бойкую торговлю с Московским государством, что являлось важной составной частью их экономик.
При этом единственным средством сообщения служили торговые караваны, насчитывавшие порой от нескольких сот, до двух тысяч верблюдов. Из Бухары и Хивы караваны выходили в марте, а достигали поселений Оренбургской военной линии лишь в начале июня. Назад же караваны отправлялись с августа по ноябрь.
Отметим также, что не только Россия, но и Европа, даже могучая Великобритания, в начале позапрошлого века не имели подробной информации о среднеазиатских государствах и чиновники оренбургской администрации подчас становились, в буквальном смысле этого слова, первопроходцами, открывавшими миру таинственный и манящий мир Востока.
Для ориентации в среднеазиатских делах, а позднее - и для выявления действий англичан в центре Азии, правительство и министерство иностранных дел России нуждались в получении регулярной и достоверной информации по этим вопросам. И, ввиду отсутствия иных каналов получения такой информации, задача добывания разнообразных сведений о сопредельных государствах в интересах Азиатского департамента российского МИДа также была возложена императором на главных начальников Оренбургского края.
Добыванием разведывательных сведений - политического, экономического, военного и иного характера, - необходимых и русскому правительству, и правителям Оренбуржья, было возложено на Оренбургскую пограничную комиссию (ОПК) – орган министерства иностранных дел, а также на специальное отделение штаба Отдельного Оренбургского корпуса (РОШ).
Подчинялись они непосредственно генерал-губернатору, он же координировал их деятельность, получал сообщения, оценивал их значимость, принимал решения, ставил задачи, давал указания по дополнительной проверке или перепроверке полученных данных, готовил и санкционировал проведение наиболее важных разведывательных мероприятий.
Штат ОПК был сравнительно невелик: изменяясь и совершенствуясь, он в разное время состоял из 25-40 человек, а к моменту ее упразднения в 1859 г. не превышал 50 человек со всем техническим персоналом.
Председатель комиссии в чине генерал-майора по представлению главного начальника края назначался МИДом и утверждался лично царем. Эту должность последовательно занимали П.Ф. Генс (с 1825 г.), М.В. Ладыженский (с 1844 г.), ученый-ориенталист - В.В. Григорьев (с 1854 г.).
Генерал-майор Генс начал свою службу поручиком Оренбургского корпуса, в 1821 г. в чине капитана в составе дипломатической миссии выезжал в Бухару.
Он настолько хорошо знал и ориентировался в обстановке, что его мнением дорожили не только генерал-губернаторы, но и царь, а занимавший пост министра иностранных дел с 1816 по 1856 г. К.В. Нессельроде, по отзывам современников, "на положение среднеазиатских дел в большинстве случаев смотрел глазами Генса".
Кроме офицеров и чиновников, в состав комиссии включались 3-5 представителей казахской аристократии.
ОПК состояла из 4 отделений: исполнительного, судного, уголовного и счетного; каждое из которых, в свою очередь, делилось на "столы", ведавшие конкретными участками работы внутри отделений.
Первый "стол" исполнительного отделения комиссии занимался всеми политическими делами: вопросами дипломатических сношений, получал, собирал и изучал сведения о положении в сопредельных странах. И именно он же организовывал разведывательную работу и обрабатывал получаемую информацию, готовил на ее основе сообщения генерал-губернатору и в соответствующие инстанции в Петербург.
Вся поступавшая в ОПК по различным каналам и из различных источников информация представлялась председателю комиссии. По его указаниям она обобщалась и систематизировалась и не реже трех раз в месяц рапортами или докладными записками представлялась главному начальнику края.
Непосредственно же разведывательную и контрразведывательную работу "под прикрытием" официальных должностей ОПК вели "попечители прилинейных киргизов", т.е. чиновники, занимавшиеся всеми делами по управлению выделенными районами и проживавшие в населенных пунктах "военной линии", а также переводчики ОПК.
Их постоянное общение с местным населением позволяло выявлять лояльных России лиц, из числа которых подбирались доверенные лица для выполнения конкретных поручений как разового характера, так и на постоянной основе, позднее подбирались штатные разведчики - лазутчики.
Сотрудники комиссии - офицеры и штатские чиновники - назначались для встречи прибывающих в Оренбург официальных посланцев правителей сопредельных государств. Общение с ними и их свитами позволяло собирать сведения о характере и назначении посольств, получать характеризующую информацию на членов посольств, влиятельных чиновников отправившей их страны и о положении в ней. Сотрудники ОПК также включались в состав дипмиссий, направлявшихся российским правительством за рубеж.
Первоначально сбор разведывательных данных осуществлялся путем опросов прибывавших вожатых караванов (караван-баши), купцов и их приказчиков. Проведение опроса было обязательным правилом для таможенных застав не только Оренбурга, но и Орска, Троицка, Уральска и других линейных пунктов.
В ходе опросов выяснялись сведения о том, каким маршрутом следовал караван и условиях пути, наличии подножного корма, были ли и где, когда и какими силами нападения степных разбойников, какие еще караваны находятся в пути; о ценах на товары на среднеазиатских рынках в текущем году и в перспективе, товарах, доставляемых туда из соседних государств, в том числе английских, поступавших из Афганистана и Ост-Индии; о событиях в ханствах, смене их властителей, влиятельных лицах у престолов, племенных и родовых междоусобицах и столкновениях, а позднее - и о деятельности английских агентов.
Как правило, через купцов и караванщиков поступали первые сведения о предстоящем прибытии посланцев и миссий от правителей соседних государств и характеризующие сведения о них. Причем эта информация порой имела не только разведывательный, но и контрразведывательный характер.
Каждый прибывавший в поселения Оренбургской военной линии караван ставился в карантин на специально выделенной для него площадке - предпринималась эта мера для предотвращения возможного завоза из-за рубежа эпидемий и эпизоотий.
С сопровождающими караван лицами переводчики и чиновники ОПК начинали беседы, позволявшие подчас получать и уточнять разведывательную информацию. Позднее, по мере накопления оперативного опыта, с купцами и караванщиками стали устанавливаться длительные доверительные отношения, что позволяло получать от них более ценную в разведывательном отношении информацию.
Одним из таких добровольных помощников российских властей более 20 лет являлся богатый казахский купец Б. Шагиморданов. Подолгу проживая в Хиве, он хорошо знал ее торговцев и чиновников, что позволяло ему собирать информацию о взаимоотношениях хана с Бухарой, Кокандом, Персией и Афганистаном.
Так в 1840 г. он сообщал о прибытии в Бухару капитана Аббота, который склонял хана к союзу с Англией в борьбе против России.
В декабре 1952 г. Шагиморданов представил информацию о реакции хана на результаты переговоров его посланника с генерал-губернатором Оренбургского края, о впечатлении от действий русского военного отряда в районе Ак-Мечети, о захвате англичанами афганского города Герат, а также о сыне кабульского эмира Мамедхане, перешедшем на сторону англичан.
В сентябре 1854 г. Шагиморданов подробно описал обстоятельства занятия англичанами провинции Бадахшан и города Балх. В январе следующего года он обнаружил в одном из "киргизских" аулов лазутчика кокандского хана, находившегося там под видом учителя и пытавшегося возбуждать среди населения вражду по отношению к России.
В ответ на одно из письменных сообщений Шагиморданова председатель ОПК В.В. Григорьев писал ему: "Вы спрашиваете моего согласия на отправление в Хиву благонадежного киргиза для удостоверения на месте о справедливости означенных сведений - что я считаю вполне нужным и прошу Вас отправить такого немедленно и без потери времени...".
В ноябре 1852 г. другой информатор Ладыженского докладывал о неудачном походе хивинского хана на туркменский город Мерв (ныне Мары), о том, что хан и его окружение напуганы действиями русского военного отряда в районе Ак-Мечети и склоняются к мнению о невозможности противостоять продвижению российских войск.
Эта информация была направлена в МИД, а лазутчик получил от председателя ОПК саблю с надписью "За усердие" и 30 рублей серебром.
До конца 20-х годов XIX века опрос купцов и караванщиков был одним из основных каналов получения разведывательной информации.
Но постепенно в практику пограничной комиссии вошли подготовка и проведение активных мероприятий, направленных на получение конкретной информации, необходимой в данный момент главному начальнику края.
В ряду оренбургских генерал-губернаторов ярко выделяется генерал-адьютант Василий Александрович Перовский, занимавший эту должность дважды - с 1831 по 1841 и с 1851 по 1857годы. Правда, в последний период он именовался генерал-губернатором Оренбургским и Самарским. И именно при нем разведка сопредельных государств достигла наиболее высокого уровня своего развития.
С заступлением на должность генерал-губернатора генерал-майора В.А. Перовского разведка сопредельных с позиций Оренбургской пограничной комиссии стала приобретать более активный, наступательный характер.
Перовский руководил организацией разведывательной работы подчиненных ему органов не только формально, по должности, но и глубоко осознавая ее необходимость для укрепления безопасности страны и края, поднятия и упрочения международного престижа России.
Комендантам приграничных военных поселений вменялось в обязанность "собирание и представление по начальству возможных верных и подробных сведений о происходящем в соседних среднеазиатских владениях и надзоре за действиями их относительно того, что может касаться наших интересов" (здесь и далее при цитировании исторических документов сохранен их стиль). В помощь им в необходимых случаях командировались опытные чиновники пограничной комиссии. Так, при образовании в 1853 г. Сырдарьинской военной линии для налаживания разведывательной работы туда был командирован коллежский асессор О.Я. Осмоловский под прикрытием переводчика.
В разведотделении штаба Оренбургского отдельного корпуса сосредотачивались сведения главным образом военно-стратегического характера: о вооруженных силах соседей, их военных укреплениях и гарнизонах, боеготовности и боеспособности, о караванных путях и наиболее благоприятных маршрутах для движения собственных войск, о топографии местности, характере рельефа, растительности и водных ресурсах.
Все разведывательные сведения, поступавшие из ОПК и РОШ, обобщались в канцелярии генерал-губернатора в соответствии с его указаниями и, в форме докладов или рапортов, направлялись военному и иностранных дел министрам за его подписью.
В разные периоды времени органами разведки Оренбургского края решались различные задачи. На начальном периоде - в 20-е годы XIX века, главной среди них являлось "умиротворение степи" и борьба с бандами "степных хищников".
Позднее на первый план выходит добывание информации об обстановке в сопредельных странах и о намерениях их правителей.
В 30-е годы все более важной задачей, при сохранении и двух названных, становится выявление, наблюдение и противодействие британской экспансии в регионе.
Через пять месяцев после вступления в должность генерал-губернатора, в 1832 г. Перовский направил в Азиатский департамент МИДа письмо, в котором, отмечал: "рассказы азиатцев бывают почти всегда неудовлетворительны по невежеству их и часто неверны по свойственной им недоверчивости, а потому весьма было бы полезно послать, по крайней мере, в Бухарию, людей образованных и свободных от предубеждений, служащих причиной неискренности азиатцев. Потребность сия кажется сделалась еще необходимее с появлением в Бухарии и Хиве двух путешествовавших англичан".
Упомянутыми британскими путешественниками являлись сотрудник Ост-Индской компании Вильям Муркрофт и Джордж Требек. Более 10 лет изучавший труднодоступные уголки сопредельных с Индией государств Азии, Муркофт в марте 1820 г. отправился в свое последнее путешествие, растянувшееся более чем на 5 лет, и благодаря которому его имя стало достоянием британской истории. На этот раз Муркрофта сопровождал капитан политического департамента британской индийской армии Джордж Требек, что, как показали дальнейшие события, оказалось отнюдь не лишней предосторожностью.
Первоначально Муркрофт и его спутники планировали не только стать первыми европейцами, посетившими Бухару, но и намеревались пройти туда по неведомому пути через «китайский Туркестан», как тогда именовался нынешний Синцзянь-Уйгурский район Китая.
Движимый идеей «спасения британской Индии от угрозы с севера», то есть со стороны России, впредь во всех своих сообщениях, отправляемых в Бомбей, где находилась штаб-квартира Ост-Индской компании, но адресованных преимущественно Лондону, Муркрофт будет обосновывать и отстаивать политику «вытеснения России» из региона.
Стоит однако только взглянуть на карту, чтобы понять, где находится Оренбург, где Хива, Бухара, Коканд, Кабул и отделенные от них тысячами миль Бомбей и Лондон. Так что мифическая «русская угроза» отнюдь не висела «дамокловым мечем» над Англией и даже ее азиатской колонией.
Лишь в феврале 1825 г. Муркрофту и Требеку удалось достигнуть Бухары, но вновь их ждало повторное разочарование: оказалось, что здесь хорошо знали европейцев, а именно - посланцев «северного царя», а на рынках было немало российских товаров, что ставило под вопрос возможности завоевания этого рынка британскими и индийскими производителями.
Муркрофт выяснил и подробности пребывания в Бухаре царского посольства, в 1820 г. наладившего постоянные «дипломатические» отношения с шахом.
Так англичане получили начальную разведывательную информацию о политико-дипломатической активности России в Средней Азии.
Коварные и подозрительные властители азиатских государств, недолюбливая навязчивых европейцев, исповедовавших «варварскую» религию, стремились тщательно оберегать от посторонних глаз и ушей свои владения, думы и замыслы. Согласно господствующей версии, осторожный бухарский шах повелел, в нарушение законов гостеприимства и дипломатического протокола, тайно отравить Муркрофта и его спутников, вследствие чего сначала он, а потом и Требек, пали жертвой «неизвестной болезни». Хотя на этом земные приключения Муркрофта еще не кончились.
Как для русских, так и для англичан, значительный интерес его весьма обширный путевой архив который еще на многие годы стал желаемой добычей для разведчиков обеих государств. Предприимчивые узбеки и персы тоже не желали упустить своего шанса и на рынках многих среднеазитских государств еще не один год продавались путевые заметки Муркрофта не непонятном аборигенам языке….
С 20-х годов XIX века Средняя Азия становится объектом пристального изучения британским правительством и Ост-Индской кампанией, являвшейся правительницей этой английской колонии.
Первыми англичанами, приблизившимися к российским пределам и в 1810 г. попавшими в Герат на границе Персии с Афганистаном были, лейтенант Генри Поттиджер и капитан Чарльз Кристи, совершившие много мильные путешествия под видом коммивояжеров Ост-Индской компании. Но основной целью их экспедиции являлись задания, полученные от посланника в Тегеране генерала Малькольма. Поттиджер впоследствии стал полковником, прочно связавшим свою судьбу с Центральной Азией.
Судьба Ч. Кристи сложилась более трагически: командуя подготовкой персидской пехоты, он в 1812 г. принял участие в одной из вылазок против российских войск, и был убит в перестрелке.
Далее в цитируемом письме царю В.А. Перовский предлагал направить от своего имени посланца к Хаким-бею - первому министру бухарского эмира, - для переговоров об обеспечении безопасности караванов в качестве официального прикрытия его конфиденциальной миссии.
Это предложение оренбургского генерал-губернатора было "высочайше" одобрено лично Николаем I, хотя он и отклонил конкретную названную Перовским кандидатуру, что свидетельствует о важности и о внимании, которое уделялось императором вопросам сбора разведывательной информации. А отклоненным Николаем кандидатом Перовского был именно Иван Виткевич.
Подробнее о миссии П.И. Демезона мы расскажем далее, здесь же приведем выписку из еще одного письма Перовского в Петербург.
Сообщая в МИД о возвращении своего посланца из Бухары и кратко информируя о результатах его командировки, Перовский отмечал: "Г-н Демезон не избегнул трудностей и опасностей, встречающих обыкновенно европейца в этих странах; фанатизм и недоверчивая политика азиатцев были для него на каждом шагу помехою в его действиях, но с помощью совершенного знания восточных языков и обычаев, особенно же основательным характером и осторожным обращением, чиновник сей успел преодолеть все затруднения... без чего, быть может, подвергался бы он участи английского путешественника Муркрофта, погибшего в Бухаре...".
Как мы видим, и еще укажем почему именно, Муркрофт и его антироссийские взгляды, а лишь собранный и сохраненный англичанами его архив насчитывает более 10 тысяч страниц, были хорошо известны генералу Перовскому. Муркрофт на протяжении ряда лет бомбардировал британское правительство Индии и Лондон паническими сообщениями о «русской угрозе», обосновывавшие необходимость активного противодействия России в Средней Азии. И его идеи находили полное понимание у некоторых представителей британского правящего класса.
Так еще в 1828 г. в Лондоне вышла книга отставного полковника британской армии Джорджа Эванса «Замыслы России», в которой утверждалось, что российский император планирует напасть на Индию и прочие британские владения.
Как свидетельствует английский историк Питер Хопкирк, опубликовавший в 1997 г. большое фундаментальное исследование истории британо-российского соперничества в центрально-азиатском регионе, книга Эванса, несмотря на то, что она была довольно противоречива и недостаточно обоснована, стала не только политическим «бестселлером» того времени, но и своеобразной «библией» для сторонников «жесткой политической линии» в отношении России.
Осенью следующего года, вскоре после завершения русско-турецкой войны 1828 – 1829 гг., Эванс издает вторую книгу – «Осуществимость вторжения в Британскую Индию», в которой впервые цитируются свидетельства британских разведчиков Г. Поттиджера, Ч. Кристи и Вильяма Муркрофта.
Питер Хопкирк свидетельствует (Хопкирк П. Большая игра против России. М., 2003, с. 161), что британский посол в Петербурге лорд Хейтсбери имел шпиона, обладавшего доступом к секретным военно-дипломатическим документам империи, из которых следовала военно-экономическая несостоятельность похода на Индию и отсутствие у России подобных планов.
Однако эта информация была отвергнута в Лондоне, а лорд Элленборо, возглавивший Контрольный совет по Индии в кабинете министров Англии, стал непосредственным разработчиком и проводником жесткого курса в отношении России и активизации разведывательной деятельности в Средней Азии с позиций разведывательного департамента британской индийской армии.
Эта политика получила в британской версии истории англо-российских отношений название «Большой игры», честь наименования которой принадлежит разведчику Александру Бернсу. Причем первым свидетельством и рассказом о «Большой игре» стала появившаяся еще в 1879 г. книга английского журналиста Д.Ч. Боулджера «Англия и Россия в Центральной Азии» («England and Russia in Central Asia» by D.C. Boulger, London, 1879).
Вернемся однако в 1828 год, когда отставной полковник Эванс призвал правительство «его величества» обратить самое пристальное внимание на «происки русских» в направлении индийских владений британской короны….
Эта деликатная миссия была возложена на 24-летнего лейтенанта Артура Конолли, который для прибытия к месту новой службы в Индии избрал следующий весьма неудобный маршрут: Лондон – Петербург – Москва – Тифлис – Тегеран – Хива – Герат – Кандагар….
Лейтенанту Конолли надлежало собрать сведения как о положении дел и русских войсках на Кавказе, где только что завершилась русско-турецкая война, о прикаспийских землях и пустыне Каракум, особенно с точки зрения возможности ее преодоления военными отрядами с целью атаки на Хивинский эмират, дальнейшего наступления на Герат, являвшийся важным центром на границе Персии и Афганистана.
К чести Конолли, можно сказать, что наблюдениями своими он в 1834 г. поделился с читателями в книге «Путешествие в Северную Индию из Британии через Россию, Персию и Афганистан», принесшую ему широкую известность. В ней Конолли обращал внимание на стратегическое значение в регионе Оренбургского края, который был наиболее удобным плацдармом для продвижения на юг, а также в Афганистан.
Что касается Афганистана, то почти за 6 лет до британского похода на Кабул он предупреждал лондонское правительство, что «если афганцы, как нация, решат сопротивляться захватчикам, трудности похода легко могут стать непреодолимыми»: они будут сражаться до последнего, непрерывно атакуя агрессора из горных укрытий, нарушая снабжение и линии связи, маршруты передислокации войск….
Прошедшие с той поры более чем 170 лет истории лишь подтвердили гениальную прозорливость молодого британского разведчика, к предупреждениям которого остались глухими очень многие….
Будучи профессионалом и заботясь о безопасности колониальных владений британской империи, стремясь оградить Индию от мнимой, по сей день не доказанной, угрозы со стороны России, позднее Конолли выступил с идеей объединения под британским протекторатом Хивы, Бухары и Коканда, которые, вкупе с Афганистаном, должны были стать заслоном на возможном пути продвижения русских войск.
Хотя малую вероятность создания такой «конфедерации» понимали очень многие его современники и коллеги по политическому департаменту Ост-Индской компании.
Другой британский разведчик и ветеран «Большой среднеазиатской игры», Александр Бернс в то время писал, что «в конечном счете, экспансия России в Центральной Азии может быть ограничена только через Лондон, оказывающий силовое давление на Санкт-Петербург, а не посредством шатких союзов с капризными и ненадежными ханами».
Тем не менее, предложение Конолли о попытке создания подобной антироссийской «среднеазиатской защитной линии» было в конце концов санкционировано политическим департаментом и в 1840 г. он отправился в свое последнее путешествие, о котором мы расскажем далее.
Посетивший Бухару в 1832 г. капитан Александр Бернс вел переговоры с первым министром эмира о расширении торговли, а также собирал сведению об экономике, вооруженных силах ханства и сопредельных странах.
За 15 лет пребывания и в итоге многочисленных разведывательных поездок по региону, Бернс стал авторитетнейшим британским экспертом, во многом определявшем политику Ост-Индской компании.
А в 1833 г. в качестве спецпосланника генерал-губернатора в Бухару был направлен чиновник 10-го класса Петр Иванович Демезон, преподаватель арабского и персидского языков Неплюевского кадетского корпуса в Оренбурге.
Перовский лично подготовил "Записку о предметах, долженствующих обратить внимание г-на Демезона при поездке его в Бухарию", на основании которой председатель ОПК Генс дополнительно разработал для него вопросник из 25 пунктов. В их числе губернаторову посланцу надлежало выяснить какова степень расположения правительства и народа Бухары к России, характеристику наиболее значительных ханских чиновников, какое мнение имеют бухарцы об англичанах и их Ост-Индской компании, в чем состояли действия побывавших в Бухаре англичан, какие русские товары - хлеб, железо, ткани пользуются особым спросом, состояние торговли с Китаем, Индией, Персией.
Отдельным пунктом задания предусматривалась возможность добыть "бумаги" англичанина Муркрофта, погибшего в 1825 г. при возвращении в Индию (в Оренбурге было известно, что сохранившиеся бумаги этого путешественника продавались на базаре в Бухаре).
Осенью Демезон, переодетый как татарский мулла под именем Мурзы Джаффара, - что было призвано обеспечить его безопасность в период следования по пустыне, - отбыл с караваном.
Вскоре от прибывших в Оренбург купцов стало известно, что Хаким-бей удовлетворен направленными ему генерал-губернатором подарками, благосклонно принял его посланца и создал ему нормальные условия для проживания.
26 июня 1834 г. Демезон возвратился в Орскую крепость, а затем выехал в Петербург для подробного личного доклада в МИДе об итогах своей поездки.
Еще в конце позапрошлого века «Русский биографический словарь» (Сп-б, 1896, т. 6) писал о нем следующее:
Демезон Петр Иванович – барон, ориенталист, воспитанник Казанского университета. В 1831 г. был направлен в Оренбург старшим учителем восточных языков в Неплюевское военное училище и переводчиком в ОПК.
В 1835 г. в костюме татарского муллы посетил Бухарию, где нигде не был узнан. В том же 1835 г. возглавил кафедру тюркских языков в учебном отделении при Азиатском Департаменте МИДа, а в 1873 г. стал директором отделения. Был членом-основателем Императорского русского археологического общества. Умер в 1873 г. в Париже.
Еще одним источником разведывательной информации были прибывающие в пределы Оренбургского края официальные иностранные посольства и миссии. Как правило, информацию о следовании посольств в торговых караванах в Оренбурге получали заранее.
Прибывавшие в столицу края иностранные посланцы и их свита, размещались на предоставлявшихся губернатором частных квартирах и брались на содержание за счет российской казны с учетом личности посла - его места, занимаемого в иерархии ханской аристократии, важности официальной части его миссии, а также заинтересованности МИДа в развитии отношений с пославшим их властителем в данный момент.
В Оренбурге послы и их свита проживали месяцами, иногда до полугода, ожидая решения правительства - принять ли посольство "на высшем уровне" в Петербурге, или поручить генерал-губернатору решить вопросы на месте.
Через прикомандировывавшихся к посольствам переводчиков и чиновников ОПК собиралась информация о служебном и общественном положении посланца на его родине, его близости к правителю, степени влияния на государственные дела, его способностях, склонностях и чертах характера. Аналогичная информация собиралась и о его сопровождающих.
Переводчиком к прибывающим послам и командировался подпоручик И.В. Виткевич.
При этом, учитывая ньюансы и сложности межгосударственных отношений на востоке, от посланцев Хивы, например, удавалось получать информацию о Бухаре, от бухарских послов - о Коканде, а от последних – о двух первых, а также об Афганистане, Персии и происках англичан в регионе.
Вся полученная информация докладывалась в МИД, и на основе ее анализа вырабатывалась как тактика переговоров, так и долгосрочная стратегия в отношении пославших посольство правителей. В процессе изучения иностранных миссий добывалась и контрразведывательная информация.
Так, например, в 1836 г., узнав о намерении бухарского посланника взять с собой в Петербург постоянно проживавшего в Оренбурге купца Назарбая Байкишева, Перовский информировал Азиатский департамент, что он "есть человек неблагонадежный и даже вредный, у здешнего начальства он давно уже на худом замечании. Желательно было бы, чтобы в столицах ему был прегражден доступ к значительным лицам, дабы он не мог употреблять во зло снисхождение это".
Изучение другого посланника, Хайруллы Амир-Ахирова, начавшееся еще до его появления в крае, позволило выяснить, что ранее он совершил хадж в Мекку, несколько лет проживал в Константинополе, где свел близкое знакомство с сановниками султана, а по возвращению в Бухару стал токсабой (министром), пользуется большим доверием эмира и влиянием на государственные дела.
В докладной записке в Азиатский департамент по результатам личных бесед председателя ОПК с Амир-Ахировым сообщалось: "...агенты английского правительства предлагали эмиру войти в дружественные сношения с лондонским кабинетом с правом иметь в Бухаре своего консула и обещали неисчислимые от этого сближения выгоды, каких, будто бы, Бухария не может ожидать от союза с Россиею, тем более что бухарцы все европейские товары получают через посредство англичан из Герата".
Ведя длительные, неспешные беседы с хивинским посланником Мискиновым, офицеры ОПК Ладыженский, Батыршин и Аитов, ранее побывавший в Хиве в плену, получили от него сведения о положении дел в Коканде и Бухаре, о завоевании Афганистана англичанами и войне с ними кабульского владетеля Дост Мухаммед-хана, о происках англичан в Коканде и Бухаре.
…в 1831 г. Иван Виткевич был переведен в Оренбург, ему был присвоен чин подпоручика и он был прикомандирован переводчиком к Пограничной комиссии, где и началась его разведывательная деятельность.
Уже в августе того же года он ведет переговоры с прибывшим афганским принцем Шах-Заде, и впоследствии докладывает генерал-губернатору о личности самого принца, его родственных и других связях в Афганистане и Бухаре, степени их влияния там на государственные дела, а также характеризующие данные на членов его свиты.
Перовский планировал отправить Виткевича в Бухару еще в 1832 г. в качестве своего личного посланца, но кандидатура эта была отклонена лично Николаем I.
Через два года Виткевич командируется вглубь "киргизской" степи для разбора различного рода претензий между казахскими родами, причем Перовский писал, что "пребывание его, в особенности на Сырдарье, может доставить нам полезные сведения и о странах Средней Азии".
В инструкции, разработанной для него лично Генсом, Виткевичу предписывалось "личными внушениями и советами направить ордынцев к преданности правительству, покорности законам и послушанию начальству; ...для успешнейшего принятия мер к упрочению спокойствия в самой Орде и для ограждения ее от смущения со стороны внешних врагов... и притворных доброжелателей;... Самое бдительное внимание обратить на слухи и сведения о Средней Азии".
2 января 1836 г. Виткевич прибыл в Бухару, где занимался сбором информации о положении в Средней Азии, взаимоотношениях между ханствами, об отношении их правителей к России, и о британских агентах.
Одновременно с ним там находился и британский агент Низаметдин, ежедневно направлявший сведения своему резиденту в Кабуле.
Встретившись с ним, Виткевич получил информацию о конкретных интересах англичан к российскому приграничью.
Также Виткевич вел переговоры и с куш-беги бухарского эмира, настаивая на выдаче русских пленников. Куш-беги лавировал, угрожал сближением с Англией, ссылаясь при этом на ранее побывавшую здесь миссию Александра Бернса.
Так, за тысячи километров от Петербурга, Лондона, Кабула и Калькутты, где располагалась штаб-квартира британской колониальной администрации, впервые пересеклись пути двух разведчиков, двух важных фигурантов «Большой игры», затеянной Лондоном за десятки тысячи миль от столицы митрополии.
Но Виткевичу удалось изменить настроения Куш Беги, разъяснив ему, что англичане не станут покупать хлопок и сушенные фрукты, а больше Бухаре торговать нечем, но тогда эмират лишится железа, меди и других российских товаров, чего англичане им доставлять не будут.
В апреле 1837 г. Виткевич возвращается в Оренбург, но не один, а с послом кабульского шаха Гуссейн-Али, с которым он был знаком еще с 1831 г., со времени пребыванию последнего в России.
В мае Перовский направляет в Азиатский департамент МИДа письмо с предложением поддержать предлагаемый кабульским шахом Дост-Мухаммедом договор о дружбе и помощи, отмечая, что "англичане имеют агентов своих в Кабуле и даже в Бухаре, которые действуют там совершенно против нас и поэтому необходимо... чтобы наше правительство вошло в ближайшие связи с владельцами азиатскими, сопредельными владениям Ост-Индской компании, а ближайших к нам удерживало непрерывным наблюдением за действиями их и мерами твердыми в пределах уважения к могуществу и достоинству империи Всероссийской".
Репутация Доста была хорошо известна за границей.
Британский агент Александр Бернс оставил следующую его характеристику: «Справедливость этого вождя являлась постоянной темой гордости всех слоев общества. Крестьяне радовались отсутствию тирании, горожане - безопасности своих жилищ и строгому соблюдению городских правил, купцы – справедливости его решений и защите их собственности. Властитель не может снискать более высокой похвалы, чем эта» (Хопкирк П., указанная работа, сс. 187-188).
После визита совместно с Гуссейн-Али в Петербург, Виткевич получает назначение от Азиатского департамента МИДа в Афганистан.
Но там при дворе Дост-Мухаммеда казалось, прочно обосновался хорошо известный в Оренбурге и Петербурге британский капитан А.Бернс.
Целью миссии Бернса было склонить Дост-Мухаммеда принять покровительство британской короны и превратить, тем самым, Афганистан в форпост и плацдарм для продвижения британского влияния в Среднюю Азию.
Осенью 1837 г. лейтенант Генри Роулинсон, советник политической службы, прикомандированный к британскому посольству в Персии, будущий председатель Королевского географического общества Великобритании, с удивлением и тревогой обнаружил недалеко от Герата отряд казаков.
Отрядом командовал «молодой человек, изящного телосложения, с прекрасным цветом лица, яркими глазами и очень живым взглядом».
В результате короткого обмена любезностями, Роулинсон узнал, что русский офицер направляется в лагерь персидского шаха.
Встреча показалась ему подозрительной и Роулинсон поспешил проинформировать о таинственном русском своего посла в Тегеране, а тот – британского резидента в Кабуле. Лорд Окленд, генерал-губернатор Индии, получив сообщение о таинственном русском, также встревожился не на шутку…
Казалось, начали сбываться самые страшные предсказания о гипотетической угрозе со стороны далекой России.
Этим «таинственным русским» был отправлявшийся в Кабул Виткевич.
Так британская разведка начала изучение первой российской дипломатической миссии в Афганистан.
…. В декабре 1837 г. отряд Виткевича прибыл в Кабул и представился при дворце шаха.
Христианского единоверца пригласил на рождественский ужин советник шаха и по совместительству британский резидент в Афганистане уже подполковник Александр Бернс. Эта многозначительная встреча двух дипломатов-разведчиков перед их решающей схваткой вдали от родины, но во имя ее интересов, стала единственной.
О Виткевиче Бернс написал, что он «вполне джентльмен, приятен, интеллигентен и хорошо информирован». К тому же бывший «бессрочный рядовой» оренбургского корпуса по месту службы-сылки выучил турецкий и персидский языки.
Хозяин был велеречив, ведь он надеялся вызвать гостя на ответную откровенность, вызвать ответный поток честолюбивых признаний и стремление также «блеснуть» личной осведомленностью и значимостью….
Еще бы! Бернсу было чем поразить воображение и чувства молодого русского.
Он красочно описал, как прибыл в Кабул в сентябре, хотя бывал здесь и ранее, а с шахом Дост-Мохаммедом вообще близко знаком более 5 лет….
В знак особого уважения со стороны шаха, Бернса усадили на слона и торжественно провезли по городу к его резиденции в известной на всю Азию крепости Бела Хиссар. До Кабула, владевший персидским, арабским и хинди языками Бернс побывал также в Пенджабе и в Бухаре, но был разочарован, узнав что его русский гость бывал в Бухаре трижды….
Еще бы! Ведь его первому визиту в сердце Азии придавалось столь важно значение, что Бернс был вызван для доклада в Лондон и даже удостоился аудиенции у короля.
Выпущенная в Лондоне в рекордные сроки книга Бернса «Путешествие в Бухару», принесла автору известность и славу, а Королевское географическое общество наградило его золотой медалью.
Умолчал гостеприимный хозяин лишь о том, что в приложение к своей книге для соответствующих ведомств его величества были представлены военный и политико-экономический доклады о путешествии, где доказывал необходимость расширения британского присутствия в Центральной Азии и ограничения «экспансии русского царя».
Бернс с уважением отзывался о храбрости афганских солдат, но в тоже время предлагал открыть в Кабуле миссию, которая помимо политической и разведывательной работы должна была содействовать продвижению британских товаров на Туркестанский рынок….
Умолчал перед гостем Бернс и о том, что уже в следующем, 1835 г. в Лондоне появилась книга Дэвида Укварта, ранее тайно совершившего нелегальное путешествие в Черкессию, «Британия и Россия», в которой также отстаивалась идея необходимости борьбы с «русской экспансией».
А накануне прибытия Виткевича в Кабул лондонская «Таймс» так писала о России: «От границ Венгрии до сердца Бирмы и Непала (??! – О.Х.), русский дьявол неотступно преследует и терзает весь человеческий род и неустанно совершает свои злобные аферы, раздражая нашу трудолюбивую и исключительно мирную империю»(Цитируется по исследованию П.Хопкирка Большая игра против России. М., 2003, с. 242).
Ведя ни о чем конкретном не говорящую беседу, гость также сдержанно рассказал гостеприимному хозяину о своих многочисленных путешествиях по приграничным землям Оренбургского края, хотя главного – цели его миссии в Кабул, любопытному англичанину узнать не удалось.
В начале января русский посланник посетил шахский дворец и передал свою верительную грамоту.
Афганцы столь мало знали о России, а влияние советника Бернса столь велико, что шах решил даже проконсультироваться у него по поводу подлинности верительной грамоты Виткевича и личного письма Нессельроде, с которых были сняты копии и отправлены в Бомбей.
Таким образом, как окажется впоследствии, шах Дост-Мухаммед подорвал собственные позиции в глазах англичан, а Бернс станет заложником британских амбиций и еще невиданного в истории британского поражения и унижения.
Из разных источников осведомленный о таинственной миссии русских в Кабуле, британский генерал-губернатор Индии лорд Окленд, наделенный всей полнотой власти в регионе, направил через Бернса Дост-Мухаммеду резкое письмо, в котором весьма недипломатичным тоном требовал «не иметь с русскими посланцами никаких дел без одобрения подполковника Бернса».
А самому Бернсу предписывалось дополнительно устно предупредить правителя Кабула о крайне неблагоприятных для него лично последствиях его возможных «недружественных» действий в отношении интересов Британии.
Бернс признавался впоследствии, что был поражен вызывающе-ультимативным тоном письма, но был вынужден подчиниться указаниям своего шефа.
Российский капитан при личной аудиенции 21 апреля 1838 г. произвел крайне благоприятное впечатление на шаха и последний удостоил его чести стать постоянным собеседником.
Так начался первый закат счастливой звезды подполковника Бернса.
Вынужденный подчиниться указаниям лорда Окленда, Бернс прибегнул к откровенным угрозам шаху и шантажу, но в ответ последовало лишь холодное повеление покинуть Афганистан.
В то же время кабульский правитель принял предложение российского посланника о союзе с Россией, гарантировавшем независимость и целостность Афганистана.
Уже через неделю после приема Виткевича шахом, 27 апреля, разгневанный своей неудачей, Бернс вынужден был оставить Кабул.
Впрочем, здесь для наблюдения за русскими и шахом остался другой опытный британский агент -- Чарльз Мессон, известный антиквар, историк-любитель, знаток и коллекционер древностей, едва ли не единственный европеец, проживавший в столице Афганистана уже 6 лет.
Но победителем в разгоревшейся в далеком Кабуле политико-дипломатической схватке вышел российский разведчик и дипломат поручик Виткевич.
И не вина Виткевича в том, что позднее Петербург, под давлением англичан, отказался от достигнутых им договоренностей, дезавуировав заключенный им договор и, тем самым, открыв дорогу британскому вторжению в Афганистан.
Обеспокоенный фиаско в Кабуле, только что проведя вполне успешную «малую военную акцию» против Персии, когда англичанам удалось заставить войска шаха отступить от осажденного ими Герата (его оборона была организована британским офицером Элдредом Поттиджером), в сентябре 1838 г. Форрин Офис заявил российскому послу в Лондоне весьма энергичный протест против «враждебной деятельности» Виткевича, что «серьезно угрожает отношениям между двумя державами».
Британский министр Пальмерстон потребовал отзыва Виткевича, а также и российского посла в Персии Симонича….
А что Виткевич? 1 мая 1839 г. с обширным архивом он прибыл в Санкт-Петербург и поселился в гостинице "Париж" на Малой Морской улице.
Советские историки писали, что в МИДе Виткевич был принят благосклонно, хотя его и обвинили в том, что он явно превысил свои полномочия, что вполне объяснимо в реально существовавших тогда условиях, в которых он один находился в Кабуле за тысячи километров от столицы империи.
Хопкирк, ссылаясь на донесения британской агентуры в Петербурге, отмечал, что наоборот, Виткевич был принят Нессельроде весьма холодно, что представляется нам вполне вероятным в свете произошедшего позже (Хопкирк, цитировавшаяся работа, сс. 236-237).
Утром 9 мая Виткевич был обнаружен в своем номере застреленным, а привезенные им из Афганистана бумаги бесследно исчезли.
см. комментарии
Судьбы разведчиков: капитан Иван Виткевич
читать дальше
… на декабрь 2009 года приходится важная дата мировой истории – 30 лет ввода Ограниченного контингента советских войск в Афганистан.
Но мало кто, по-видимому, помнит, что на эту же примерно дату приходится и…. 170-летие установления дипломатических отношений между Россией и Афганистаном. Также как и имя первого российского посла в этой стране. Судьба же его столь необычна, что становилась основой не для одного романа и кинофильма….
В истории нашей страны есть немало событий забытых или почти забытых. Да и сама история наша, до относительно недавнего времени, была во многом «обезличена», лишена имен и характеристик ее непосредственных участников, а порой и организаторов, творцов тех или иных событий, ставших впоследствии историческими. Короче говоря, роль конкретной личности в истории, за очень небольшим исключением, была практически сведена к нулю.
Но всегда ли оправдан подобный подход? Попытаемся взглянуть на некоторые события более чем полутора вековой давности именно под углом зрения персонально-личностно вклада в их развитие конкретных исторических персонажей.
+ + +
Специалистам по истории российской дипломатии в Азии хорошо известно имя Ивана Викторовича Виткевича (1808-1939). О его нелегкой и драматической судьбе широкой аудитории впервые рассказал в 1959 г. другой наш востоковед, ставший впоследствии известным писателем, Юлиан Семенов в повести "Дипломатический агент".
Однако упоминания его имени нет даже в биографическом словаре «Разведка и контрразведка: Энциклопедический словарь Российских спецслужб» (М., 2002)
Поляк по происхождению, Иван (Ян) Виткевич родился в 1808 г. под Вильно и учился в гимназии местечка Крожи.
В 1823 г. царские власти раскрыли среди старшеклассников гимназии "тайную организацию антиправительственного направления". У "злоумышленнников", к числу коих принадлежал и Иван Виткевич, были обнаружены стихи "возмутительного содержания". Попечитель Виленского учебного округа настоял на строжайшем наказании "крамольников" и все они предстали перед военным судом. Двое из них были приговорены к пожизненному тюремному заключению, а остальные - к отдаче в солдаты.
На «деле» Виткевича царский наместник в Польше Великий князь Константин Павлович собственноручно наложил резолюцию «В солдаты. Без выслуги. С лишением дворянства. Навечно. Конст.».
Так 16-летний юноша в марте 1824 г. оказался рядовым 5-го линейного батальона ООК, стоявшего в крепости Орской Оренбургского края.
Энциклопедический Словарь Брокгауза и Эфрона в конце XIX века (том XXII, СП-г, 1897, сс. 129-134) так характеризовал значение Оренбургского края: «Петр I считал его «за ворота в Азию». Соседство с богатейшими странами Средней Азии способствовало развитию торговли.
Статус края получил в 1796 г., а «по величине из губерний Европейской России уступает только Архангельской, Астраханской, Вологодской и Пермской».
О столице края – Оренбурге, тот же источник отмечал: что здесь имелись 2 кадетских корпуса (основаны в 1825 и 1887 годах), Николаевский женский институт, мужская и женская гимназии, духовная семинария, военно-фельдшерская школа, учительская семинария, 3 воскресных школы, 6 городских и приходских училищ, музей (с 1897 г.).
Любознательный и пытливый от природы, Виткевич в свободное от службы время за несколько лет овладел персидским, узбекским и казахским языками, в дополнение к немецкому, французскому и английскому, которые он знал ранее.
В 1829 г. по приглашению российского правительства Оренбуржье посетил известный немецкий естествоиспытатель и путешественник Александр Гумбольд, переводчиком к которому был представлен Иван Виткевич.
К немалому своему изумлению, на квартире Виткевича ученый обнаружил хорошую библиотеку по ориенталистике, которую тот собирал на деньги, присылаемые ему родственниками. Особенно путешественника поразило присутствие в ней собственных сочинений на немецком языке.
Тронутый судьбой молодого человека, Гумбольд по прибытию в Оренбург рассказал о необычном «служивом» генерал-губернатору В.А. Перовскому.
Здесь следует сказать несколько слов и о самом «главном начальнике» края генерале Василии Алексеевиче Перовском (1795-1857). Незаконнорожденный сын одного из фаворитов Екатерины Великой, он получил офицерский чин в Московской школе колонновожатых. Участвовал в Отечественной войне 1812 – 1814 годов, будучи тяжело раненым – попал в плен, был вывезен в Париж. Воспоминания о пребывании в плену – единственные мемуары Перовского. После возвращения на родину – в свите Великого князя Николая Павловича, будущего императора, который высоко ценил молодого офицера и у которого сложились особые отношения с царем.
Участник русско-турецкой войны 1828-1829 годов. Был тяжело ранен. После излечения получил назначение в Оренбург в качестве исполняющего должность (до мая 1831 г.) генерал-губернатора края.
Три дополнительных штриха к биографии этого необычного губернатора.
Будучи однолюбом, после смерти от чахотки в Италии возлюбленной, племянницы В.А. Жуковского Екатерины, остался одиноким.
Дум генерал-губернатора был неким интеллектуальным клубом или салоном. Здесь неоднократно бывал А.С. Пушкин, собиравший материалы для «Истории Пугачевского бунта», а в библиотеке губернатора имелись книги с автографами поэта.
После овладения отрядом В.А. Перовского хивинской крепостью Ак-Мечеть, она более 70 лет – до 1925 г., носила имя Форт Перовский (ныне г. Кзыл-Орда в Казахстане).
Перовский пожелал встретиться с необычным «государевым преступником», и вскоре Иван Виткевич был переведен в Оренбург и прикомандирован переводчиком к Пограничной комиссии, где и началась его служба как военного разведчика.
Следует сказать, что в начале XIX века Оренбургский край являлся приграничным регионом империи, примыкавшим к сопредельным владениям Бухары, Коканда и Хивы - феодальных среднеазиатских государств, ныне почти забытых, и располагавшихся на территории современных Туркменистана, Узбекистана, Казахстана и Таджикистана. Через него шли торговые и дипломатические сношения России не только с этими странами, но также с Афганистаном и Индией.
В то же время Оренбург являлся не только военно-политическим форпостом на границе, но и важным центром дипломатической активности в регионе, а также, центром организации разведывательной работы по сопредельным государствам.
К югу от Оренбурга и укрепленной линии простирались земли Младшего и Среднего казахских жузов, находившихся под протекторатом и защитой Российской империи. Отметим однако одно важное обстоятельство, способное ввести в заблуждение неосведомленного современного читателя: в XIX, и даже в начале XX века, коренное казахское население этих мест в официальных документах именовалось... киргизами. Этот термин мы и будем использовать, по мере необходимости.
Обстановка в крае была достаточно сложной и напряженной: с одной стороны, "киргизская" родоплеменная знать не всегда была довольна российской политикой. С другой стороны, Бухарский эмират, Кокандское и Хивинское ханства не только настороженно наблюдали за действиями России у собственных границ, но и плели многочисленные интриги, в том числе, подстрекая казахскую аристократию на антироссийские выступления и даже обещая ей всяческую поддержку, включая и военную.
Казахский историк Е.С. Сыздыкова уже в начале XXI века отмечала, что российские офицеры-разведчики Г.Ф. Генс, А.К. Гейнс, Н.И. Красовский и другие, внесли весьма значительный вклад в освещение истории отношений народов наших стран (Сыздыкова Е.С. Российские военные и Казахстан: Вопросы социально-политической и экономической истории Казахстана XVIII – XIX вв. в трудах офицеров Генерального Штаба России. М., 2005).
С 1801 г. задачи изучения сопредельных территорий империи были возложены на офицеров квартирмейстерских частей, в том числе и квартирмейстерской части Свиты Его Императорского Величества (СЕИВ), являвшейся предшественником будущего Генерального штаба Российской армии.
Первые офицеры-разведчики квартирмейстерской части появились при штабе Отдельного Оренбургского корпуса (ООК) в 1803 г.
С 1819 г. квартирмейстерская часть СЕИВ приступает к разработке подробных инструкций для штабных офицеров по однообразному современному составлению военно-топографических описаний соседних с Россией стран и территорий.
с 1742 г.я он при перовм еское изуение сопредельных стран и земель.истории казахского народа в начальный период присоединения В этой связи с 20-х годов XIX в. при военном губернаторе П.К. Эссене офицеры штаба ООК начали систематическое изучение граничившей с Оренбургским краем на юго-западе, юге и востоке земель и народов Великой Степи.
В 1824 г. для подготовке офицеров, владеющих восточными языками в Оренбурге было основано Неплюевское военное училище (с 1830 – по 1860 год – Первый Оренбургский Неплюевский кадетский корпус).
Офицеры разведывательного отделения штаба ООК с особой тщательностью изучали «особенности кочевого быта казахского населения, специфику функционирования родовой общины, политические и социально-экономические аспекты деятельности казахской правящей элиты». Их работы и сегодня «представляют большой интерес для историков, так как отражают попытку системного изложения истории казахского народа в начальный период присоединения к России» (Сыздыкова Е.С. Российские военные и Казахстан: Вопросы социально-политической и экономической истории Казахстана XVIII – XIX вв. в трудах офицеров Генерального Штаба России. М., 2005, сс. 12, 111).
В начале XIX века еще не существовало постоянных дипломатических отношений России с сопредельными государствами не существовало, хотя оренбургский губернатор и принимал первым прибывавшие в Россию "посольства" правителей этих стран, а также готовил и отправлял в них собственные внешнеполитические миссии.
Первый такой случай относится к 1807 году. Тогда с личным посланием Александра I к бухарскому эмиру был направлен поручик Абдулнасыр Субханкулов.
В беседах с куш-беги - первым министром, - Субханкулов должен был заверить его в дружественном расположении русского правительства, и что его единственной целью является забота о процветании торговли между двумя странами и обеспечение безопасности купеческих караванов.
Помимо этого, секретной инструкцией ему предписывалось выяснить взаимоотношения Бухары с Хивой и Персией, с кем и в какой мере ведется там торговый обмен, имеется ли судоходство по Амударье, каково отношение к России каракалпаков.
По возвращению Субханкулов представил ценные сведения о положении в бухарских владениях, о войне эмира с хивинским ханом, о состоянии торговли и о русских пленниках. Его отчет был изложен на 34 страницах, а еще 30 страниц занимало описание маршрута следования.
Первым Российским дипломатом-разведчиком, проникшим в Хиву в 1819 г. стал 25-летний капитан Николай Муравьев. Правда, служил он не в Оренбургском корпусе, а при штабе военного губернатора Кавказа Ермолова. Выбор Муравьева объясняется тем, что до этого он уже под видом паломника побывал в Персии, приобретя, таким образом, некоторый опыт разведывательной деятельности.
Официальная сторона миссии - попытаться установить дипломатические отношения с хивинским ханом, предложить ему новые товарные маршруты через один из каспийских портов, подлинная цель – изучить политическое и военно-экономическое положение ханства. Причем ему выпал еще нехоженый европейцами маршрут – из Баку по Каспию в Красноводск, а оттуда, с туркменским караваном через пустыню Каракум в Хиву.
Блестяще выполнив за три месяца порученные ему миссии, капитан Муравьев в конце декабря вернулся к Красноводску, где его ожидал корабль.
Немаловажным итогом поездки стал тот факт, что Муравьеву удалось установить контакт с находившимися в рабстве российскими поданными, которых насчитывалось около 3 тысяч, борьба за освобождение которых стала еще одним из направлений среднеазиатской политики МИД России.
О выполнении задания Н.Н. Муравьев в Петербурге докладывал лично императору Александру I, которому и передал привезенное из Хивы письмо российских пленников.
Впоследствии Николай Николаевич Муравьев (1794 – 1866) стал генералом от инфантерии, в 1854-1856 гг. был наместником Кавказа и главнокомандующим Кавказским корпусом. За руководство штурмом крепости Карс получил почетную приставку к фамилии Карский.
Перед главой отправлявшейся в 1820 г. в Бухару по "высочайшему повелению" миссии были поставлены задачи собрать сведения о личных качествах эмира, о его взаимоотношениях с Турцией, Персией, Хивой и Афганистаном, состоянии этих государств, получить сведения о городах Туркестане и Ташкенте, а также афганских Кабуле, Кандагаре, странах Кашмир, Тибет и Пенджаб.
Включенному в состав миссии переводчику ОПК Шапошникову генерал-губернатором были поставлены задачи "разведать верным образом об именах чиновников, облеченных властью по управлению... Узнать, какою формой отправляются, куда поступают бумаги, от нас посылаемые... Весьма было бы полезно, если бы Вы успели снискать дружбу в ком-нибудь из чиновников бухарских и могли бы продолжить с ним переписку по возвращению вашего в отечество. Сие могло бы весьма часто облегчать сношения нашего пограничного начальства и предупреждать оное из того края сведениями".
К слову сказать, в состав этого посольства "для проведения научных изысканий" были включены 4 офицера Генерального штаба во главе с капитаном Мейендорфом.
В 1822 г. Мейендорф опубликовал в одном из петербургских научных журналов статью "Краткое начертание путешествия Российского посольства в Бухару в 1820 г.", в которой описал административное устройство, состояние торговли, экономических и политических связей эмирата с соседними странами, впервые опубликовал сведения о городах Самарканде, Мерве, Чарджуе (ныне г.Чарджоу, Туркменистан), Каргии, самой Бухаре, дал характеристику бухарским войскам и основным военным укреплениям.
Вместе с тем, государства Средней Азии и даже Индия, с незапамятных времен вели достаточно бойкую торговлю с Московским государством, что являлось важной составной частью их экономик.
При этом единственным средством сообщения служили торговые караваны, насчитывавшие порой от нескольких сот, до двух тысяч верблюдов. Из Бухары и Хивы караваны выходили в марте, а достигали поселений Оренбургской военной линии лишь в начале июня. Назад же караваны отправлялись с августа по ноябрь.
Отметим также, что не только Россия, но и Европа, даже могучая Великобритания, в начале позапрошлого века не имели подробной информации о среднеазиатских государствах и чиновники оренбургской администрации подчас становились, в буквальном смысле этого слова, первопроходцами, открывавшими миру таинственный и манящий мир Востока.
Для ориентации в среднеазиатских делах, а позднее - и для выявления действий англичан в центре Азии, правительство и министерство иностранных дел России нуждались в получении регулярной и достоверной информации по этим вопросам. И, ввиду отсутствия иных каналов получения такой информации, задача добывания разнообразных сведений о сопредельных государствах в интересах Азиатского департамента российского МИДа также была возложена императором на главных начальников Оренбургского края.
Добыванием разведывательных сведений - политического, экономического, военного и иного характера, - необходимых и русскому правительству, и правителям Оренбуржья, было возложено на Оренбургскую пограничную комиссию (ОПК) – орган министерства иностранных дел, а также на специальное отделение штаба Отдельного Оренбургского корпуса (РОШ).
Подчинялись они непосредственно генерал-губернатору, он же координировал их деятельность, получал сообщения, оценивал их значимость, принимал решения, ставил задачи, давал указания по дополнительной проверке или перепроверке полученных данных, готовил и санкционировал проведение наиболее важных разведывательных мероприятий.
Штат ОПК был сравнительно невелик: изменяясь и совершенствуясь, он в разное время состоял из 25-40 человек, а к моменту ее упразднения в 1859 г. не превышал 50 человек со всем техническим персоналом.
Председатель комиссии в чине генерал-майора по представлению главного начальника края назначался МИДом и утверждался лично царем. Эту должность последовательно занимали П.Ф. Генс (с 1825 г.), М.В. Ладыженский (с 1844 г.), ученый-ориенталист - В.В. Григорьев (с 1854 г.).
Генерал-майор Генс начал свою службу поручиком Оренбургского корпуса, в 1821 г. в чине капитана в составе дипломатической миссии выезжал в Бухару.
Он настолько хорошо знал и ориентировался в обстановке, что его мнением дорожили не только генерал-губернаторы, но и царь, а занимавший пост министра иностранных дел с 1816 по 1856 г. К.В. Нессельроде, по отзывам современников, "на положение среднеазиатских дел в большинстве случаев смотрел глазами Генса".
Кроме офицеров и чиновников, в состав комиссии включались 3-5 представителей казахской аристократии.
ОПК состояла из 4 отделений: исполнительного, судного, уголовного и счетного; каждое из которых, в свою очередь, делилось на "столы", ведавшие конкретными участками работы внутри отделений.
Первый "стол" исполнительного отделения комиссии занимался всеми политическими делами: вопросами дипломатических сношений, получал, собирал и изучал сведения о положении в сопредельных странах. И именно он же организовывал разведывательную работу и обрабатывал получаемую информацию, готовил на ее основе сообщения генерал-губернатору и в соответствующие инстанции в Петербург.
Вся поступавшая в ОПК по различным каналам и из различных источников информация представлялась председателю комиссии. По его указаниям она обобщалась и систематизировалась и не реже трех раз в месяц рапортами или докладными записками представлялась главному начальнику края.
Непосредственно же разведывательную и контрразведывательную работу "под прикрытием" официальных должностей ОПК вели "попечители прилинейных киргизов", т.е. чиновники, занимавшиеся всеми делами по управлению выделенными районами и проживавшие в населенных пунктах "военной линии", а также переводчики ОПК.
Их постоянное общение с местным населением позволяло выявлять лояльных России лиц, из числа которых подбирались доверенные лица для выполнения конкретных поручений как разового характера, так и на постоянной основе, позднее подбирались штатные разведчики - лазутчики.
Сотрудники комиссии - офицеры и штатские чиновники - назначались для встречи прибывающих в Оренбург официальных посланцев правителей сопредельных государств. Общение с ними и их свитами позволяло собирать сведения о характере и назначении посольств, получать характеризующую информацию на членов посольств, влиятельных чиновников отправившей их страны и о положении в ней. Сотрудники ОПК также включались в состав дипмиссий, направлявшихся российским правительством за рубеж.
Первоначально сбор разведывательных данных осуществлялся путем опросов прибывавших вожатых караванов (караван-баши), купцов и их приказчиков. Проведение опроса было обязательным правилом для таможенных застав не только Оренбурга, но и Орска, Троицка, Уральска и других линейных пунктов.
В ходе опросов выяснялись сведения о том, каким маршрутом следовал караван и условиях пути, наличии подножного корма, были ли и где, когда и какими силами нападения степных разбойников, какие еще караваны находятся в пути; о ценах на товары на среднеазиатских рынках в текущем году и в перспективе, товарах, доставляемых туда из соседних государств, в том числе английских, поступавших из Афганистана и Ост-Индии; о событиях в ханствах, смене их властителей, влиятельных лицах у престолов, племенных и родовых междоусобицах и столкновениях, а позднее - и о деятельности английских агентов.
Как правило, через купцов и караванщиков поступали первые сведения о предстоящем прибытии посланцев и миссий от правителей соседних государств и характеризующие сведения о них. Причем эта информация порой имела не только разведывательный, но и контрразведывательный характер.
Каждый прибывавший в поселения Оренбургской военной линии караван ставился в карантин на специально выделенной для него площадке - предпринималась эта мера для предотвращения возможного завоза из-за рубежа эпидемий и эпизоотий.
С сопровождающими караван лицами переводчики и чиновники ОПК начинали беседы, позволявшие подчас получать и уточнять разведывательную информацию. Позднее, по мере накопления оперативного опыта, с купцами и караванщиками стали устанавливаться длительные доверительные отношения, что позволяло получать от них более ценную в разведывательном отношении информацию.
Одним из таких добровольных помощников российских властей более 20 лет являлся богатый казахский купец Б. Шагиморданов. Подолгу проживая в Хиве, он хорошо знал ее торговцев и чиновников, что позволяло ему собирать информацию о взаимоотношениях хана с Бухарой, Кокандом, Персией и Афганистаном.
Так в 1840 г. он сообщал о прибытии в Бухару капитана Аббота, который склонял хана к союзу с Англией в борьбе против России.
В декабре 1952 г. Шагиморданов представил информацию о реакции хана на результаты переговоров его посланника с генерал-губернатором Оренбургского края, о впечатлении от действий русского военного отряда в районе Ак-Мечети, о захвате англичанами афганского города Герат, а также о сыне кабульского эмира Мамедхане, перешедшем на сторону англичан.
В сентябре 1854 г. Шагиморданов подробно описал обстоятельства занятия англичанами провинции Бадахшан и города Балх. В январе следующего года он обнаружил в одном из "киргизских" аулов лазутчика кокандского хана, находившегося там под видом учителя и пытавшегося возбуждать среди населения вражду по отношению к России.
В ответ на одно из письменных сообщений Шагиморданова председатель ОПК В.В. Григорьев писал ему: "Вы спрашиваете моего согласия на отправление в Хиву благонадежного киргиза для удостоверения на месте о справедливости означенных сведений - что я считаю вполне нужным и прошу Вас отправить такого немедленно и без потери времени...".
В ноябре 1852 г. другой информатор Ладыженского докладывал о неудачном походе хивинского хана на туркменский город Мерв (ныне Мары), о том, что хан и его окружение напуганы действиями русского военного отряда в районе Ак-Мечети и склоняются к мнению о невозможности противостоять продвижению российских войск.
Эта информация была направлена в МИД, а лазутчик получил от председателя ОПК саблю с надписью "За усердие" и 30 рублей серебром.
До конца 20-х годов XIX века опрос купцов и караванщиков был одним из основных каналов получения разведывательной информации.
Но постепенно в практику пограничной комиссии вошли подготовка и проведение активных мероприятий, направленных на получение конкретной информации, необходимой в данный момент главному начальнику края.
В ряду оренбургских генерал-губернаторов ярко выделяется генерал-адьютант Василий Александрович Перовский, занимавший эту должность дважды - с 1831 по 1841 и с 1851 по 1857годы. Правда, в последний период он именовался генерал-губернатором Оренбургским и Самарским. И именно при нем разведка сопредельных государств достигла наиболее высокого уровня своего развития.
С заступлением на должность генерал-губернатора генерал-майора В.А. Перовского разведка сопредельных с позиций Оренбургской пограничной комиссии стала приобретать более активный, наступательный характер.
Перовский руководил организацией разведывательной работы подчиненных ему органов не только формально, по должности, но и глубоко осознавая ее необходимость для укрепления безопасности страны и края, поднятия и упрочения международного престижа России.
Комендантам приграничных военных поселений вменялось в обязанность "собирание и представление по начальству возможных верных и подробных сведений о происходящем в соседних среднеазиатских владениях и надзоре за действиями их относительно того, что может касаться наших интересов" (здесь и далее при цитировании исторических документов сохранен их стиль). В помощь им в необходимых случаях командировались опытные чиновники пограничной комиссии. Так, при образовании в 1853 г. Сырдарьинской военной линии для налаживания разведывательной работы туда был командирован коллежский асессор О.Я. Осмоловский под прикрытием переводчика.
В разведотделении штаба Оренбургского отдельного корпуса сосредотачивались сведения главным образом военно-стратегического характера: о вооруженных силах соседей, их военных укреплениях и гарнизонах, боеготовности и боеспособности, о караванных путях и наиболее благоприятных маршрутах для движения собственных войск, о топографии местности, характере рельефа, растительности и водных ресурсах.
Все разведывательные сведения, поступавшие из ОПК и РОШ, обобщались в канцелярии генерал-губернатора в соответствии с его указаниями и, в форме докладов или рапортов, направлялись военному и иностранных дел министрам за его подписью.
В разные периоды времени органами разведки Оренбургского края решались различные задачи. На начальном периоде - в 20-е годы XIX века, главной среди них являлось "умиротворение степи" и борьба с бандами "степных хищников".
Позднее на первый план выходит добывание информации об обстановке в сопредельных странах и о намерениях их правителей.
В 30-е годы все более важной задачей, при сохранении и двух названных, становится выявление, наблюдение и противодействие британской экспансии в регионе.
Через пять месяцев после вступления в должность генерал-губернатора, в 1832 г. Перовский направил в Азиатский департамент МИДа письмо, в котором, отмечал: "рассказы азиатцев бывают почти всегда неудовлетворительны по невежеству их и часто неверны по свойственной им недоверчивости, а потому весьма было бы полезно послать, по крайней мере, в Бухарию, людей образованных и свободных от предубеждений, служащих причиной неискренности азиатцев. Потребность сия кажется сделалась еще необходимее с появлением в Бухарии и Хиве двух путешествовавших англичан".
Упомянутыми британскими путешественниками являлись сотрудник Ост-Индской компании Вильям Муркрофт и Джордж Требек. Более 10 лет изучавший труднодоступные уголки сопредельных с Индией государств Азии, Муркофт в марте 1820 г. отправился в свое последнее путешествие, растянувшееся более чем на 5 лет, и благодаря которому его имя стало достоянием британской истории. На этот раз Муркрофта сопровождал капитан политического департамента британской индийской армии Джордж Требек, что, как показали дальнейшие события, оказалось отнюдь не лишней предосторожностью.
Первоначально Муркрофт и его спутники планировали не только стать первыми европейцами, посетившими Бухару, но и намеревались пройти туда по неведомому пути через «китайский Туркестан», как тогда именовался нынешний Синцзянь-Уйгурский район Китая.
Движимый идеей «спасения британской Индии от угрозы с севера», то есть со стороны России, впредь во всех своих сообщениях, отправляемых в Бомбей, где находилась штаб-квартира Ост-Индской компании, но адресованных преимущественно Лондону, Муркрофт будет обосновывать и отстаивать политику «вытеснения России» из региона.
Стоит однако только взглянуть на карту, чтобы понять, где находится Оренбург, где Хива, Бухара, Коканд, Кабул и отделенные от них тысячами миль Бомбей и Лондон. Так что мифическая «русская угроза» отнюдь не висела «дамокловым мечем» над Англией и даже ее азиатской колонией.
Лишь в феврале 1825 г. Муркрофту и Требеку удалось достигнуть Бухары, но вновь их ждало повторное разочарование: оказалось, что здесь хорошо знали европейцев, а именно - посланцев «северного царя», а на рынках было немало российских товаров, что ставило под вопрос возможности завоевания этого рынка британскими и индийскими производителями.
Муркрофт выяснил и подробности пребывания в Бухаре царского посольства, в 1820 г. наладившего постоянные «дипломатические» отношения с шахом.
Так англичане получили начальную разведывательную информацию о политико-дипломатической активности России в Средней Азии.
Коварные и подозрительные властители азиатских государств, недолюбливая навязчивых европейцев, исповедовавших «варварскую» религию, стремились тщательно оберегать от посторонних глаз и ушей свои владения, думы и замыслы. Согласно господствующей версии, осторожный бухарский шах повелел, в нарушение законов гостеприимства и дипломатического протокола, тайно отравить Муркрофта и его спутников, вследствие чего сначала он, а потом и Требек, пали жертвой «неизвестной болезни». Хотя на этом земные приключения Муркрофта еще не кончились.
Как для русских, так и для англичан, значительный интерес его весьма обширный путевой архив который еще на многие годы стал желаемой добычей для разведчиков обеих государств. Предприимчивые узбеки и персы тоже не желали упустить своего шанса и на рынках многих среднеазитских государств еще не один год продавались путевые заметки Муркрофта не непонятном аборигенам языке….
С 20-х годов XIX века Средняя Азия становится объектом пристального изучения британским правительством и Ост-Индской кампанией, являвшейся правительницей этой английской колонии.
Первыми англичанами, приблизившимися к российским пределам и в 1810 г. попавшими в Герат на границе Персии с Афганистаном были, лейтенант Генри Поттиджер и капитан Чарльз Кристи, совершившие много мильные путешествия под видом коммивояжеров Ост-Индской компании. Но основной целью их экспедиции являлись задания, полученные от посланника в Тегеране генерала Малькольма. Поттиджер впоследствии стал полковником, прочно связавшим свою судьбу с Центральной Азией.
Судьба Ч. Кристи сложилась более трагически: командуя подготовкой персидской пехоты, он в 1812 г. принял участие в одной из вылазок против российских войск, и был убит в перестрелке.
Далее в цитируемом письме царю В.А. Перовский предлагал направить от своего имени посланца к Хаким-бею - первому министру бухарского эмира, - для переговоров об обеспечении безопасности караванов в качестве официального прикрытия его конфиденциальной миссии.
Это предложение оренбургского генерал-губернатора было "высочайше" одобрено лично Николаем I, хотя он и отклонил конкретную названную Перовским кандидатуру, что свидетельствует о важности и о внимании, которое уделялось императором вопросам сбора разведывательной информации. А отклоненным Николаем кандидатом Перовского был именно Иван Виткевич.
Подробнее о миссии П.И. Демезона мы расскажем далее, здесь же приведем выписку из еще одного письма Перовского в Петербург.
Сообщая в МИД о возвращении своего посланца из Бухары и кратко информируя о результатах его командировки, Перовский отмечал: "Г-н Демезон не избегнул трудностей и опасностей, встречающих обыкновенно европейца в этих странах; фанатизм и недоверчивая политика азиатцев были для него на каждом шагу помехою в его действиях, но с помощью совершенного знания восточных языков и обычаев, особенно же основательным характером и осторожным обращением, чиновник сей успел преодолеть все затруднения... без чего, быть может, подвергался бы он участи английского путешественника Муркрофта, погибшего в Бухаре...".
Как мы видим, и еще укажем почему именно, Муркрофт и его антироссийские взгляды, а лишь собранный и сохраненный англичанами его архив насчитывает более 10 тысяч страниц, были хорошо известны генералу Перовскому. Муркрофт на протяжении ряда лет бомбардировал британское правительство Индии и Лондон паническими сообщениями о «русской угрозе», обосновывавшие необходимость активного противодействия России в Средней Азии. И его идеи находили полное понимание у некоторых представителей британского правящего класса.
Так еще в 1828 г. в Лондоне вышла книга отставного полковника британской армии Джорджа Эванса «Замыслы России», в которой утверждалось, что российский император планирует напасть на Индию и прочие британские владения.
Как свидетельствует английский историк Питер Хопкирк, опубликовавший в 1997 г. большое фундаментальное исследование истории британо-российского соперничества в центрально-азиатском регионе, книга Эванса, несмотря на то, что она была довольно противоречива и недостаточно обоснована, стала не только политическим «бестселлером» того времени, но и своеобразной «библией» для сторонников «жесткой политической линии» в отношении России.
Осенью следующего года, вскоре после завершения русско-турецкой войны 1828 – 1829 гг., Эванс издает вторую книгу – «Осуществимость вторжения в Британскую Индию», в которой впервые цитируются свидетельства британских разведчиков Г. Поттиджера, Ч. Кристи и Вильяма Муркрофта.
Питер Хопкирк свидетельствует (Хопкирк П. Большая игра против России. М., 2003, с. 161), что британский посол в Петербурге лорд Хейтсбери имел шпиона, обладавшего доступом к секретным военно-дипломатическим документам империи, из которых следовала военно-экономическая несостоятельность похода на Индию и отсутствие у России подобных планов.
Однако эта информация была отвергнута в Лондоне, а лорд Элленборо, возглавивший Контрольный совет по Индии в кабинете министров Англии, стал непосредственным разработчиком и проводником жесткого курса в отношении России и активизации разведывательной деятельности в Средней Азии с позиций разведывательного департамента британской индийской армии.
Эта политика получила в британской версии истории англо-российских отношений название «Большой игры», честь наименования которой принадлежит разведчику Александру Бернсу. Причем первым свидетельством и рассказом о «Большой игре» стала появившаяся еще в 1879 г. книга английского журналиста Д.Ч. Боулджера «Англия и Россия в Центральной Азии» («England and Russia in Central Asia» by D.C. Boulger, London, 1879).
Вернемся однако в 1828 год, когда отставной полковник Эванс призвал правительство «его величества» обратить самое пристальное внимание на «происки русских» в направлении индийских владений британской короны….
Эта деликатная миссия была возложена на 24-летнего лейтенанта Артура Конолли, который для прибытия к месту новой службы в Индии избрал следующий весьма неудобный маршрут: Лондон – Петербург – Москва – Тифлис – Тегеран – Хива – Герат – Кандагар….
Лейтенанту Конолли надлежало собрать сведения как о положении дел и русских войсках на Кавказе, где только что завершилась русско-турецкая война, о прикаспийских землях и пустыне Каракум, особенно с точки зрения возможности ее преодоления военными отрядами с целью атаки на Хивинский эмират, дальнейшего наступления на Герат, являвшийся важным центром на границе Персии и Афганистана.
К чести Конолли, можно сказать, что наблюдениями своими он в 1834 г. поделился с читателями в книге «Путешествие в Северную Индию из Британии через Россию, Персию и Афганистан», принесшую ему широкую известность. В ней Конолли обращал внимание на стратегическое значение в регионе Оренбургского края, который был наиболее удобным плацдармом для продвижения на юг, а также в Афганистан.
Что касается Афганистана, то почти за 6 лет до британского похода на Кабул он предупреждал лондонское правительство, что «если афганцы, как нация, решат сопротивляться захватчикам, трудности похода легко могут стать непреодолимыми»: они будут сражаться до последнего, непрерывно атакуя агрессора из горных укрытий, нарушая снабжение и линии связи, маршруты передислокации войск….
Прошедшие с той поры более чем 170 лет истории лишь подтвердили гениальную прозорливость молодого британского разведчика, к предупреждениям которого остались глухими очень многие….
Будучи профессионалом и заботясь о безопасности колониальных владений британской империи, стремясь оградить Индию от мнимой, по сей день не доказанной, угрозы со стороны России, позднее Конолли выступил с идеей объединения под британским протекторатом Хивы, Бухары и Коканда, которые, вкупе с Афганистаном, должны были стать заслоном на возможном пути продвижения русских войск.
Хотя малую вероятность создания такой «конфедерации» понимали очень многие его современники и коллеги по политическому департаменту Ост-Индской компании.
Другой британский разведчик и ветеран «Большой среднеазиатской игры», Александр Бернс в то время писал, что «в конечном счете, экспансия России в Центральной Азии может быть ограничена только через Лондон, оказывающий силовое давление на Санкт-Петербург, а не посредством шатких союзов с капризными и ненадежными ханами».
Тем не менее, предложение Конолли о попытке создания подобной антироссийской «среднеазиатской защитной линии» было в конце концов санкционировано политическим департаментом и в 1840 г. он отправился в свое последнее путешествие, о котором мы расскажем далее.
Посетивший Бухару в 1832 г. капитан Александр Бернс вел переговоры с первым министром эмира о расширении торговли, а также собирал сведению об экономике, вооруженных силах ханства и сопредельных странах.
За 15 лет пребывания и в итоге многочисленных разведывательных поездок по региону, Бернс стал авторитетнейшим британским экспертом, во многом определявшем политику Ост-Индской компании.
А в 1833 г. в качестве спецпосланника генерал-губернатора в Бухару был направлен чиновник 10-го класса Петр Иванович Демезон, преподаватель арабского и персидского языков Неплюевского кадетского корпуса в Оренбурге.
Перовский лично подготовил "Записку о предметах, долженствующих обратить внимание г-на Демезона при поездке его в Бухарию", на основании которой председатель ОПК Генс дополнительно разработал для него вопросник из 25 пунктов. В их числе губернаторову посланцу надлежало выяснить какова степень расположения правительства и народа Бухары к России, характеристику наиболее значительных ханских чиновников, какое мнение имеют бухарцы об англичанах и их Ост-Индской компании, в чем состояли действия побывавших в Бухаре англичан, какие русские товары - хлеб, железо, ткани пользуются особым спросом, состояние торговли с Китаем, Индией, Персией.
Отдельным пунктом задания предусматривалась возможность добыть "бумаги" англичанина Муркрофта, погибшего в 1825 г. при возвращении в Индию (в Оренбурге было известно, что сохранившиеся бумаги этого путешественника продавались на базаре в Бухаре).
Осенью Демезон, переодетый как татарский мулла под именем Мурзы Джаффара, - что было призвано обеспечить его безопасность в период следования по пустыне, - отбыл с караваном.
Вскоре от прибывших в Оренбург купцов стало известно, что Хаким-бей удовлетворен направленными ему генерал-губернатором подарками, благосклонно принял его посланца и создал ему нормальные условия для проживания.
26 июня 1834 г. Демезон возвратился в Орскую крепость, а затем выехал в Петербург для подробного личного доклада в МИДе об итогах своей поездки.
Еще в конце позапрошлого века «Русский биографический словарь» (Сп-б, 1896, т. 6) писал о нем следующее:
Демезон Петр Иванович – барон, ориенталист, воспитанник Казанского университета. В 1831 г. был направлен в Оренбург старшим учителем восточных языков в Неплюевское военное училище и переводчиком в ОПК.
В 1835 г. в костюме татарского муллы посетил Бухарию, где нигде не был узнан. В том же 1835 г. возглавил кафедру тюркских языков в учебном отделении при Азиатском Департаменте МИДа, а в 1873 г. стал директором отделения. Был членом-основателем Императорского русского археологического общества. Умер в 1873 г. в Париже.
Еще одним источником разведывательной информации были прибывающие в пределы Оренбургского края официальные иностранные посольства и миссии. Как правило, информацию о следовании посольств в торговых караванах в Оренбурге получали заранее.
Прибывавшие в столицу края иностранные посланцы и их свита, размещались на предоставлявшихся губернатором частных квартирах и брались на содержание за счет российской казны с учетом личности посла - его места, занимаемого в иерархии ханской аристократии, важности официальной части его миссии, а также заинтересованности МИДа в развитии отношений с пославшим их властителем в данный момент.
В Оренбурге послы и их свита проживали месяцами, иногда до полугода, ожидая решения правительства - принять ли посольство "на высшем уровне" в Петербурге, или поручить генерал-губернатору решить вопросы на месте.
Через прикомандировывавшихся к посольствам переводчиков и чиновников ОПК собиралась информация о служебном и общественном положении посланца на его родине, его близости к правителю, степени влияния на государственные дела, его способностях, склонностях и чертах характера. Аналогичная информация собиралась и о его сопровождающих.
Переводчиком к прибывающим послам и командировался подпоручик И.В. Виткевич.
При этом, учитывая ньюансы и сложности межгосударственных отношений на востоке, от посланцев Хивы, например, удавалось получать информацию о Бухаре, от бухарских послов - о Коканде, а от последних – о двух первых, а также об Афганистане, Персии и происках англичан в регионе.
Вся полученная информация докладывалась в МИД, и на основе ее анализа вырабатывалась как тактика переговоров, так и долгосрочная стратегия в отношении пославших посольство правителей. В процессе изучения иностранных миссий добывалась и контрразведывательная информация.
Так, например, в 1836 г., узнав о намерении бухарского посланника взять с собой в Петербург постоянно проживавшего в Оренбурге купца Назарбая Байкишева, Перовский информировал Азиатский департамент, что он "есть человек неблагонадежный и даже вредный, у здешнего начальства он давно уже на худом замечании. Желательно было бы, чтобы в столицах ему был прегражден доступ к значительным лицам, дабы он не мог употреблять во зло снисхождение это".
Изучение другого посланника, Хайруллы Амир-Ахирова, начавшееся еще до его появления в крае, позволило выяснить, что ранее он совершил хадж в Мекку, несколько лет проживал в Константинополе, где свел близкое знакомство с сановниками султана, а по возвращению в Бухару стал токсабой (министром), пользуется большим доверием эмира и влиянием на государственные дела.
В докладной записке в Азиатский департамент по результатам личных бесед председателя ОПК с Амир-Ахировым сообщалось: "...агенты английского правительства предлагали эмиру войти в дружественные сношения с лондонским кабинетом с правом иметь в Бухаре своего консула и обещали неисчислимые от этого сближения выгоды, каких, будто бы, Бухария не может ожидать от союза с Россиею, тем более что бухарцы все европейские товары получают через посредство англичан из Герата".
Ведя длительные, неспешные беседы с хивинским посланником Мискиновым, офицеры ОПК Ладыженский, Батыршин и Аитов, ранее побывавший в Хиве в плену, получили от него сведения о положении дел в Коканде и Бухаре, о завоевании Афганистана англичанами и войне с ними кабульского владетеля Дост Мухаммед-хана, о происках англичан в Коканде и Бухаре.
…в 1831 г. Иван Виткевич был переведен в Оренбург, ему был присвоен чин подпоручика и он был прикомандирован переводчиком к Пограничной комиссии, где и началась его разведывательная деятельность.
Уже в августе того же года он ведет переговоры с прибывшим афганским принцем Шах-Заде, и впоследствии докладывает генерал-губернатору о личности самого принца, его родственных и других связях в Афганистане и Бухаре, степени их влияния там на государственные дела, а также характеризующие данные на членов его свиты.
Перовский планировал отправить Виткевича в Бухару еще в 1832 г. в качестве своего личного посланца, но кандидатура эта была отклонена лично Николаем I.
Через два года Виткевич командируется вглубь "киргизской" степи для разбора различного рода претензий между казахскими родами, причем Перовский писал, что "пребывание его, в особенности на Сырдарье, может доставить нам полезные сведения и о странах Средней Азии".
В инструкции, разработанной для него лично Генсом, Виткевичу предписывалось "личными внушениями и советами направить ордынцев к преданности правительству, покорности законам и послушанию начальству; ...для успешнейшего принятия мер к упрочению спокойствия в самой Орде и для ограждения ее от смущения со стороны внешних врагов... и притворных доброжелателей;... Самое бдительное внимание обратить на слухи и сведения о Средней Азии".
2 января 1836 г. Виткевич прибыл в Бухару, где занимался сбором информации о положении в Средней Азии, взаимоотношениях между ханствами, об отношении их правителей к России, и о британских агентах.
Одновременно с ним там находился и британский агент Низаметдин, ежедневно направлявший сведения своему резиденту в Кабуле.
Встретившись с ним, Виткевич получил информацию о конкретных интересах англичан к российскому приграничью.
Также Виткевич вел переговоры и с куш-беги бухарского эмира, настаивая на выдаче русских пленников. Куш-беги лавировал, угрожал сближением с Англией, ссылаясь при этом на ранее побывавшую здесь миссию Александра Бернса.
Так, за тысячи километров от Петербурга, Лондона, Кабула и Калькутты, где располагалась штаб-квартира британской колониальной администрации, впервые пересеклись пути двух разведчиков, двух важных фигурантов «Большой игры», затеянной Лондоном за десятки тысячи миль от столицы митрополии.
Но Виткевичу удалось изменить настроения Куш Беги, разъяснив ему, что англичане не станут покупать хлопок и сушенные фрукты, а больше Бухаре торговать нечем, но тогда эмират лишится железа, меди и других российских товаров, чего англичане им доставлять не будут.
В апреле 1837 г. Виткевич возвращается в Оренбург, но не один, а с послом кабульского шаха Гуссейн-Али, с которым он был знаком еще с 1831 г., со времени пребыванию последнего в России.
В мае Перовский направляет в Азиатский департамент МИДа письмо с предложением поддержать предлагаемый кабульским шахом Дост-Мухаммедом договор о дружбе и помощи, отмечая, что "англичане имеют агентов своих в Кабуле и даже в Бухаре, которые действуют там совершенно против нас и поэтому необходимо... чтобы наше правительство вошло в ближайшие связи с владельцами азиатскими, сопредельными владениям Ост-Индской компании, а ближайших к нам удерживало непрерывным наблюдением за действиями их и мерами твердыми в пределах уважения к могуществу и достоинству империи Всероссийской".
Репутация Доста была хорошо известна за границей.
Британский агент Александр Бернс оставил следующую его характеристику: «Справедливость этого вождя являлась постоянной темой гордости всех слоев общества. Крестьяне радовались отсутствию тирании, горожане - безопасности своих жилищ и строгому соблюдению городских правил, купцы – справедливости его решений и защите их собственности. Властитель не может снискать более высокой похвалы, чем эта» (Хопкирк П., указанная работа, сс. 187-188).
После визита совместно с Гуссейн-Али в Петербург, Виткевич получает назначение от Азиатского департамента МИДа в Афганистан.
Но там при дворе Дост-Мухаммеда казалось, прочно обосновался хорошо известный в Оренбурге и Петербурге британский капитан А.Бернс.
Целью миссии Бернса было склонить Дост-Мухаммеда принять покровительство британской короны и превратить, тем самым, Афганистан в форпост и плацдарм для продвижения британского влияния в Среднюю Азию.
Осенью 1837 г. лейтенант Генри Роулинсон, советник политической службы, прикомандированный к британскому посольству в Персии, будущий председатель Королевского географического общества Великобритании, с удивлением и тревогой обнаружил недалеко от Герата отряд казаков.
Отрядом командовал «молодой человек, изящного телосложения, с прекрасным цветом лица, яркими глазами и очень живым взглядом».
В результате короткого обмена любезностями, Роулинсон узнал, что русский офицер направляется в лагерь персидского шаха.
Встреча показалась ему подозрительной и Роулинсон поспешил проинформировать о таинственном русском своего посла в Тегеране, а тот – британского резидента в Кабуле. Лорд Окленд, генерал-губернатор Индии, получив сообщение о таинственном русском, также встревожился не на шутку…
Казалось, начали сбываться самые страшные предсказания о гипотетической угрозе со стороны далекой России.
Этим «таинственным русским» был отправлявшийся в Кабул Виткевич.
Так британская разведка начала изучение первой российской дипломатической миссии в Афганистан.
…. В декабре 1837 г. отряд Виткевича прибыл в Кабул и представился при дворце шаха.
Христианского единоверца пригласил на рождественский ужин советник шаха и по совместительству британский резидент в Афганистане уже подполковник Александр Бернс. Эта многозначительная встреча двух дипломатов-разведчиков перед их решающей схваткой вдали от родины, но во имя ее интересов, стала единственной.
О Виткевиче Бернс написал, что он «вполне джентльмен, приятен, интеллигентен и хорошо информирован». К тому же бывший «бессрочный рядовой» оренбургского корпуса по месту службы-сылки выучил турецкий и персидский языки.
Хозяин был велеречив, ведь он надеялся вызвать гостя на ответную откровенность, вызвать ответный поток честолюбивых признаний и стремление также «блеснуть» личной осведомленностью и значимостью….
Еще бы! Бернсу было чем поразить воображение и чувства молодого русского.
Он красочно описал, как прибыл в Кабул в сентябре, хотя бывал здесь и ранее, а с шахом Дост-Мохаммедом вообще близко знаком более 5 лет….
В знак особого уважения со стороны шаха, Бернса усадили на слона и торжественно провезли по городу к его резиденции в известной на всю Азию крепости Бела Хиссар. До Кабула, владевший персидским, арабским и хинди языками Бернс побывал также в Пенджабе и в Бухаре, но был разочарован, узнав что его русский гость бывал в Бухаре трижды….
Еще бы! Ведь его первому визиту в сердце Азии придавалось столь важно значение, что Бернс был вызван для доклада в Лондон и даже удостоился аудиенции у короля.
Выпущенная в Лондоне в рекордные сроки книга Бернса «Путешествие в Бухару», принесла автору известность и славу, а Королевское географическое общество наградило его золотой медалью.
Умолчал гостеприимный хозяин лишь о том, что в приложение к своей книге для соответствующих ведомств его величества были представлены военный и политико-экономический доклады о путешествии, где доказывал необходимость расширения британского присутствия в Центральной Азии и ограничения «экспансии русского царя».
Бернс с уважением отзывался о храбрости афганских солдат, но в тоже время предлагал открыть в Кабуле миссию, которая помимо политической и разведывательной работы должна была содействовать продвижению британских товаров на Туркестанский рынок….
Умолчал перед гостем Бернс и о том, что уже в следующем, 1835 г. в Лондоне появилась книга Дэвида Укварта, ранее тайно совершившего нелегальное путешествие в Черкессию, «Британия и Россия», в которой также отстаивалась идея необходимости борьбы с «русской экспансией».
А накануне прибытия Виткевича в Кабул лондонская «Таймс» так писала о России: «От границ Венгрии до сердца Бирмы и Непала (??! – О.Х.), русский дьявол неотступно преследует и терзает весь человеческий род и неустанно совершает свои злобные аферы, раздражая нашу трудолюбивую и исключительно мирную империю»(Цитируется по исследованию П.Хопкирка Большая игра против России. М., 2003, с. 242).
Ведя ни о чем конкретном не говорящую беседу, гость также сдержанно рассказал гостеприимному хозяину о своих многочисленных путешествиях по приграничным землям Оренбургского края, хотя главного – цели его миссии в Кабул, любопытному англичанину узнать не удалось.
В начале января русский посланник посетил шахский дворец и передал свою верительную грамоту.
Афганцы столь мало знали о России, а влияние советника Бернса столь велико, что шах решил даже проконсультироваться у него по поводу подлинности верительной грамоты Виткевича и личного письма Нессельроде, с которых были сняты копии и отправлены в Бомбей.
Таким образом, как окажется впоследствии, шах Дост-Мухаммед подорвал собственные позиции в глазах англичан, а Бернс станет заложником британских амбиций и еще невиданного в истории британского поражения и унижения.
Из разных источников осведомленный о таинственной миссии русских в Кабуле, британский генерал-губернатор Индии лорд Окленд, наделенный всей полнотой власти в регионе, направил через Бернса Дост-Мухаммеду резкое письмо, в котором весьма недипломатичным тоном требовал «не иметь с русскими посланцами никаких дел без одобрения подполковника Бернса».
А самому Бернсу предписывалось дополнительно устно предупредить правителя Кабула о крайне неблагоприятных для него лично последствиях его возможных «недружественных» действий в отношении интересов Британии.
Бернс признавался впоследствии, что был поражен вызывающе-ультимативным тоном письма, но был вынужден подчиниться указаниям своего шефа.
Российский капитан при личной аудиенции 21 апреля 1838 г. произвел крайне благоприятное впечатление на шаха и последний удостоил его чести стать постоянным собеседником.
Так начался первый закат счастливой звезды подполковника Бернса.
Вынужденный подчиниться указаниям лорда Окленда, Бернс прибегнул к откровенным угрозам шаху и шантажу, но в ответ последовало лишь холодное повеление покинуть Афганистан.
В то же время кабульский правитель принял предложение российского посланника о союзе с Россией, гарантировавшем независимость и целостность Афганистана.
Уже через неделю после приема Виткевича шахом, 27 апреля, разгневанный своей неудачей, Бернс вынужден был оставить Кабул.
Впрочем, здесь для наблюдения за русскими и шахом остался другой опытный британский агент -- Чарльз Мессон, известный антиквар, историк-любитель, знаток и коллекционер древностей, едва ли не единственный европеец, проживавший в столице Афганистана уже 6 лет.
Но победителем в разгоревшейся в далеком Кабуле политико-дипломатической схватке вышел российский разведчик и дипломат поручик Виткевич.
И не вина Виткевича в том, что позднее Петербург, под давлением англичан, отказался от достигнутых им договоренностей, дезавуировав заключенный им договор и, тем самым, открыв дорогу британскому вторжению в Афганистан.
Обеспокоенный фиаско в Кабуле, только что проведя вполне успешную «малую военную акцию» против Персии, когда англичанам удалось заставить войска шаха отступить от осажденного ими Герата (его оборона была организована британским офицером Элдредом Поттиджером), в сентябре 1838 г. Форрин Офис заявил российскому послу в Лондоне весьма энергичный протест против «враждебной деятельности» Виткевича, что «серьезно угрожает отношениям между двумя державами».
Британский министр Пальмерстон потребовал отзыва Виткевича, а также и российского посла в Персии Симонича….
А что Виткевич? 1 мая 1839 г. с обширным архивом он прибыл в Санкт-Петербург и поселился в гостинице "Париж" на Малой Морской улице.
Советские историки писали, что в МИДе Виткевич был принят благосклонно, хотя его и обвинили в том, что он явно превысил свои полномочия, что вполне объяснимо в реально существовавших тогда условиях, в которых он один находился в Кабуле за тысячи километров от столицы империи.
Хопкирк, ссылаясь на донесения британской агентуры в Петербурге, отмечал, что наоборот, Виткевич был принят Нессельроде весьма холодно, что представляется нам вполне вероятным в свете произошедшего позже (Хопкирк, цитировавшаяся работа, сс. 236-237).
Утром 9 мая Виткевич был обнаружен в своем номере застреленным, а привезенные им из Афганистана бумаги бесследно исчезли.
см. комментарии
Комментарии
Вставить цитату
Dear Diary, I`m ...
Авторизация
Главное меню
-
-
20.08.2009 в 19:16Но, помимо Виткевича, британское правительство не забыло и о «недружественном» Дост Мухаммеде.
Небезынтересен тот факт, что авторы британской энциклопедии Хатчинсон, переизданной также в Москве, откровенно признают, что все три англо-афганские войны - 1838-1842, 1878-1880 и 1919 годов, - были начаты «с целью ликвидации угрозы возрастающего российского влияния в Афганистане» (энциклопедия «Хатчинсон» была издана под названием Новый большой иллюстрированный энциклопедический словарь (М., 2004), сс. 72-73).
Подлинным «автором» и сценаристом первой афганской войны стал секретарь политического департамента британской администрации в Индии Вильям Макнагтен.
Жаждавший реванша за понесенные унижение и оскорбление, подполковник Бернс весной 1838 г. направился в Кабул с одним из отрядов британской армии. Хотя даже союзник, хан белуджей предупреждал англичан, что они «затеяли дело огромных размеров и трудное для исполнения».
1 июля 1839 г., после ряда кровопролитных стычек, англичане вступили в Кабул. Осведомленный о вероломстве англичан, Дост-Мухаммед сначала скрывался в отрядах своих сторонников, а затем посчитал за благоразумие сдаться победителям, которые отправили его в «почетную» ссылку в Индию, подальше от Афганистана.
Однако возведенный англичанами на трон шах Шудшук своей жестокостью и мздоимством даже слишком быстро обратил против себя своих подданных.
1 ноября 1841 г. в Кабуле началось восстание, первыми жертвами которого стали Александр Бернс и его брат Чарльз.
Восставшие не только разгромили кабульский гарнизон англичан, но и казнили ненавистного им фактического правителя-временщика Макнагтена.
Поражение англичан было столь значительным, что единственным подходящим вариантом сохранения своего «политического лица» в Азии они посчитали возможным возвращение на трон…. свергнутого ими же тремя годами ранее Дост-Мухаммеда.
После понесенного поражения в Афганистане, пишет Хопкирк, «последовал период разрядки в британо-российских отношениях в Азии, который, несмотря на взаимные опасения и подозрения, продлился целое десятилетие. Но в борьбе за господство в Центральной Азии это была просто короткая передышка».
Через 80 лет после гибели Ивана Виткевича профессор Военной Академии Генерального штаба генерал-майор П.Ф. Рябиков написал о нем:
- Выдающейся по смелости и собранным сведениям была командировка в 1837 г. прапорщика Виткевича…. Задача, поставленная ему, заключалась в указании проникнуть в Кабул и Персию с тем, чтобы разузнать планы этих государств в случае нашего похода в Хиву.
После целого ряда опасностей и рискованных положений Виткевич проник в Кабул, откуда и привез много весьма ценных сведений. (Рябиков П.Ф. Разведывательная служба в мирное и военное время. Омск, 1919. Цитируется по: Антология истории спецслужб. Россия 1905 – 1924. М., 2007, с. 157).
Однако англичане продолжали экспансионистскую большую геополитическую «игру» в «сердце Азии» в непосредственной близи от границ Российской империи.
Еще во время англо-афганской войны 1838-1842 гг. афганский Герат становится еще одним пунктом активной британской разведывательной деятельности в Средней Азии: летом 1839 г. здесь обосновался майор Д. Арси Тодд, который и возглавил работу по противодействию российской политике в регионе и по созданию благоприятных условий для последующего включения Бухары, Коканда и Хивы в состав британской империи.
Впрочем, эта его деятельность не осталась без внимания российских специальных служб.
В ежегодном «всеподданнейшем отчете» III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии Николаю за 1839 год читаем:
«…Англия, принимая возможность за самое дело, всегда подозревает Россию в интригах к разрушению английского могущества в Индии и влияния в Средней Азии. Кроме того, к этой мысли Англия склоняется тем более, что, употребляя политику единственно для возвышения своих торговых интересов, она обязана отчасти России упадку своей континентальной торговли и кредита. Все ее внимание обращено на Восток и в Среднюю Азию. Она знает, что при распространении торговой и мануфактурной промышленности в России сия держава никуда не может высылать избытков своих произведений, как на тот же Восток и в ту же Среднюю Азию! Оттого соперничество и козни англичан на Востоке, в Персии и ханствах, соседних с Персиею и на Кавказе, примыкающем к морю. В публике слышен ропот, что наша дипломатия пожертвовала нашими интересами Англии, и последние ноты наши по восточным делам привели в негодование многих. По общему мнению, нет никакого сомнения, что Хива подстрекается англичанами к грабежу наших караванов. Когда разнеслись слухи, что генерал-адъютанту Перовскому поручена экспедиция в Хиву, здешнее английское посольство улыбалось, и в публике утверждали, что Англия уничтожит своим золотом все проекты России на основании влияния или владычества в Азии. Но русские находят эту экспедицию необходимою и делом справедливым, тем более что она послужит ясным доказательством прямоты действий русского правительства, что оно идет своей дорогой и не обращает внимание на то, найдет ли Англия сие предприятие полезным или будет осуждать оное.
Несмотря на то, что Англия есть центр всех политических интриг, она имеет однако же слабое влияние на Польшу, хотя и покровительствует польских эмигрантов и даже дает деньги эмиссарам, В польском народном духе гнездится предрассудок против Англии: ей не верят, зная, что она не может поддержать на суше и продаст несколько чужих царств за один выгодный пункт в торговом трактате…» (Цитируется по: Россия по надзором: Отчеты III Отделения 1827 – 1869. М., 2006, с. 200).
В 1840 г. Арси Тодд командирует в Хиву капитана Джеймса Аббота, перед которым ставится задача вовлечь хана в орбиту британской политики и настроить его против России. Аббот также склонял хана Аллакулу к выступлению против Бухары, лояльной в отношении России, и угрожая, в случае отказа, вступлением британских войск в Среднюю Азию.
Однако о происках Аббота стало известно оренбургскому генерал-губернатору и Азиатскому департаменту МИДа, в связи с чем российским посланником в Лондоне был принесен официальный протест британскому Форрин Офису, который, однако, был оставлен последним без внимания.
1 мая 1840 г. при проведении рекогносцировки в окрестностях укрепления Ново-Александровского на российской территории Аббот и его сопровождающие были задержаны патрульным казачьим разъездом и доставлены к коменданту крепости. Оттуда они были направлены в Оренбург, а об инциденте сообщено в МИД. Во избежание дипломатического скандала Аббот был оставлен на свободе "под честное слово", а для устранения его из столицы края и для "предоставления «высокому гостю» возможности более глубокого ознакомления с ним" английский агент в сопровождении офицера из РОШ был направлен в захолустный город Златоуст.
В процессе допросов сопровождавших Аббота афганцев были получены сведения о его действиях в Хиве, а также о деятельности там еще одного британского агента - Ричмонда Шекспира. В июне Аббот был препровожден в Петербург, откуда он был выслан на родину.
Но в том же месяце в Хиве объявился новый британский военно-политический агент - по терминологии того времени, - то есть специальный посланник Ричмонд Шекспир.
-
-
20.08.2009 в 19:16Как уже упоминалось, в начале 1840 г., встревоженный походом российских войск, хан своим фирманом (указом) повелел освободить всех русских, находящихся в Хиве в неволе. И летом русские пленники готовились к возвращению на родину. Этим обстоятельством и решил воспользоваться Шекспир, в письме на имя генерал-губернатора выставляя себя их "освободителем" и вызвавшись быть их сопровождающим.
19 сентября 1840 г. Шекспир прибыл в Оренбург, но ранее проинформированный о его антироссийских действиях за границей Перовским, МИД предложил генерал-губернатору ни в какие официальные переговоры с ним не вступать, а отправить его в Петербург в качестве частного лица.
Позднее Перовский докладывал в Азиатский департамент, что Шекспир "...дал уразуметь, что целью посылки его в Туран было подготовить хивинского владельца к могущему вскоре последовать занятию англичанами Балха и Кундуза как прежних провинций Кабула и замене нынешнего бухарского эмира вассалом Шахи Суджи, если Насрулла (эмир бухарский -О.Х.), воспротивится занятию Балха и не принесет приличных извинений за дурное обращение с подполковником Стоддартом".
Из Петербурга, как и его предшественник, Шекспир был выслан в Англию.
Одновременно с Абботом в начале 1840 г. в Бухаре появился британский подполковник Чарльз Стоддарт. Целью его командировки являлось как изучение военно-политической обстановки, так и усиление английского влияния на Насруллу, вплоть до склонения его к заключению союза о совместных действиях против России.Высокомерие, заносчивость и откровенный шантаж, к которому прибегал британский посланник, породили негативное отношение к нему и вскоре по приказу эмира он был взят под стражу.
Стремясь избежать грозившей ему смертной казни, Стоддарт пошел на принятие ислама и совершил обряд обрезания. Впрочем, деятельность Стоддарта в Бухаре также не ускользнула от зоркого ока ОПК.
В то же время в Петербурге бухарский посланник Мукин-бек от имени эмира делился с русским министром К.В. Нессельроде опасениями по поводу роста британской активности в регионе.
Лондон, стремясь спасти своего незадачливого агента в Бухаре, был вынужден обратиться к своему геополитическому сопернику, российскому МИДу с просьбой о содействии в вызволении из плена Стоддарта.
В этой связи отправившейся в эмират дипломатической миссии подполковника корпуса горных инженеров Бутенева, наряду с другими задачами, предписывалось добиться согласия Насруллы на освобождение Стоддарта и отправку его в Оренбург.
Той же осенью 1840 г. в Хиву прибывает уже известный нам Артур Конолли, одержимый идеей создания антироссийского «санитарного кордона» из армий среднеазиатских государств. Но на аудиенции у хана он быстро выяснил, что тот отнюдь не разделяет британскую идею установления союзнических отношений со своими соседями.
Не говоря уже о том, что подобное предложение, даже если не учитывать его явной антироссийской направленности, представляло собой не что иное, как попытку вмешательства во внутренние дела третьих стран. Правда, данное обстоятельство, соединенное с заносчивым высокомерием британских колониальных чиновников, пренебрежением к чувству собственного достоинства местных правителей, попытки их подкупа, шантажа силовым давлением и угрозами, нередко приводили к прямо противоположным результатам, что порой сказывалось и на личной судьбе проводников британской политики.
Испытав чувство разочарования, Артур Конолли вернулся в Кабул, откуда в следующем году он отправится в свою последнюю миссию.
В ноябре 1841 г. Конолли прибыл в Бухару, где помимо уже названной цели – попытаться вновь склонить ее правителя к антироссийскому британскому протекторату, у него было и еще одно деликатное поручение – спасти подполковника Стоддарта, уже более года находившегося в заключении в зиндане(подземной тюрьме).
Несмотря на первоначально дружественный прием, оказанный ему эмиром Насруллой, постепенно Конолли утратил его расположение. В немалой степени этому способствовали новые попытки британских агентов подтолкнуть хивинского хана Аллакулу к походу на Бухару.
Осведомленный об этом Насрулла, первоначально отдалил от себя Коннолли, а после и вовсе присоединил к Стоддарту. В конце концов, даже не смотря на ходатайства русского посланника Бутенева, оба британских агента были публично казнены на главной площади Бухары в июне 1842 г.
Активная деятельность англичан в Средней Азии не прекращалась и в последующие годы, когда Коканд и Бухара были завоеваны русскими войсками и было образовано новое генерал-губернаторство с центром в Ташкенте.
Но этот раунд политико-дипломатического поединка также остался за российской разведкой.
В 1858 г. Александр II миссию возобновления дипломатических отношений с Афганистаном возложил на Николая Хаников.
Но, ставший осторожным Дост-Мухаммед, к тому времени уже осведомленный о печальных для России итогах Крымской войны, отклонил «дружеское предложение русского царя», даже не приняв его посланника.
-
-
20.08.2009 в 21:21