По Афганистану.

На дипломатическом уровне РФ просто праздник какой-то, а что творится в ГРУ и Минобороны - не иначе как оргия где-нибудь в подвалах Большого. Не дали Обамушке соскочить с перспективного афганского направления, а говорили – умный и слова длинные знает. Стоит обратить внимание, что в Кремле научились отличать реальных кукловодов от ярких представителей натовской и европейской оперетты с громкими ничего незначащими должностями. Неприметный визит нашего американского друга Холбрука в Кремль – вот где состоялся негромкий, мужской разговор по Афганистану. Тему плотно притерли: вероятно обсудили материально-техническое снабжение с помощью русских растущей афганской группировки сил НАТО. Установили потолки космических цен и другие детали.


Не любят Холбрука нигде в мире и хороших новостей от него не ждут: кровью мебель перепачкает, да и трупами мирных граждан от него несет за километр, а человек нужный и при делах. Кремлю осталось выяснить какие обЪемы неправильных денег и какой политико-экономический дивидент срубить можно будет на агрессии НАТО в Афганистане. Также неплохо бы прояснить риторический вопрос: почему афганские военные требуют именно русское оружие причем бесплатно и через командование НАТО? У Карзая, что минуты на телефоне закончились? Пусть снимает со стены афганский народный музыкальный инструмент и на прямую линию с В.Путиным: дорогой Вова-бек пришли калашей, пропадаю я-а-а-а, афганская земля-а-а-а, Талибан-малибан а-а-а и дальше по фольклору народностей Гималаев.


Плохо у В.Путина с вертолетами, разобрали все. Остались деревянные и те на педалях, потому как зарубили американские друзья поставку моторов с Уитни-Пратт из Канады. Возьмите теперь в Афганистан китайские –одноразовые. Дык ясно, что хотели помочь русскому производителю вертолетных моторов, нахрена Канаде рабочие места, там пост-модерн. Как на Украине, только при деньгах: идете по делам, привяжется к Вам хохол и начинает учить как правильно сало резать. Из Сибири, Тюменской области грю я, менталитет другой: мы сало не режем, так откусываем, как от груши. Но в кармане его не носим и вместо закладки не используем. Нет, и перед сном не натираемся. Да не знаю как выжили: все за декабристами повторяли, а у тех, видать, сала не было с собой. Вот и вышел культурный пробел.


Давали бесплатное оружие один раз уже, причем залпом. Где благодарность? Почему молчим? Портит халява не только отдельного человека, но и целые народы. Зачем им русское оружие – когда есть непревзойденное натовское и лежит горами мусора в Ираке? Берите сколько надо. Может быть, афганские лентяи не изволят ведро с машинным маслом таскать за собой по горам, гордые аристократы тяпки? Или, возможно, прокидон (фр.) ожидают с натовским боеприпасом в недалеком будущем? Очень дальновидно, кстати, для людей с единственным рабочим гуманитарным компьютером в правительстве. Работает он, правда, когда педали крутят не с бодуна и ветра сильного нет. А с вертолетами совсем глухо, есть свои натовские – отличные и самые лучшие в мире, но присутствует нюанс: снаружи то они не летают – условия там не те. Зато как стоят. Приходите посмотреть на мощь НАТО в Афганистане и нехилую эротическую фантазию с собой прихватите, иначе зря тащились в такую даль по бездорожью. Среди вертолетчиков с буйными тоже жестокий недобор: домой в США оне все хотят вернуться – все думают, типа, ждут их там толстые бабы голыми в постелях, славных героев Афгана.



Может кого и ждут, но явно не в гордом одиночестве, а привыкать к этой мысли надо: потому как суровая американская действительность такова. Вот и думай, почему в Пентагоне такие огромные входные двери, и столько царапин на потолке. Чудесная, можно сказать, сказочная страна замечательных национальных парков и непуганых оленей. Блажен кто посетил Северную Америку в ее минуты борьбы с международным терроризмом. Неуловимый Беня наверняка давно скончался от хронических солнечных ожогов где-нибудь на Канарских островах, а его все ищут и будут искать в Афганистане: недавно видео классное сняли с его участием, правда борода была криво приклеена. Для ботвы пойдет, классом пожиже, конечно, чем блокбастеры НАСА. Вы сЪемочную группу видели? Теперь упакуйте ее в "Москвич" и отправьте ее на спутник Земли Луну. Хотя бы в одну сторону. Даже сегодня это слабо, а 40 лет назад? Усадили, значит, в ряд всех бухгалтеров в стране и начался расчет траектории исторического полета на Луну и обратно.


Тут включается группа циркового прикрытия – генсек НАТО (фигура пентагоновской оперетты): дайте ему бесплатное (откуда такое слово знают?) оружие из рук самого Калашникова и бесплатный проездной на метро до Афганистана из рук самого Лужкова. Слухи ходят что у них дошел прогресс до того что ни курить, ни нюхать, ни колоть уже не надо все в шампуни – голову помыл и все: сидим-курим ждем завтрак. Были у меня подозрения, что коммунизм кое-где, за пределами Кремля, все таки построили (в НАТО?) и товарно-денежные отношения капитализма там действовать не могут в принципе – инфраструктуры нет там такой. Братство по бесплатному оружию, партнерство во имя мира и стабильности на Земле, борьба с терроризмом, наркомафией и прочая лабуда там в большой цене. Суровая эта штука – беспредел идеологических маразматиков на государственном уровне.



Автор знает одну империю, которая рухнула из-за этого совсем недавно, а другая сегодня в состоянии Большого и вероятно смертельного Запора. Скажем так: что бы этой империи выжить ей придется ... или умереть. Хотя если процесс затянуть, могут случиться оба события и в любой последовательности.


Генсек НАТО вывалил такой перл: НАТО на Россию не нападет. Никогда. Становится ясно одно - за последние 20 лет устав НАТО в Европе никто, кроме российских генералов не читал. Генсек поинтересовался бы, чем его конторка-то занимается, прочитал бы устав НАТО перед полетом в Москву – вдруг спросят. А это, кстати, юридический документ, а не марка растворимого кофе. В котором указано, что НАТО может только обороняться. Вести агрессию за пределами границ блока НАТО не может, юридически нет там такой функции как война с гражданским населением в Афганистане или Ираке. Немцы находятся в Афганистане вообще по турпутевке, так как ведение войны за рубежом запрещено конституцией Германии. Гималайское сафари – охота на диких талибанов, все за счет бюджета. Ноги просто сами идут в Бундесвер.



Владимир Владимировича с большим трудом отговорили и форму тоже попросили сдать обратно. Пообещали, что свой купим, тоже на немецком. В крайнем случае на французском. Что происходит в Афганистане в военно-юридическом смысле, кроме выращивания популярных экзотических растений под солнцем демократии? Если война, то кого с кем (присутствие НАТО там юридически невозможно из устава НАТО), если войны нет, то откуда звездно-полосатые гробики и столько соплей, и почему смерть гражданских лиц не расследуется тогда? Где права афганского человека? Не, слухи ходят что есть такой. Ну реально видели его, гималайский такой черт, он даже рукой помахал. Может, им бланк заявления с конвертом нужны для суда в Гааге? Прояснить бы этот вопрос в юридических терминах без балалайки терроризма. От гриппа мрет в тысячи раз больше людей, чем от терроризма. Где мнение военных юристов по конвенциям, которые не шибко соблюдаются? То, что за зарплатой вовремя приходим, уважаю. Законы войны, значит, должны соблюдаться, или чего у них там происходит, особенно если их сами в Европе написали или их написали для развода русских?


В голове западного потребителя можно легко проложить натовскую электричку имени Обамы: Вашингтон-Рига-Кандагар, а вот порт Мурманск или Россию упоминать не следует – могут возникнуть неправильные идеологические ассоциации с предыдущим мировым конфликтом. Немцы подозревать что-то стали в последнее время, типа им не по пути с Сусанишвили. Не исключено что объединение Европы (мечта одного посредственного художника 20-х) является юридическим методом прекратить американскую оккупацию Европы после недавнего мирового конфликта. Если удастся заблокировать ЯО РФ, то будем надеяться, что в какой-то момент удастся убедить бравых солдат Бундесвера снова и в третий раз за последние сто лет (а это будет рекорд) с разбегу запрыгнуть на штык русского старшеклассника, а также научиться выбирать новые экзотические позы остывания для заснеженных полей под Москвой.

(с)Александр Птицын (США)

@темы: Россия, Европы, не моё, есть мнение, США, политика

---

Лекция министра финансов РФ в Академии народного хозяйства

В пятницу Алексей Кудрин прочитал прекрасную лекцию в АНХ. Он рассказал о том, что в основе проводимой Минфином и Центробанком денежной и бюджетной политики – не желание накопить побольше денег, а попытка оградить Россию от лишних, вредящих экономическому росту денег. И о том, как деньги перестают быть вредными. Сравнил денежную политику России и Китая.

О КРИЗИСЕ-98 И ЗАДАЧЕ ДЛЯ СЕБЯ

Во время кризиса 1998 г. инвесторы так же, как и год назад, начали сбрасывать обесценивающиеся активы – кредиты, залоги по которым обесцениваются, ценные бумаги. Произошло обвальное падение цен всех активов. Все хотели выйти в доллары, был мощный отток капитала. Правительство было неспособно продолжать заимствования, страна объявила дефолт. В тот момент многие компании исходили из того, что страна перестала платить по своим долгам, и тоже остановили платежи по кредитам.

Поэтому в 2000 г. [в мае того года Кудрин стал министром финансов и вице-премьером] я понимал: российские риски настолько высоки, что надо создать систему, которая позволит избежать в будущем таких ситуаций. Этот каркас прочности и надо было создать.

НЕФТЯНАЯ ВОЛАТИЛЬНОСТЬ

В 2000 г. мы прикинули, на какую цену нефти должно рассчитывать государство, чтобы не скатиться к неспособности оплачивать свои обязательства. В течение 10 лет перед тем средняя цена нефти была $18,5, и решили примерно на эту величину и рассчитывать. Зависимость от цены нефти приводит к волатильности текущего счета операций, к непостоянству наших доходов. Большая часть нашей волатильности обусловлена ценой нефти.

Зависимость от нефти влияет и на денежное предложение. Когда нефть дорожает, на рынок выходит масса эмитированных ЦБ при покупке валюты денег. В результате денежное предложение перестает от нас зависеть. Оно перестает быть связано с потребностями экономики, со скоростью обращения денег, с кредитным мультипликатором. Это первый канал, по которому к нам приходит извне неопределенность, которая начинает давить на денежную систему.

ДЕНЬГИ ОПРЕДЕЛЯЮТ НАСТРОЕНИЕ

Но политический процесс идет, и аппетиты возрастают. Мы сильно зависим от цены нефти, а она стала расти и расти. Я понимал, что когда-то эта история должна была прекратиться. Было ясно, что даже большой рост спроса, который обеспечивал Китай, не должен был давать такого роста цен.

С ростом цены нефти быстро расширяется и стоимость экспорта. Деньги попадают в экономику, становятся дешевыми, легкими. Банки выдают кредиты, и деньги попадают во все сектора экономики. Все начинают покупать и строить. Цены на недвижимость растут. Все начинают хотеть жить лучше – покупают импортные автомобили, ездят в заграничные поездки: дешевые и легкие деньги создают спрос. Стоимость импорта улетает.

Также поступают предприятия – завозят оборудование, его импорт растет. Все цены растут еще быстрее, чем мы успеваем распределять эти деньги по экономике. А когда приток денег извне становится меньше, все начинают беречь средства. Меньше покупают импортные автомобили, вообще импортные товары.

НЕНОРМАЛЬНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ ДЕНЕГ

В ситуации притока денег ЦБ вынужден выкупать с рынка все больше и больше средств. Резервы в последние годы росли уникальным темпом.

Но прирост резервов – это со стороны ЦБ просто попытка сдержать укрепление курса рубля. Из-за волатильности текущего счета прирост денег в отдельные годы доходил до 50%. Это нормально? Экономика растет на 7%, а прирост денег составляет 50%. И после этого нам говорят: "Вы собираете деньги в кубышку, обезвоживаете экономику". Наоборот, это сверхизбыточный рост денежного предложения, который определяется нашей зависимостью от притока средств по текущему счету.

В Бразилии темп роста денежной массы иногда достигал 23 – 27%. В Индии примерно также. Нигде денежная масса до кризиса не росла темпами под 50% в год – это наше отличие от других экономик.

ОТЧЕГО РАСТЕТ МУЛЬТИПЛИКАТОР
Многократно проходя через банковскую систему, денежное предложение еще увеличивается. Действует кредитный мультипликатор – если на него посмотреть, окажется, что благодаря всей цепочке операций на каждый рубль, выпущенный в экономику ЦБ (или правительством – если бюджет дефицитен), появляется еще 3 рубля, созданные кредитным мультипликатором. По экономике гуляют уже не просто нефтяные деньги, их величина определяется способностью банковской системы генерировать деньги по мере роста денежной базы.

В развитых странах этот мультипликатор гораздо выше, чем у нас. При высокой инфляции все боятся класть деньги на банковские счета, особенно надолго. А из-за зависимости России от нефти – боятся давать длинные кредиты. Даже когда инфляция снизилась, все по-прежнему не очень любят класть средства в рубли и надолго.

Но свойство российских денег не быть надежным средством сбережения приводит к тому, что мультипликатор у нас составляет всего 3. В странах, где в экономике больше денег, макроэкономическая стабильность выше, а инвесторы уверены в действиях правительства, в его грамотности, мультипликатор составляет 7 – 8. В США мультипликатор вообще доходил до 11. Во время кризиса мультипликаторы обвалились – упало доверие, очень сложно давать кредиты, когда никто не понимает, какие отрасли будут работать с какой рентабельностью.

ВАЛЮТНАЯ СВОБОДА

Итак, денег становилось все больше и больше. Но этот рост не может быть бесконечным. Нашим постоянным спутником стала высокая инфляция. А при высокой инфляции, как в начале 1990-х гг. – за 100%, никаких сбережений и кредитов быть не может. Ведь ставки по кредитам должны быть выше инфляции.

В 2006 г. мы довели инфляцию до 9% и либерализовали операции по счету капитала. Стран, которые позволили себе это сделать, в мире немного: 20 – 25. Китай, Индия, Бразилия не имеют полностью конвертируемой валюты. Может быть, мы поторопились – но ЗВР к тому моменту были уже немаленькими; мы понимали, что не будем тратить бюджетных средств больше, чем нужно. И хотели получить преимущества, которые дает свобода капитальных операций.

Эта свобода позволяет инвесторам вводить деньги в страну, не ожидая, что на выходе их кто-то отберет. Еще десять лет назад при выводе валюты из страны ее надо было сначала депонировать на спецсчете в ЦБ, а затем подождать, пока ЦБ разрешит вывод средств. В 1998 г. ЦБ пытался остановить падение рубля, стараясь задержать вывод долларов из страны. Это было совсем недавно. Инвесторам, желающим вывести средства из страны, даже предлагали выкупать валюту на аукционах.

В Китае никакой свободно конвертируемой валюты тоже нет. Там вообще разрешительный режим инвестиций. Мы решили быть более цивилизованной страной, решили отказаться от всех этих ограничений. При каком курсе рубля выйти из инвестиций – это предпринимательский риск [инвесторам не гарантируется, что курс рубля будет стабильным – Б.Г.], но больше ограничений на операции с капиталам мы тогда решили не вводить.

КИТАЙСКИЙ ВАРИАНТ

Вернемся к темпу прироста денег, регулируемому нацбанками. В еврозоне обычно прирост денег не превышает 10% в год. В Китае до кризиса для обеспечения экономического роста на уровне 9 – 10% ни разу не требовалось темпов прироста М2 выше 20%. А инфляцию там контролируют совсем жестко. Когда будучи совсем низкой, она снова выросла до 3%, проблему ужесточения денежной политики обсуждал ЦК компартии Китая. Так что в коммунистическом Китае более жесткая денежная политика, чем у нас.

При этом своей курсовой политикой Китай кладет на лопатки своих торговых партнеров. Заниженность курса юаня вносит вклад в создание гигантской массы китайского экспорта, ведет к нервозности на всех рынках.

Сейчас всем странам еле-еле удается удерживать денежную массу на докризисном уровне. Денежная масса падает: банки не находят заемщиков, которых они могут кредитовать. Только в Китае по-другому, там проще – вызвали банки и сказали: "Нужно кредитовать". Денежный мультипликатор в Китае сейчас работает слишком хорошо, и это очень опасно. Китайский центробанк уже заявил, что велика вероятность образования новых пузырей: спрос уменьшается, а кредит – расширяется. Возникают диспропорции, которые могут вылиться в образования пузырей – и в части цен на недвижимость и акции, и в плане избыточного производства – создания производственных сверхзапасов. В результате потом это может привести к остановке производства. В общем, это неосторожная политика – посмотрим, к чему она приведет.

МАГИЧЕСКАЯ ПРОЦЕНТНАЯ СТАВКА

И вот ЦБ говорит, что инфляцию надо снижать, потому что иначе слишком высоки кредитные ставки. Чтобы кредиты и сбережения стали выгодными, чтобы они стали длиннее. Обсуждается таргетирование инфляции. Для модернизации экономики инфляция должна быть низкой – иначе невозможны инвестиции с длинным сроком окупаемости.

В связи с этим мне вспоминается разговор с китайским министром.

– Как вы снижаете инфляцию?

– Повышаем ставку рефинансирования.

– Как вы способствуете ускорению роста экономики?

– Снижаем ставку рефинансирования.

Кредитные ставки – универсальный метод регулирования темпов подъема и модернизации экономки.

ЧЕМ ВРЕДНЫ ДЕНЬГИ

Когда в экономике много денег, курс [местной] валюты начинает укрепляться. В России после кризиса 1998 г. укрепление курса рубля – и к доллару, и в отношении к валютам торговых партнеров – было очень быстрым. Чтобы показать, как это вредит экономическому росту, я привожу такой пример.

Представьте себе двух производителей сервизов, нашего и иностранного. У иностранного сервиз стоит $100, а у нашего – при курсе в 30 руб. за доллар – 3000 руб. Вырученные иностранным производителем 3000 руб. обмениваются на $100 и вывозятся, все находятся в равных условиях. ЦБ говорит, что надо снижать инфляцию, и курс рубля растет до 24 за доллар [в результате того, что ЦБ эмитирует меньше рублей, снижая скупку валюты в резервы]. Импортер свой сервиз, по-прежнему стоящий $100, продает за 2400 руб. А российский производитель не знает, что ему делать, ведь у него издержки не упали таким образом, чтобы снизить цену на 1/5. Налоги, издержки, зарплаты работников – все осталось прежним. Теперь ему нужно резко снижать издержки, чтобы сохранить конкурентоспособность.

Но в какой-то момент дальнейшее повышение производительности труда и снижение издержек становятся невозможными. Поэтому приток валюты в конечном итоге приводит к голландской болезни.

ДЕНЬГИ – УБИЙЦЫ ПРОМЫШЛЕННОСТИ

Предоставляя возможность дополнительной ликвидности поступать на рынок, мы убиваем нашу промышленность. Импорт становится более конкурентоспособным и вытесняет российские товары. Поэтому Китай жестко следит за тем, чтобы не допустить и укрепления юаня, и роста инфляции.

Нам, чтобы избежать инфляции, нужно покупать в резервы еще больше иностранной валюты. А эмитированную валюту частично убирать из обращения, продавая инвесторам госдолг.

Затем ситуация радикально изменилась: цена нефти упала, а мультипликатор остался на том же уровне. ЦБ замещает банкам источники денег. Все бегут из банков и с рынков – ЦБ поменял порядка $200 млрд, разрешив банкам, их клиентам, гражданам переложиться в доллары, а компаниям – погасить долги.

Теперь нефть опять стоит дорого, и [если так пойдет дальше], скоро снова придется вернуться к стерилизации денежного предложения. Ведь девальвация, которая всех так всполошила прошлой зимой, в масштабе событий 1998 г. кажется небольшим колебанием. Уровень реального курса рубля уже вернулся на уровень 2007 г.

Такая девальвация не сможет дать предприятиям конкурентное преимущество перед импортом по издержкам. Большого эффекта от нынешней девальвации нет, да и тот, что есть, быстро съедается из-за того, что нефть снова пошла вверх.

МЫ ВЫЖИЛИ

В результате проводимой политики мы хорошо подготовились к кризису. Спекулятивные средства во время кризиса стали уходить из страны, отток составил $132 млрд. Какая страна может выдержать такие качели? В 1998 г. ведь к дефолту привел отток капитала всего лишь в $10 млрд. А сейчас мы удержались при оттоке в $132 млрд. Тогда обанкротились крупнейшие банки, они стали распродаваться по частям. И в этот раз мы четко понимали: нужно обеспечить стабильность финансовой системы.

У нас происходило сжатие денег – это неизбежно, когда нефть подешевела со $145 до $40 – 43, – источник текущего счета и предложения долларов сжался, а спекулятивный капитал ушел, причем в большом объеме. ЦБ даже пришлось ввести беззалоговое кредитование банков – это когда он не может найти у банков подходящих залогов, и чтобы упростить и ускорить выделение денег. 120 банков получали эти "быстрые деньги", хотя их доходность доходила и до 15%. Банкам эти средства очень помогли – они могли быстро реагировать на отток вкладов.

ЦБ и Минфин оказались готовы к решению этой проблемы. Мы учитывали возможные реакции рынка и шаги, которые придется предпринять. Рассчитывали, на сколько нам хватит резервов. В части резервов и запасов мы оказались хорошо подготовлены к кризису. Ключевое достижение – то, что отток $132 млрд не сломил нас, не привел к потере банками кредитоспособности.

СЛЕЗАЙТЕ С КАЧЕЛЕЙ

Когда в этом году нефть пошла вверх, приток капитала возобновился. Инвесторы вернулись: "Нефть дорогая, так что давайте мы еще с вами поработаем". Но это короткие кредиты. В I и III кварталах был отток, во II – приток, сейчас, вероятно, тоже отток – перед Новым годом инвесторы фиксируют прибыль. Надо быть готовыми к этим качелям, пока зависим от нефти.

Как избежать этих качелей? В последние годы темп прироста кредитов в России был выше среднего в мире. Кредиты коммерческих банков в других странах растут гораздо медленнее. Так, в США до кризиса темп прироста кредитов доходил до 14%, а у нас было 30 – 40%. Но ставки были высоки – только в последний год перед кризисом средние ставки опустились до 10,5%. А по ставкам выше 10% могут брать кредиты далеко не все отрасли. Базовые отрасли – не могут. Высокая ставка кредита, неизбежная при высокой инфляции, убивает целые отрасли экономики. Кредитовать торговлю, строительство – запросто, обрабатывающую промышленность – в меньшей степени.

Поэтому когда нам говорят: "Зачем вы держите деньги, давайте, потратим нефтяные доходы на модернизацию экономики", – я понимаю, что люди просто не знают законов экономики. В результате усиления притока валюты мы получим еще больший приток спекулятивного капитала. И в итоге проиграем и на росте инфляции, и на укреплении курса рубля. Мы не можем позволить себе тратить нефтяные деньги – они будут только мешать росту.

Гораздо лучше добиться роста кредитов не за счет траты нефтедолларов, а за счет роста кредитного мультипликатора при снижении инфляции. Просто про мультипликатор мало кто знает.

ПЕРЕГРЕЛИ РЫНОК

Увеличивая кредиты за счет использования нефтяных денег, без качественного роста мультипликатора, мы в итоге получаем только мощный приток средств в строительство, в недвижимость. Даже не понимая, дадут ли эти инвестиции отдачу, будет ли прибыль. Строителей у нас все уважают, всем хочется участвовать в постройке новых домов и новых производственных мощностей. В результате до кризиса цемент у нас стоил в 3 раза выше его мировой цены, и чтобы что-то построить, его везли буквально изо всех стран.

Мы разогрели и перегрели рынок, который был основан на дешевых деньгах и не имел конечного потребителя – человека, который купит все эти втридорога построенные мощности. Этот спрос финансировался только сверхлегкими деньгами, а при их исчезновении оказался липовым и виртуальным. Нефть подешевела, и спрос испарился, оказавшись пузырем.

В ситуации, когда ЦБ трудно самому справиться с абсорбированием денег, правительство не должно проводить проциклическую политику, тратя все доходы. Тут имеет смысл напомнить, что резервы ЦБ только наполовину его: вторая часть принадлежит правительству в виде резервного фонда или фонда национального благосостояния. И когда мы говорим, что ЦБ покупает валюту и печатает деньги, то это делает и правительство: откладывая деньги в резерв, оно сдерживает предложение денег, когда ЦБ не справляется со сдерживанием роста денежной массы. Такое накопление резервов – самое правильное действие правительства, когда рыночными методами мы не можем удержать рост инфляции и курса рубля.

За все время мы накопили в фондах порядка 20% ВВП. Боюсь даже представить, что было бы, если потратить эти деньги.

КИТАЙСКИЙ ВАРИАНТ-2

Ту же самую задачу Китаю удается решать даже в более сложных условиях гигантского притока денег. Но даже активно скупая валюту в резервы, они удерживают рост денежной массы, проводя более глубокую, чем мы, стерилизацию денег. И в более сложных условиях – не имея экспортных пошлин. Китайский центробанк вынужден выпускать огромное количество ценных бумаг, чтобы связать юани, напечатанные при покупке экспортной валютной выручки. Это бумаги на сотни миллиардов юаней.

Я спрашивал у сотрудников китайского ЦБ, не слишком ли дорого обходятся такие заимствования, ведь по ним приходится платить процент? Отвечают, что убирая 100 юаней, мы платим 3: поскольку инфляция низкая, займы обходятся дешево.

Конечно, этот навес растет и растет, и рано или поздно Китаю придется начать укреплять юань. Это вопрос времени – такими мерами убрать денежный навес окончательно очень трудно.

ДЕНЬГИ ДОЛЖНЫ РАСТИ ВМЕСТЕ С ЭКОНОМИКОЙ

Уменьшив и стабилизировав инфляцию, мы увеличим сбережения, начнет расти количество проектов, которые можно поддержать за счет кредитов. Только не забегая вперед и не упуская при этом инфляцию. Денежная политика должна идти за спросом, возникающим в этих благоприятных условиях: увеличивать денежную массу можно по мере роста кредитов – то есть по мере роста проектов, отобранных банками как кредиторами. Когда проектов становится много, увеличение денежного предложения не будет увеличивать инфляцию. А сейчас экономика отторгает простые решения – немотивированный рост денежного предложения.

Именно по этой логике ФРС и ЕЦБ сейчас начинают уходить с рынка. Есть, конечно, апокалиптические прогнозы, но пока госдолг США невелик – $7,6 трлн. Это ниже порога в 60% ВВП, то есть в зоне безопасности. Но с дефицитом под 10% ВВП за 4 года госдолг может достигнуть 100% ВВП. А это уровень Италии и Японии, у которых поэтому нет высшего кредитного рейтинга. И суммарный госдолг стран ЕС достигнет примерно 100% ВВП. Если развитые страны так и будут поддерживать высокие социальные обязательства стран и генерировать долг по 8 – 10% ВВП в год, даже на рынке лучших суверенных заемщиков возникнет избыточная конкуренция, и стоимость заимствований начнет расти.

РЕЗЮМЕ

Конечно, монетарные факторы – не единственные факторы, влияющие на рост экономики. Нужны институты, конкуренция. Когда институциональная структура не развита, больше приходится действовать деньгами. Я рассказал о ключевых акторах, мешающих развитию российской экономики, которые надо блокировать, нейтрализовать, чтобы получить возможность развиваться. Это то, что является самым больным местом российской экономики.

До кризиса мы рассчитывали, что без ущерба для макроэкономики можно тратить нефтяные доходы до уровня $50 за баррель. Все, что сверху, – откладывать, тогда качелей не будет. Эти деньги есть на что потратить – у нас плохие демографические тенденции: через 15 лет количество людей в трудоспособном возрасте уменьшится, и рабочие не смогут прокормить пенсионеров. Нужно развивать накопительное пенсионное страхование, а для этого – снижать инфляцию. Когда она перестанет съедать ежегодные сбережения, у людей появится стимул откладывать деньги на старость. И накапливать для решения этой задачи бюджетные резервы.

Ответы на вопросы:

– Насколько вероятна вторая волна банковского кризиса на Западе?

– Финансовая система на Западе – самое узкое место. Если снова сдетонирует, вторая волна может пойти оттуда же, откуда и первая. Сейчас еще никто не понимает, по каким ценам что можно производить, будет ли и какая рентабельность, нужно ли дальше снижать издержки, или снова цены подрастут. Ситуация не структурировалась, и банки, выдавшие всем кредиты, ждут, у кого еще возникнут трудности. Автопром не может платить по долгам, но государства ему помогают. Но есть другие отрасли, за которые государства будет меньше беспокоиться.

– Как Вы относитесь к тому, что крупнейшие инвестбанки стараются побыстрее расплатиться с государством, чтобы получить возможность выплачивать бонусы [в вопросе был упомянут Citibank]?

– Сейчас невозможно сказать, сколько еще банкам придется списывать активов – столько же, больше или меньше. Поэтому крупнейшие банки пытаются привлечь средства с рынка в капитал. Что будет с акциями инвестбанков, которые покупают инвесторы, – неизвестно, но это уже будут проблемы не банка, а владельцев его акций. Банки капитализируются, чтобы не быть под контролем правительства и начать выдавать бонусы.

Но проблема не в величине бонусов – это политический вопрос – а в том, что система вознаграждений не должна стимулировать накопление банками новых рисков – и у банков, и во всей экономике. Чтобы такое максимально быстрое накопление новых рисков не привело к новым лакунам, которые потом всплывут, [и которые потребуют нового госвмешательства].

Быстрое накопление рисков очень опасно. Гринспен опустил ставки – и мы получили субпрайм. Банки сумели упаковать рискованные кредиты в красивые обертки. Стремление заработать на более высоких доходностях понятно – это путь к бонусам. Но это и механизм накопления рисков. Так что вопрос не в величине бонусов банкиров, а в зависимости между бонусами и накоплением рисков.

На тему бонусов сейчас готовятся рекомендации FSB – не нашего, а Financial Stability Board. Мы движемся в том же направлении и разработали рекомендации по бонусной политике для Сбербанка и ВТБ. Чтобы бонусы зависели от будущей капитализации банка, а не от его нынешней прибыли. Сейчас документ дорабатывается и в 2010 г. будет апробироваться, это я могу сказать как член Наблюдательного совета Сбербанка.

– Насколько хватит накопленных бюджетом резервов?

– Резервный фонд будет потрачен в 2010 г. даже при цене нефти в $70. Останется ФНБ, но его тоже начнем тратить – сильно повышены пенсии. С 2011 г. это повышение будет финансироваться за счет повышения страховых взносов. Это серьезное повышение – на 2% ВВП в обмен на более высокий уровень жизни пенсионеров. 6 000 руб. после всего трудового стажа – это мало для страны с нашим уровнем развития. Частично это повышение будет финансироваться за счет ФНБ, тратить на пенсионную систему придется из ФНБ и в следующие годы, но неравномерно. В ФНБ останется 1 трлн руб. – это совсем немного. В этом году из фондов потратили 2,6 трлн руб.

Хочу еще раз подчеркнуть, что создание финансовой подушки было второй целью в накоплении бюджетных средств. Главное – предотвращение роста инфляции и укрепления рубля, чтобы создать нормальные условия для развития экономики. Накоплений должно быть столько, чтобы хватало на решение первой задачи [инфляция и курс]. Сколько получится – столько и накопим. Не будет хватать – придется повышать налоги или занимать. Или повышать эффективность бюджетных расходов. Здесь ресурсы есть, а повышение эффективности расходов на 20 – 30% эквивалентно неповышению налогов на ту же величину.

http://slon.ru/articles/222231/

@темы: Россия, интересно, ликбез, экономика

---

Киев и мещанство, или О феномене русского оранжизма

О феномене русского оранжизма

Нам представляется, что сегодня нисколько не снята с повестки дня проблема киевского русского оранжизма. Она снова актуализуется по мере приближения к очередным президентским выборам на Украине.

В свете данной ситуации есть основания задаться рядом вопросов: каковы истоки и причины процветания оранжистских настроений в среде русскоязычных киевлян? Имеет ли это явление свои особенные черты или они всеобщи и проистекают из неправильно понятой либеральной идеи?

Нам кажется, что Киев тут отличен от, предположим, Харькова или Симферополя. В последних, без сомнения, тоже в той или иной мере наличествуют типические черты ассимиляции в оранж, однако, всё-таки, не в киевских масштабах.

Киевский русский оранжизм – явление причудливое. Порою кажется, что при каком-нибудь ином историческом раскладе киевская среда оранжистов вполне могла бы служить проводником отнюдь не изоляционистских, но даже имперских идей. Уже сам по себе пёстрый этнический состав среды складывается в типично имперскую картину: наряду с русскими – евреи, поляки, армяне и… украинцы. А язык родной (и притом – никем не навязанный, впитанный с молоком матери) у всех один. Русский. Да и фундамент духовной самоидентификации общий – русская культура. (О людях малообразованных и закостенело-просоветских, пусть и русскоязычных, мы сейчас не говорим, поскольку к рассматриваемой среде они отношения не имеют.) Состоит же среда, напротив, из людей в большей или меньшей степени просвещённых – эмэнэсов и ИТРов, доцентов и профессоров, писателей и режиссёров, художников и музыкантов.

В большинстве своём все эти интеллектуалы всегда осознавали провинциализм киевской жизни. На протяжении десятилетий «застойной» эпохи основными окнами в большой мир (учитывая, к тому же, что контакт с дальним зарубежьем был затруднён) для них неизбежно являлись российские «толстые» журналы, фильмы Тарковского, песни Высоцкого, поездки в Москву и Ленинград, где можно было попасть на Таганку и в БДТ, на концерт Рихтера в Большом зале консерватории и выставку «Москва-Париж» в Пушкинском музее. Приоритетным самиздатовско-тамиздатовским чтением для них были отнюдь не Стус и Дзюба, но Бродский и Солженицын, «Доктор Живаго» и воспоминания Надежды Мандельштам. Впрочем, отнюдь не все из них так уж рвались к запретному чтиву. Многие люди этого слоя были ориентированы на добропорядочно-успешное продвижение по служебной лестнице и весьма равнодушно реагировали даже на позорные явления, имевшие место совсем рядом (что называется – под боком!), на драматичные повороты судеб своих замечательных земляков: будь то арест кинорежиссера Параджанова, травля композитора Сильвестрова, выталкивание из страны писателя Виктора Некрасова (между прочим, фронтовика, автора знаменитой повести «В окопах Сталинграда»).

Вернёмся к той части среды, которая была восприимчива к оппозиционно-вольнодумным настроениям. Некоторые её представители, сочувствовавшие украинской национальной идее, были тогда каплей в море. Временами в этом социуме циркулировали туманно-елейные разговоры о будущей «свободной суверенной стране», в которой русским будет лучше, чем в России, а евреям лучше, чем в Израиле (памятная фраза из мифотворческого арсенала начала 1990-х вполне под стать отвлечённому идеализму тех настроений). Превалировало всё же другое. Многие из антисоветски-ориентированных киевлян сочувствовали трудностям, а порой и обидам украиноязычного населения, но рассматривали их в одном пакете с другими ограничениями прав и свобод, характерными для тогдашнего строя. Никакой личной вины перед украинцами эти люди не ощущали. Да и не имели. Учтём, к тому же, что общие установки на запретительство, исходившие в своей основе от тоталитарно-бюрократического Центра, с удвоенным рвением проводились в жизнь на местах бесчисленным множеством сугубо украинских начальников и начальничков. Подобные «поддержка и энтузиазм миллионов» проявлялись в полном соответствии с расхожим афоризмом: если в России ногти стригут, то в Украине пальцы рубят. Между прочим, собирательный образ запретителя, как правило, рисовался русскоязычно-киевскому «коллективному бессознательному» не в виде таинственного пришельца с далёкой планеты Лубянка, но в обличии укоренённого в местной почве угрюмого и хитрого куркуля, методично твердящего нечто вроде: «Щоб нiяких Шнiток в програмi не було!» (эту фразу устное городское творчество приписывало одному из тогдашних директоров киевской филармонии).

Почему же в эпоху перестройки люди рассматриваемой среды вдруг стали такими ярыми «патриотами» Украины? (Понимаем под «патриотизмом» нынешний хуторянский взгляд на Большую Родину — Авт.)

Тому, на наш взгляд, есть несколько причин.

Во-первых, к этому времени контингент киевлян существенно изменился. Благодаря исходу многих даровитых нонконформистов всё в те же Москву и Питер, а также – еврейской эмиграции (на самом деле – не только еврейской, если учесть, что с помощью иного «паровоза»-Шапиро покидало страну немало примкнувших Шепиловых и Шепиленко), освободилось пространство, заполнившееся совсем иными людьми.

Впрочем, освободилось оно не только в Киеве, но и в Харькове, и в Донецке, и в Днепропетровске.

Какой смысл, однако, был энергичным карьеристам с амбициями хозяев положения стремиться в города, не имевшие столичного статуса? Вот и ехали предприимчивые, целеустремлённые выходцы из западноукраинских городов и восточноукраинских сёл — в Киев. А по мере того, как укреплялись их вес и влияние в столичной среде, многие коренные киевляне (вынужденные контактировать с ними хотя бы по работе) постепенно приобщались к их образу мыслей, их системе ценностей. К концу 1980-х статистическое соотношение коренных киевлян и приезжих было достаточным для благоприятствования таким процессам.

Во-вторых, существенной предпосылкой «украинизации» сознания киевлян явилась проблема Чернобыля. К панике, охватившей тогда, в 1986 г., городских жителей, относиться иронически невозможно. Тревоги по поводу киевской экологической ситуации имели (да и сейчас имеют) серьёзные основания. Понятно, что взбудораженное испугом массовое сознание ищет в такой ситуации палочку-выручалочку. Для многих в то время такой спасительной зацепкой оказалась, в частности, антиимперская идея. В тогдашнем прикладном ракурсе она выглядела примерно следующим образом: все беды – от чрезмерного диктата Политбюро и КГБ; если разрушить советскую империю, то этот диктат будет автоматически ликвидирован; соответственно и различные опасности (в том числе – экологические) сойдут на нет. Надо сказать, что теперь, когда мы лицом к лицу соприкоснулись с новой, суверенной (антирусской и, в сущности, с поместно-имперской) властью, сильно поубавились даже надежды на недопущение ею нового Чернобыля. Некомпетентность ни в чем, амбициозность и скоропалительность в сочетании с безответственностью, характерные для нынешнего «оранжевого» руководства, не позволяют видеть в его лице надёжной защиты от техногенных катастроф.

И – самое главное, в-третьих. На рубеже 1980-х и 1990-х с внушительной силой проявили себя глобальные, общемировые идейные поветрия. Речь идёт об, условно говоря, «прогрессистских» тенденциях, помноженных для жителей бывшего Союза на разочарование в идеях и практике коммунизма. Альтернативой «совку» для большинства граждан колеблющейся империи как раз и явилась та самая неправильно понятая либеральная идея.

Интеллигенции раньше казалось: либерализм – система воззрений, предполагающая, что важнейшей общечеловеческой ценностью является свобода, а первостепенной общественной задачей – защита прав человека. Понятие «либерализм» ощущалось родственным таким понятиям, как «плюрализм», «толерантность». Не случайно прилагательное «либеральный» в быту ассоциируется с проявлениями терпимости.

Совсем иным выглядит либерализм в нынешней интерпретации, произвольно вычленяющей изо всей совокупности прав человека одно-единственное, расцениваемое в качестве главного. Речь идёт о праве на частную собственность и её неприкосновенность. Гарантией его соблюдения является стабильный режим рыночной экономики.

Что же до остальных прав, то их новоявленные «либералы» отменять не собираются, но… Такое ощущение, что логически-понятийный аппарат людей, стоящих на подобных позициях, работает, как ни странно, в режиме ненавистного им марксистского образа мыслей. Точнее – не марксистского (если иметь в виду подлинный марксизм, во многом – утопическое, но не беспросветно-вредоносное учение), а мышления в духе схем из советско-вузовского казарменного курса общественных дисциплин. Говоря конкретнее: новые «либералы» полагают, что есть базис – рыночная экономика, а есть надстройка – всё остальное. Если будет установлен стабильный рынок, то остальные свободы-права автоматически придут в действие.

Есть у «либералов» конкретный пример, долженствующий подтверждать их правоту: государство, успешно реализовавшее упомянутые базисно-надстроечные принципы. Что же это за страна? Чтобы догадаться трёх попыток не надо. Ну конечно же – США! Соответственно, как полагают «либералы», право Америки на статус единственной сверхдержавы, диктующей всему миру, как ему надо жить, не подлежит даже и обсуждению.

Понятно, что значительная часть приверженцев подобных идей руководствуется устремлениями попросту меркантильного толка; что не последнюю роль играют в этой ситуации даже сугубо приватные обстоятельства (к примеру, наличие близких родственников в США). И всё же немалое число людей, ориентированных на подобный «либерализм», не преследует при этом никаких личных выгод, не относится к категории преуспевающих.

В среде киевских оранжистов вполне хватает бескорыстных фанатиков. К сомнениям, к скептическому пересмотру взглядов и оценок такие люди не склонны. Казалось бы, с 1991 по 2004 год немало воды утекло, к тому же - существенно облегчился доступ к разнообразным информационным источникам. Вместе с тем, никак не отрезвили этих киевлян ни провальные результаты российского ельцинско-гайдаровского эксперимента 1990-х, ни судьбы многих стран «третьего мира», уже веками пребывающих во временной, по «либеральному» мнению, стадии «дикого капитализма».

Распад Союза в 1991 г. будущие оранжисты без обдумывания восприняли как неизбежное и необходимое условие внедрения «либеральной» панацеи. Тем более что того же мнения придерживались не только модные тогда московские депутаты-межрегионалы, но и другая авторитетная для «либералов» инстанция: руководство США. В итоге подобные настроения волей-неволей толкнули таких киевлян в объятия украинской идеи, когда СССР рухнул и началась эпоха «незалежности». Тут-то и проявились в полной мере три существенные и выразительные социально-психологические особенности русскоязычного Киева, ключевые (на наш взгляд) для атмосферы будущего оранжизма:

1) Готовность к отказу от изначальных духовных и культурных устоев в угоду сиюминутной политической целесообразности.

Во второй половине 1990-х тот факт, что украинская власть взяла твёрдый курс на национализм, сомнения ни у кого не вызывал (президентом страны, между прочим, тогда был как раз Кучма, позднее столь ненавистный оранжистам). В определённых кругах киевской общественности возникла потребность сформировать альтернативу настораживающим тенденциям, выразить иную точку зрения на животрепещущие для страны проблемы. В частности, с этими целями политолог и правозащитник Владимир Малинкович попытался вместе с группой единомышленников создать Клуб творческой интеллигенции. Под эгидой этого Клуба предполагалось проведение различных дискуссий, тематических вечеров и других интеллектуальных акций.

Учредительное заседание Клуба состоялось в июне 1997-го. Актовый зал киевского академического Института математики был заполнен до отказа. Аудитория пестрила выразительными, живыми лицами записных книгочеев, концертно-вернисажных завсегдатаев, очкариков и неформалов. Ожидалось, что именно такие люди будут склонны поддержать новое сообщество.

В своих выступлениях члены Клуба говорили о наболевшем. О том, что своими действиями власть хоронит демократический проект мультикультурной Украины, способной обеспечить равенство возможностей для украино- и русскоязычного населения. О том, что новое законодательство, препятствующее получению образования на русском языке, перекрывает тем самым путь к профессиональной, творческой, духовной реализации для значительной части граждан страны. Особо запомнился рассказ историка и искусствоведа Сергея Мамаева (безвременно скончавшегося полтора года назад) о борьбе за открытие в Киеве музея А. С. Пушкина; о том, как подвижническое стремление людей культуры представить киевлянам уникальную экспозицию, состоявшую из подлинных вещей, документов и книг пушкинской эпохи, наталкивалось на симптоматичный чиновнический ответ: «Ще скажіть, щоб вам в Україні влаштували музей Гомера».

Что же представлял из себя отклик на эти выступления? Расплывчатые, витиеватые монологи украинских мэтров Мирослава Поповича и Вадима Скуратовского, уклонившихся от оценок непростой ситуации. А также – две провокационные «домашние заготовки»: поднявшийся с места ангажированный журналист горделиво заявил, что, хотя он – человек русскоязычный, во всех социологических опросах тем не менее сознательно пишет, что его родной язык – украинский (то есть – лжёт!); вышедший на трибуну подросток ледяным самоуверенным тоном сообщил аудитории, что ему безразлично, в какой школе учиться – русской или украинской, поскольку он готов идти навстречу интересам… руководства страны (!).

Как же реагировали на происходящее упомянутые выше умники-очкарики, книгочеи-завсегдатаи? Да никак. Не проронили ни единого звука. Лишь после того, как заседание окончилось, они подали голос, обрушившись со шквалом упрёков и недовольства в адрес… Малинковича и его единомышленников. Будущие оранжисты обвиняли представителей Клуба в политическом экстремизме, в большевистской непримиримости.

В подобной атмосфере Клуб протянул немногим более полугодия. Даже формальной регистрации своего детища активисты добиться не смогли.

Теперь в Киеве иные абсолютно русскоязычные господа публично нередко заявляют, что украинская культура «нам ближе».

Явственно просматривается в этих кругах и такая отчетливая тенденция –

2) Воля к сотворению кумиров.

В конце 1990-х будущие киевские оранжисты дружными рядами ринулись на лекции московского мыслителя и теоретика культуры А., который был одной из значительнейших фигур тогдашней российской интеллектуальной жизни. Не единственной фигурой, но новоявленным киевским поклонникам А. это было, однако, невдомёк. За годы «незалежности» живое ощущение московско-питерского культурного контекста в их среде изрядно поубавилось (так и не получив какой-либо адекватной компенсации). Да и тяги к подобной живой вовлечённости у них не было. А вот имитировать подобную тягу, убеждая не только окружающих, но и самих себя в том, что по-прежнему держат руку на пульсе современных интеллектуальных процессов, этим людям очень даже хотелось.

Своих целей добились в этой ситуации и устроители выступлений – руководители издательства «Дух і Літера» Л. Финберг и К. Сигов, а также поддержавший их инициативу тогдашний ректор Киево-Могилянской академии В. Брюховецкий. Всячески укрепляя харизму А. в киевской среде, устроители немало содействовали таким образом раскрутке собственных персон.

Киево-Могилянская академия присвоила московскому мыслителю степень почётного профессора. В связи с этим встал вопрос: на каком языке А. смог бы прочесть инаугурационную речь? Известно ведь, что выступления на русском в стенах националистической alma mater запрещены. В качестве выхода из создавшейся ситуации устроители предложили почётному гостю… выступить на языке, неизвестном большинству аудитории. В результате, А. прочёл свою речь на английском языке.

Хотя его выступление и сопровождалось переводом на украинский (то есть, всё же было таким хитроумным путём доведено до сведения слушателей), трудно было отделаться от ощущения натужной неестественности. Аудитория сделала для себя в этой ситуации вполне определённые выводы: вот что значит поступок настоящего русского интеллигента, испытывающего чувство вины перед несчастной, многострадальной украинской нацией.

Так устроителям церемонии (в недалёком будущем – активным вдохновителям Майдана) удалось — вольно или невольно — «впарить» в сознание русскоязычных киевлян установки, изрядно усилившие податливость последних идеологическим манипуляциям 2004-го года, на сей раз уже намеренным.

История с культом А. интересна, однако, не только сама по себе. Точно с таким же энтузиазмом будущие киевские оранжисты искали и политического мессию, способного осуществить вожделенные рыночные реформы. Кандидатуры на эту роль время от времени менялись: в начале «незалежности» подобные надежды возлагались на В. Чорновила, затем – на В. Ланового, в итоге – сконцентрировались на фигуре В. Ющенко.

Показательным феноменом выглядит факт, что люди, охотно слушавшие благочестивые проповеди А., в серьёзных общественных ситуациях демонстрировали поразительную

3) Терпимость к человеконенавистническим умонастроениям.

В январе 2004 г. Шевченковский районный суд Киева вынес решение о прекращении выпуска газеты «Сільські вісті». Основанием для позиции суда послужил факт публикации на страницах газеты зоологически-антисемитских измышлений Василия Яременко, никак не опровергнутых редакцией.

Казалось бы, подобное судебное решение имело основания снискать поддержку в прогрессивных городских кругах. Не тут-то было. Хлынул поток негодований, причины которого просты: наказанная газета была органом Социалистической партии Украины, ставшей в скором времени одной из ведущих оранжевых сил (Майдан ведь был уже не за горами).

Что ж, даже и при таких обстоятельствах «либеральные» интеллектуалы вполне могли бы прореагировать по-иному:

— призвать лидеров тогдашней антикучмистской оппозиции к отмежеванию от идейной линии газеты (что могло бы, между прочим, пойти на пользу позитивному имиджу оппозиции);

— констатировать факт недостаточности наказания одной газеты при условии, что имеются в стране и другие органы печати («Персонал», «Ідеаліст» и др.), пропагандирующие ксенофобию.

Вместо этого среда будущих оранжистов разразилась заявлениями, ставящими на одну нравственную доску воинствующее человеконенавистничество и попытки ему противодействовать (пусть не самые последовательные и эффективные). Действия инстанций, наказавших газету, в упомянутых заявлениях были (ау, изложенная выше история с Клубом!) квалифицированы как экстремистские.

Среди озвучивавших подобную позицию были и евреи (считаем возможным, уместным и правомерным коснуться данной темы, поскольку люди эти, вне зависимости от своего этнического происхождения, в большинстве своём, в последние десятилетия являлись частью русского Киева; причастность некоторых из них в нынешние времена к деятельности еврейских общественных организаций обусловлена, по преимуществу, прагматическими причинами).

В частности, сопредседатель комитета «Бабий Яр», правозащитник Семён Глузман, выступая на заседании комитета, специально посвящённом ситуации с «Сільськими вістями», нашёл следующее объяснение антисемитизму в современной Украине: всё дело, дескать, в том, что евреи составляли внушительный процент сотрудников украинского НКВД 1930-х. Выступление Глузмана не вызвало никаких возражений со стороны коллег по комитету. Демонстративно-протестный выход из зала двух возмущённых представителей независимой аудитории не нарушил «Версаля», царившего на заседании.

Итак, предпосылок для процветания оранжистских настроений в среде русскоязычных киевлян было накоплено достаточно.

Остаётся, между тем, ощущение, что подоплёка рассматриваемого феномена не исчерпывается ни идейными тенденциями, глобальными и локальными, ни конкретными обстоятельствами и фактами.

Явно присутствует в природе киевского русского оранжизма и некая таинственная, иррациональная составляющая.

Воистину заколдованное место – Киев. Меняются эпохи, происходят грандиозные исторические потрясения, на авансцену выдвигаются различные (подчас – не связанные между собой) социальные и этнические слои, различные (подчас – взаимоисключающие) политические силы, но все они почему-то упорно воспроизводят одну и ту же, неизменную атмосферу городской жизни. С поразительной стабильностью тон в городе задают обширные сообщества людей, не склонных к рефлексии, охотно поддающихся внушению, предпочитающих индивидуальному выбору, самостоятельной мысли бездумное хождение в стаде.

Кто знает: может быть позорное, чудовищное дело Бейлиса случилось почти век назад именно в Киеве оттого, что было в этом месте немало людей, способных верить дремучим наветам и мифам, подверженных стадному мракобесию.

Может быть, советский Киев 1960—1970-х был по-особому неуютным для людей ярких и талантливых, круче других регионов страны расправлялся с инакомыслящими оттого, что многочисленный городской обыватель воспринимал происходящее со стадным безразличием (не стоит, возможно, преувеличивать в этих случаях роль страха; времена на дворе были уже не сталинские).

И, конечно же, явно весомую роль в киевских событиях конца 2004-го года сыграло наличие несметного количества горожан, готовых с большой охотой предаваться стадной эйфории: исступлённо суетиться вокруг Майдана; верить в то, что установка на идеи хуторянско-провинциалистского толка – это и есть путь в Европу; принимать в качестве допустимой нормы общественного сознания развязные оскорбления вроде «язык попсы и блатняка» и безапелляционные напутствия вроде «Думай по-українськи!».

И, увы, наш диагноз таков: культурный Киев, в результате дрейфа в украино-националистическую (ныне читай — в оранжево-антирусскую) сторону неизбежно стал весьма более «провинциальной русской провинцией», чем Харьков, Одесса или Крым, и весьма более «провинциальной украинской провинцией», чем Ивано-Франковск (Станислав) или Львов.

Размышляя о феномене киевского русского оранжизма, следует учесть и классовое место интеллигенции в современном обществе.

Условно можно говорить о так называемом «среднем классе», окруженном, как в слоеном пироге, с двух сторон: сверху – олигархатом, интересующимся только деньгами и властью, снизу — «простым народом», интересующимся всем понемногу — от тех же денег до мыльных опер.

Не стоит сбрасывать со счетов и позицию мелких и средних буржуа, которые успели обзавестись умеренным капиталом и которых простыми приёмами нейро-лингвистического программирования накануне предыдущих президентских выборов укрепили в испугавшей их мысли, что «придут донецкие и отнимут бизнес». Как будто «днепропетровские» или «галицкие» акулы чем-то лучше.

Так вот, у тех, кто посередине, оказались включены идентитарные механизмы. Включены по нескольким причинам. Их спектр широк: от создания подушки экзистенциальной безопасности, стремления избежать чувства психологического дискомфорта в чужой цивилизационной среде, слиться с ней, до вполне прагматичных интересов — карьеру на интеллектуальном (относительно, конечно) поприще на Украине сегодня можно сделать только идентифицируя себя как «украинца». Обязательным условием подобной идентификации является отказ от русской культуры, русского языка, при этом допустим даже переход на позиции откровенной русофобии (всё остальное — вторично и не столь обязательно). То есть, руководствуется такая идентификация скорее негативными, чем позитивными принципами. Да и российская либеральная элита (исходящая в своих воззрениях из всё того же, рассмотренного выше, нового понимания «либерализма») склонна покровительственно относиться к таким антирусским настроениям (не только на Украине, но и в других бывших союзных республиках), использовать их в своих политических интересах, применять в качестве маркёра, легко позволяющего отличать «своих» от «чужих». Всё это также побуждает русскоязычных интеллигентов к самоидентификации в качестве «украинцев», причём — чем дальше, тем больше. Им так удобно. Удобно во всех смыслах. («Соблазн малым сим, диавольский соблазн...»!)

Увы, и сегодня мало надежд на то, что в сознании киевских и иных русских оранжистов произошли за последние 5 лет какие-либо существенные изменения. Скорее всего, и сейчас, как в ноябре-декабре 2004-го, они будут сотрясать воздух фанатичными воплями, идентичными прежним не только по сути, но даже по… ритмической структуре. Изменятся, по всей вероятности, лишь фонемы. Вместо «Ю-щен-ко!», «Ю-щен-ко!» в скором времени мы наверняка услышим «Я-це-нюк!».

Субъективно подчеркнем, что такая позиция русских и русскоязычных свидомитов значительно позорнее радикального национализма коренных и аутентичных галичан. С галичанами — всё понятно, у них своя историческая самоидентификация. По крайней мере, они свои убеждения отстаивают последовательно и непреклонно. Русской среде Украины и других бывших союзных республик такой стойкости катастрофически не хватает. И если эти мышцы не нарастут, то говорить об успехе антиоранжевого движения будет затруднительно....

@темы: не моё, общество, есть мнение, Украина

---

К дате: вот чего не хватает нам в государственном механизме

@темы: история, Россия

---

Аватар

Не стоил тех усилий, которые мы приложили для того, чтобы посмотреть его в RealD.
Даже Кэмерона и потрясающего красивого видеоряда не достаточно, чтобы полностью скрыть дебилизм сценаристов.

@темы: live

---

С днем рождения, дорогой Леонид Ильич!

@темы: история, Россия

---

(c) К 1 марта Украина выйдет из кризиса

Статистические данные взяты из официальных данных Государственного комитета статистики Украины ( www.ukrstat.gov.ua ).

Финансовые результаты деятельности предприятий, млн.грн.

Примечание. Последние данные за январь-сентябрь самые свежие из того, что предлагает Госкомстат Украины. Выложены они были только вчера, 16 декабря 2009г. Сегодня они уже у вас на экранах. Такое впечатление, что Госкомстату самому страшно от этих цифр. Отсюда и задержка в развитии. Дальше то видимо будет ещё интереснее.

На данной диаграмме показаны сальдированные финансовые результаты деятельности предприятий Украины за соответствующие периоды 2009г. Это хорошая иллюстрация к тому, как и какими темпами Украина "выходит" из экономического кризиса.

При этом в этих данных ещё не учтены малые предприятия, бюджетные учреждения и сельскохозяйственные предприятия. Статистика по этим предприятиям подводится только по итогам года. На этих предприятиях вообще полная ж…па. Возьмём, например, малые предприятия. Сальдированный финансовый результат деятельности этих предприятий в 2008г. составил -37482,2 млн.грн. убытка. Убытки, полученные этими предприятиями, превысили полученную прибыль более чем в 2 раза.

Ещё одна картинка.

Объём оборота розничной торговли 2009г. по отношению к соответствующим периодам 2008г. (в сопоставимых ценах), %.

Как видно из этой иллюстрации, несмотря не заявления официальных лиц Украины о некотором наблюдаемом ими оживлении экономики, падение покупательной способности граждан на Украине продолжается. Денег в их карманах по прежнему становится всё меньше.
Итак. Что же мы видим. Денег в достаточном количестве нет. Ни у кого. Ни у Правительства, ни у предприятий, ни у граждан. Давать деньги проходимцам на латание дыр без твёрдой уверенности, что их удастся когда-либо вернуть, дураков нет. Из каких источников власть собирается выплачивать зарплату бюджетникам и пенсии неизвестно.

@темы: пушной северный зверек, не моё, Украина, экономика

---

У кого-нибудь есть

полный текст «Туман и Молния» Ви Корс?

@темы: live, хочу

---

свободолюбивые грузины

Наткнувшись в блоге милой девушки Маши ака [info]ekser на сентенцию «Вам трудно будет нас понять. У нас никогда не было рабства и крепостного права. А у вас рабство и страх перед властью в крови» (http://ekser.livejournal.com/94674.html?thread=2104274), брошенную в лицо очередному поганому москалю, посмевшему усомниться в чем-то святом и непорочном, я, ни в коем случае не вступая в спор, позволю себе всего лишь напомнить юной красавице несколько общеизвестных фактов. Которые она, несомненно, знает с не столь уж давно минувшего детства, но о которых в пылу полемики запамятовала...

Трудно не оценить тонкий юмор дивной пэри, шутящей (правда, в другом комменте), что "крепостное право в Грузию принесла Россия". Уж кому-кому, как не ей, знать, что еще в Х веке (правда, академик И. Джавахишвили полагает, что в ХI-м), в тогдашних грузинских княжествах появились «глехи» - крестьяне, сидящие на чужой земле и несущие разные повинности («бегара») - от барщины до оброка. Со временем, их число росло за счет «мдабио» - свободных крестьян, обязанных государству военной службой (типа английских йоменов), причем крестьяне понемногу лишаются права ухода без разрешения владельца. В 1303-м (кстати, за 295 лет до отмены «Юрьева дня» и введения «заповедных лет» в России) этот запрет обретает силу закона, а срок розыска «беглых» устанавливается в 30 лет, и далее «судебники» грузинских царей, вплоть до классического «Уложения» Вахтанга VI (начало XVIII века), фиксируют все большее поражение крепостных в правах и свободах (статьи 95, 103, 103-с, 163, 198-203, 207, 211, 214, 234, 258-262, 269). В XIX веке грузинский крестьянин уже вещь, которую можно купить, продать (без земли), разлучить с семьей и так далее. По воспоминаниям Ф. Булгарина, именно этой теме предполагал посвятить свою пьесу «Грузинская ночь» А. Грибоедов («Вот содержание: один грузинский князь за выкуп любимого коня отдал другому князю отрока, раба своего. Это было делом обыкновенным, и потому князь не думал о следствиях»; feb-web.ru/feb/griboed/critics/fom89/str_271.ht...). На случай, если милая Маша не склонна верить измышлениям «москаля» Грибоедова, ей стоит освежить в памяти произведение таких безупречно грузинских авторов, как Святой Илья Чавчавадзе («Отарова вдова»), Михаил Джавахишвили («Арсен из Марабды»), в конце концов, «грузинский Некрасов» князь Рафаэл Эристави. Допускаю, впрочем, что художественная литература не вызывает у нее доверия вообще (и то верно, эти писатели уж такого порой понапридумывают!). Что ж, думаю, что в библиотеках Тбилиси ей без труда удастся найти труды Александра Хаханишвили («Крепостное право в Грузии до присоединения ее к России», Тифлис, 1890) и Георгия Калантарова («Крепостное право в Грузии», Тифлис, 1907), написанные задолго до эпохи «проклятого совка». И, наконец, напомню, что именно в Грузии крепостное право было ликвидировано много позже, чем в остальных регионах Российской Империи – с 1864 по 1867 годы. А кое-где задержалось аж до 1871-го. И, не по злой воле Петербурга, а исключительно из-за сопротивления местного дворянства, дошедшего чуть ли не до мятежей (именно из-за сопротивления князя реформе была ликвидирована автономия Абхазии).


Если крепостное право Восточной Грузии, сравнивая с европейскими образцами, примерно соответствует германскому и венгерскому периода «Второго издания», то в Западной Грузии, начиная с XVI века, «глехи» практически неотличим от раба; владелец имел право распоряжаться не только землей с крепостными, но и отнимать у крестьян детей для продажи за границу. Сэр Джон Чарден, посетивший Мегрелию в последней четверти XVII в., писал, что страна «сильно обезлюдела, здесь не больше 20000 жителей, тогда как не более чем тридцать лет назад, в ней жило не меньше 80000 человек»; причиной этого он прямо называл продажу князьями своих подданных в рабство туркам («Три тысячи каждый год они привозят прямо в Константинополь, чтобы обменять на ткани, оружие и другие товары, которые доставляют в Мегрелию»). Такие порядки шокировали даже некоторых феодалов. Например Теймураз I Кахетинский, пытаясь усовестить работорговцев, указывал, что князья Дадиани продают туркам от десяти до пятнадцати тысяч христианских мальчиков ежегодно, а князья Гуриели - по меньшей мере двадцати тысяч человек, - и это, на его взгляд, уже чересчур. Он, странный человек, у которого жадные персы угоняли подданных просто так, ни за полушку, не мог понять, что если турки платят за будущих янычар и евнухов живыми лари, то это уже вовсе не "чересчур", а business. Грузинская Церковь, к чести ее, тоже не понимала. 200 лет кряду святые отцы пытались принимать меры, чтобы ограничить если и не торговлю людьми, то хотя бы продажу христиан иноверцам (http://www.pravoslavie.ru/cgi-bin/sykon/client/display.pl?sid=383&did=1559); увы, те же 200 лет власть имущие отделывались от увещеваний пустыми бумажками. Лишь во второй трети XVIII века, когда Колхида уже почти обезлюдела, Соломон I, царь Имерети запретил работорговлю под страхом смертной казни. Что, впрочем, тоже мало на кого подействовало, и торговлю людьми реально прекратили только русские власти.

http://putnik1.livejournal.com/144763.html

@темы: история, ликбез, чья бы корова мычала, Грузия

---

дайремоны: кто мы?

большой картинк с портретами дайремончиков

@темы: пятиминутка

---

виртуальные человеки: классификация

Люди в сети делятся на две группы. Представители первой любят, когда всё в открытую. Они высказывают свои суждения публично, прямо и недвусмысленно, а разговоры "под замком" считают сплетничаньем и мелочным злобством. Такие люди никогда не станут перемывать вам косточки в закрытых записях, и если им не нравится что-то, что вы делаете - они об этом скажут. Не обязательно вам в лицо, но - выскажутся на тему, невозмутимо реализуя своё право на свободу слова. Узнав же, через третьи руки, что кто-то их обсуждает в какой-то закрытке, они возмущаются и считают это низостью, поскольку сами - всегда говорят вслух.
Вторая группа людей - это те, кто пишут в закрытках. Они редко формулируют своё мнение о чём-либо, особенно если оно негативно, и особенно - если касается конкретного человека. Такие люди скорее напишут подзамочный пост в дневнике, открытом для списка, и тот, кому они перемывают кости, никогда не узнает, кто и что о нём говорил - если только ему не сообщат об этом верные друзья, относящиеся к первой категории. Впрочем, человек из второй категории такого жеста не оценит.
Эти две группы ничем не лучше и не хуже друг друга. Они не плохи и не хороши сами по себе, а вернее - они и хороши, и плохи по-своему. Девиз первой - "Горькая правда лучше сладкой лжи". Девиз второй - "Меньше знаешь, крепче спишь".

(c)  Alix

я - точно в первой

@темы: не моё, live, есть мнение, ППКС, жизнь

---

Как поэтично сказать "не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки"?

«Без Бахуса Венера зябнет» - сказал древнеримский поэт Теренций. Смысл тот же самый, а зато какая разница в подаче!

(с)kilativ/

@темы: не моё, пятиминутка, live, жизнь

---

Герой украинской революции: Генерал Келлер

«Мне казалось всегда отвратительным и достойным презрения, когда люди для личного блага, наживы или личной безопасности готовы менять свои убеждения».
Граф Федор Келлер

http://varjag-2007.livejournal.com/1264708.html

Когда в Украине государственный деятель почти стал синонимом абсолютной беспринципности, подлости и меркантилизма не верится, что здесь некогда находились люди достигшие высот власти, имея при этом твердые убеждения и шедшие ради них на смерть. Их кровь, возможно, до сих пор тяжким проклятьем лежит на Украине, отбрасывая тень на день сегодняшний. Одним из наиболее заметных деятелей Гражданской войны на Украине был генерал, не только задолго до своей трагической гибели ставший олицетворением чести и верности долгу, но и едва не изменивший дальнейшую историю России и мира в 1917-ом, а потом и в 1918 году.

Речь идет о генерале от кавалерии графе Федоре Артуровиче Келлере. Прославившийся безумной личной храбростью еще рядовым в русско-турецкую войну и будучи награжден солдатскими Георгиями 3-й и 4-й степени, во время Первой Мировой войны он стал заслуженно считаться наиболее выдающимся кавалерийским начальником не только Русской армии, но и обеих противостоящих коалиций. В 1914 году, командуя 10-й кавалерийской дивизией, в бою у деревни Ярославице на Юго-Западном фронте он разбил 4-ю австро-венгерскую кавалерийскую дивизию. Бой потряс воображение современников – обе дивизии сошлись в полном составе в конном бою, что было последним крупным кавалерийским сражением в мировой военной истории.

Императрица Александра Федоровна так писала о последующем наступлении Келлера в ходе Галицийской битвы: «Граф Келлер делает что-то невероятное. Со своею дивизиею он перешел уже Карпаты и, несмотря на то, что Государь просит его быть поосторожнее, он отвечает Ему: «Иду вперед».

После этого еще были блестящие победы возглавляемого Келлером III конного корпуса под Хотинами, в Заднестровском сражении, в ходе Брусиловского прорыва. Только во время последнего келлеровские кавалеристы взяли в плен 60 офицеров, 3,5 тыс. нижних чинов и захватили 11 пулеметов.
Когда пришло известие из Петрограда о победе Февральской революции и отречении Николая II от престола, Келлер стал одним из двух(!) военачальников (вторым был генерал от кавалерии Хан Нахичеванский) Русской армии, кто не побежал выражать верноподданные чувства революционным властям. Оставшись верным присяге императору до конца, он послал ему следующую телеграмму: «Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя».
Это не были только слова, хотя и одни такие слова в этой ситуации были Поступком с большой буквы. Генерал, собрав представителей от каждой сотни и эскадрона, сказал им: «Я получил депешу об отречении Государя и о каком-то временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить на гибель армию и Россию. Вот телеграмма, которую я послал Царю».
Генерал Шкуро следующим образом описал в своих мемуарах реакцию собравшихся у командира корпуса: «Ура, ура! - закричали драгуны, казаки, гусары. — Поддержим все, не дадим в обиду Императора. - Подъем был колоссальный. Все хотели спешить на выручку плененного, как нам казалось, Государя».
Испуганное командование армии срочно послало в Келлеру генерала Маннергейма с требованием подчиниться Временному правительству, на что будущий лидер Финляндии получил ответ: «Я христианин. И думаю, что грешно менять присягу».
Слабовольный царь не решился идти с Келлером на Петроград, хотя успех был практически обеспечен. У мятежников не было ни одной части, готовой вступить в бой и, обожествлявший своего командира, лучший в армии конный корпус легко бы выполнил поставленную задачу. История России и мира могла пойти в другом направлении…
Отказавшись даже после молчания Николая II, присягнуть Временному правительству Келлер принял последнее торжественное прохождение корпуса перед собой под звуки «Боже, царя храни!», что могло ему стоить, как минимум, свободы.
В 1918 г. Келлер начал формировать «Северную армию», задачи которой он прямо назвал в выпущенном призыве к своим бывшим солдатам и офицерам: «Во время трех лет войны, сражаясь вместе с вами на полях Галиции, в Буковине, на Карпатских горах, в Венгрии и Румынии, я принимал часто рискованные решения, но на авантюры я вас не вел никогда. Теперь настала пора, когда я вновь зову вас за собою, а сам уезжаю с первым отходящим поездом в Киев, а оттуда в Псков... За Веру, Царя и Отечество мы присягали сложить свои головы — настало время исполнить свой долг... Время терять некогда — каждая минута дорога! Вспомните и прочтите молитву перед боем, — ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя крестным знамением и с Божьей помощью вперед за Веру, за Царя и за целую неделимую нашу родину Россию».
Показательно, что Келлер был единственным лидером Белого движения, которого благословил на борьбу патриарх Тихон.
Однако в Киеве планы Келлера временно изменились. На столицу «Украинской Державы» наступали петлюровцы и, 5 ноября генерал принимает предложение растерявшегося гетмана Скоропадского стать главнокомандующим войсками с одновременным подчинением ему всех гражданских властей. Фактически Келлер стал главой государства и его полномочия были выше, чем у гетмана.
Главком сразу же добился значительных успехов. Жесткими мерами, включая аресты готовившего восстание в Киеве петлюровского подполья и привлечением в армию русского офицерства и добровольцев, он предотвратил немедленный крах «Скоропадии» и стабилизировал ситуацию. Если бы ему хватило времени для окончания формирования армии, то Директория никогда не захватила бы Киев.
А, возможно, последствия оказались бы еще более глобальными. Келлер обещал через два месяца «войти в Москву» и вероятность того, что он после создания боеспособной армии сделал бы это – достаточно велика. Генерал никогда не бросал слов на ветер…
Но, как и в 1917 г. перелома истории не состоялось. Скоропадский испугался, что Келлер навсегда оттеснит его от власти и станет единоличным диктатором. Поэтому под надуманным предлогом 13 ноября снимает легендарного кавалериста с должности главнокомандующего. Для генерала подобные действия гетмана стали полной неожиданностью - как политик он был предельно наивен, не понимая, как можно пожертвовать интересами государства и народа ради личных амбиций.
К Скоропадскому он действительно относился не слишком хорошо. Человеку, не приемлющему никаких компромиссов с совестью, было непонятно, как русский генерал мог стать самостийником (пусть только внешне) и пойти в услужение немцам. Как писал Келлер относительно своих жизненных принципов: «Мне казалось всегда отвратительным и достойным презрения, когда люди для личного блага, наживы или личной безопасности готовы менять свои убеждения».
Однако никаких планов по проведению государственного переворота у него не было – слишком прямолинеен был генерал для подобных действий. Об этом свидетельствует и то, что он подчинился приказу, хотя, полностью контролируя все воинские части и добровольческие офицерские дружины в городе и пользуясь огромным авторитетом, легко мог сам устранить Скоропадского.
В итоге, данным решением гетман сам предопределил свое свержение и победу националистов.
Во время захвата Киева войсками Директории, лишенный возможности выехать из осажденного города для принятия командования Северной армией, Келлер располагался с двумя адъютантами в Михайловском Златоверхом монастыре. Бывший главнокомандующий категорически отверг предложение германского командования перейти под его защиту. Слишком генерал презирал победивших бандитов и насильников, чтобы скрываться от них, тем более при помощи немцев.
Более того, зная о начавшейся в Киеве вакханалии расстрелов и убийств, он отказался снять генеральскую форму и ордена. 20 декабря Келлер был арестован петлюровцами, а в ночь на 21 декабря был получен приказ о его переводе в Лукьяновскую тюрьму.
На самом деле - это был приказ на циничное убийство, согласованный между Петлюрой и командиром галичанских сечевых стрельцов Коновальцом, боявшихся Келлера даже пленным. Из монастыря Келлера с адъютантами Пантелеевым и Ивановым галичане повели не на Большую Житомирскую, чтобы ехать на Лукьяновку, а налево, мимо Присутственных мест – на Софийскую площадь.
При этом конвой шел в нескольких метрах позади. Почему - стало ясно через несколько минут. Когда арестованные дошли до памятника Богдану Хмельницкого, из сквера налево начали стрельбу расположившиеся в нем сечевики. Но, несмотря на многочисленные попадания (у Келлера потом насчитали 11 огнестрельных ран), убиты арестованные не были. Увидев, что генерал и офицеры живы, конвой начал их зверски рубить саблями и, вокруг памятника снег был забрызган кровью жертв.

Почему убийство произошло подобным образом понятно. Сначала его планировалось списать на неких «неустановленных злоумышленников», но когда конвойные увидели, что Келлер и адъютанты живы, им пришлось добивать мучеников, чтобы выполнить полученный приказ.
Стоит привести прекрасное художественное описание произошедшей трагедии, сделанное через десять лет известным поэтом белой эмиграции Петром Шабельским-Борком:

Когда на Киев златоглавый
Вдруг снова хлынул буйный вал,
Граф Келлер, витязь русской славы,
Спасенья в бегстве не искал.

Он отклонил все предложенья,
Не снял ни шапки, ни погон:
«Я сотни раз ходил в сраженья
И видел смерть» - ответил он.

Ну, мог ли снять он крест победный,
Что должен быть всегда на нём,
Расстаться с шапкой заповедной,
Ему подаренной Царем?..

Убийцы бандой озверелой
Ворвались в мирный монастырь.
Он вышел к ним навстречу смело,
Былинный русский богатырь.

Затихли, присмирели гады.
Их жег и мучил светлый взор,
Им стыдно и уже не рады
Они исполнить приговор.

В сопровождении злодеев
Покинул граф последний кров.
С ним - благородный Пантелеев
И верный ротмистр Иванов.

Кругом царила ночь немая.
Покрытый белой пеленой,
Коня над пропастью вздымая,
Стоял Хмельницкий, как живой.

Наглядно родине любимой,
В момент разгула темных сил,
Он о Единой - Неделимой
В противовес им говорил.

Пред этой шайкой арестантской,
Крест православный сотворя,
Граф Келлер встал в свой рост гигантский,
Жизнь отдавая за Царя.

Чтоб с ним не встретиться во взгляд,
Случайно, даже и в ночи,
Трусливо всех прикончив сзади,
От тел бежали палачи.

Мерцало утро. След кровавый
Алел на снежном серебре…
Так умер витязь русской славы
С последней мыслью о Царе

Обращает на себя внимание место убийства – не только около подножия памятника Хмельницкому, но и непосредственно под находившейся на нем надписью «Богдану Хмельницкому Единая Неделимая Россия». Место было выбрано явно неслучайно - ему придавался символический смысл. О последнем косвенно свидетельствует то, что там же, галичанами чуть раньше был убит герой войны георгиевский кавалер генерал Адрианов.
Разумеется, не обошлось и без неизменно присущего свидомым воровства и мародерства. Подчиненные преподнесли Коновальцу отобранное у Келлера георгиевское оружие - саблю с бриллиантами, которой он был награжден за выдающуюся личную храбрость. Командир сечевиков, в свою очередь, презентовал ее Петлюре, без колебаний нацепившим на себя украденный у мертвого генерала клинок.

Сразу после убийства по Киеву начала распространяться легенда, что, умирая, Келлер проклял своих палачей и пролитая кровь падет на их голову. Они и вправду не умерли своей смертью. Петлюре недолго пришлось любоваться в Париже вывезенной им саблей с бриллиантами – его настигли пули мстителя, а Коновальца разорвала бомба, спрятанная умельцами из НКВД в коробку конфет.

Возможно, майданным фюрерчикам и фюрершам, провозгласившими себя наследниками этих двух трупов, тоже стоит задуматься о своем будущем. Как, увы, и Украине в целом, безропотно терпящей с 2005 г. во власти преемников убийц.

@темы: история, Россия, интересно, ликбез, не моё, Украина

---

В ТОЙ СТЕПИ ГЛУХОЙ

Но прежде чем перейти к делу, не могу не поблагодарить уважаемого jorian , высказавшегося в том смысле, что у России вообще не было колоний, уважаемого realistic , в этом тезисе усомнившегося, а также, разумеется и в первую очередь, милую valti, более чем уместно и вовремя посетовавшую, что никак не может разобраться, каким образом ее предки-казаки оказались на территории, ныне именуемой Казахстаном…
(с) Лев Вершинин

В ТОЙ СТЕПИ ГЛУХОЙ (1)

Круговорот в природе

Начать сначала, увы, не получится. Слишком глубоко придется копать. Посему будем отсчитывать предысторию интересующей нас темы примерно с середины 15 века, когда в Великой Степи творился полный бардак (слово, говорят, тюркское, так что в данном случае двойне уместно). Несчитанные скопища отдаленных потомков Чингиса и менее отдаленных Тимура грызлись между собой, пытаясь сколотить хоть что-то похожее на устойчивое государство. Сколотить иногда получалось. Устойчивое – нет. Головы летели, как кегли, а платила за все изыски, как водится, кара-чу, «черная кость». Поскольку же никакой отдачи раз за разом не получалось, в какой-то момент несколько степных родов разного происхождения, плюнув на все, откочевали от «природного повелителя» куда глаза глядят, сообщив на прощанье, что отныне будут жить своим умом и строить свое ханство, ханство «казахов» - свободных людей. Чуть позже, окрепнув, они потеснили менее вольнолюбивых собратьев из степей на юг, за Сырдарью, где те, смешавшись с оседлыми аборигенами, начали жить-поживать, понемногу превращаясь в «узбеков», и приняли строить очередную Орду. Как ни печально, подробно излагать история величия и упадка Казахского ханства здесь не место, однако важнее всего для нас то, что после массы проблем оно на рубеже 16-17 веков добилось успехов, максимально возможных для государства, остающегося кочевым. Вплоть до создания «конституции», по букве и духу почти копирующую тогдашнюю конституцию Речи Посполитой. И надорвалось.



В конце 17 столетия, при Тауке, последнем из великих ханов Великой Степи, в полной мере дали знать о себе казалось бы забытые, но никуда не девшиеся распри и предубеждения сотен родов и кланов, объединенных некогда отцами-основателями. К тому же ослабели и без того довольно зыбкие экономические связи между отдаленными регионами. Так что, после смерти Тауке-хана единое ханство распалось на три «жуза» (крыла) - объединения, так сказать, по интересам. Кочевья Старшего лежали на юге нынешнего Казахстана, ближе к Киргизии и Узбекистану, кочевья Младшего – на западе, до берегов Яика, и северо-западе, а кочевья Среднего – аккурат там, где много позже понаехавшие мигранты поднимали целину. У каждого жуза имелся свой хан, формально подчинявшийся хану верховному, которым считался старший в роду, но по факту ничего, кроме почестей, этот титул, за который когда-то проливали реки крови, владельцу не давал. В итоге, на Орду, недавно еще прочно державшую в узде степь и даже контролировавшую крупные города типа Ташкента, а ныне обернувшуюся рыхлым не пойми чем, начали с интересом посматривать соседи. «Первое десятилетие XVIII века было ужасным временем в жизни казахского народа, - писал позже великий русский востоковед и разведчик Чокан Валиханов, потомок Чингисхана по прямой линии. – Джунгары, волжские калмыки, яицкие казаки и башкиры с разных сторон громили их улусы, отгоняли скот и уводили в плен целыми семействами». Не говоря уж о понемногу встававших на крыло Хиве, Бухаре, а главное Коканде. И все это, однако, было лишь полбеды. Настоящую беду «свободным людям» только предстояло перебедовать…

Неизвестная война

Если кому-то не совсем понятно, кто такие джунгары, помянутые Чоканом, поясню: таково общее наименование нескольких родственных племен, населявших крайний запад исторической Монголии. Ничем особым себя эти племена не зарекомендовали аж до начала 17 века, когда, кстати, одновременно с маньчжурами, заявили о себе в полный голос. Уже в 1635-м княжеский дом Чорос объединил племена, обитавшие между хребтами Тянь-Шаня и Алтая в мощное Джунгарское ханство, вырезав всех диссидентов, которым не удалось вовремя убежать (именно от чоросов бежал, куда глаза глядят, князь Аюка, осевший на Волге). Политический проект, сформулированный и завещанный наследникам Эрдени-батуром, первым ханом Джунгарии, был предельно прост. Программа-максимум: покорить Китай, по праву принадлежащий монголам и непонятно с какой радости захваченный маньчжурскими выскочками. Для чего, предварительно, объединить всю Монголию, обязательно истребив под корень вконец выродившийся и бездарно просравший наследие Потрясателя Вселенной род Борджигин. А чтобы вся эта сказка стала былью, начать с казахов, которые явно недостойны иметь такие хорошие и, что важно, удаленные от Китая пастбища. К тому же казахи еще и загораживают дорогу к богатым городам, словно не понимают, каких деньжищ потребует война с Китаем, а их джигиты не горят желанием сражаться под знаменами Джунгарии, и плюс ко всем среди них тоже слишком много Чингисидов. Короче, ура!

Поначалу казахам удавалось держать ситуацию если не под контролем, то, по крайней мере, в равновесии, однако ежегодные атаки изматывали их, тем паче, что убедить соседей помочь было не всегда просто. А вторжения становились все масштабнее, и удача все чаще улыбалась джунгарам. Даже когда хан Галдан-Бошокту решил, что пришло время померяться силами с Цинами и проиграл, легче не стало. Осторожные маньчжуры, отбив атаку, доведя наглеца до самоубийства и по ходу дела покорив Халху (Восточную Монголию), рисковать, продолжая войну со слишком сильной Джунгарией не стали. Они просто предельно укрепили границу, подтянули огромное количество войск, - и у ойратов осталось только одно направление для экспансии. Да. Вы правильно поняли, - Великая Степь, где и без того все было совсем не слава Аллаху. После смерти Тауке-хана его сыновей не слушал никто. Жузы жили своей жизнью, то торгую, то понемногу воюя, и хотя против драться с джунгарами не возражал никто, главными быть хотели все, в результате чего войска вооще не собирались. Дошло до того, что оборону начали налаживать «снизу» безродные степные авторитеты, находившиеся до того во всеордынском розыске. Какое-то время это помогало. Но в1723-м джунгары пришли ставить точку. Началась «Актабан шубырынды» - «Година стертых пяток», вошедшая в память казахов как одно из величайших бедствий в их истории. .В сущности, сумей они собраться в кулак, особой проблемы не было бы. Как докладывал императрице Анне знающий наблюдатель, начальник Оренбургской экспедиции Иван Кириллов, (Стертых, разумеется, во время бегства. вторжХаны увлеклись драчкой. Армии не было, каждый жуз собирал ополчение отдельно, никто никому не хотел подчиняться. Как докладывал императрице Анне начальник оренбургской экспедиции Иван Кириллов. «Ежели бы обе киргизские орды согласились, а у них один хан с войной войдет, а другой оставляет, и так свое владение у калмык теряют». К тому же, у джунгар имелись русские пленные, знающие секрет пороха, а также дважды пленный швед Юхан Густав Ренат, умеющий лить пушки почти европейского образца. По всем по этому не стоит удивляться, что казахов буквально стерли с лица земли. Уцелевшие бежали в Ташкент и Туркестан, но джунгары пришли и туда, и лишь самые удачливые спаслись повторным бегством – в Самарканд и Бухару, однако преследователи нацелились и туда. Возможно, даже более чем возможно, что в результате Казахстана и не было бы на нынешней политической карте мира, если бы неожиданную прыть не проявил Абулхаир, хан Младшего Жуза. Ему удалось сперва придержать и потрепать джунгар в урочище Улултау, а затем, собрав всех, кто еще не стер пятки, разгромить передовые силы врага у горы Анракай. После чего ойраты, решив, что доделать начатое всегда успеют, отошли на отдых в родные степи, а казахские старшины собрались решать, что делать. И первым делом отказались избрать Абулхаира великим ханом, справедливо рассудив, что боец он, конечно, классный, но чересчур активный, да и популярный, так что сажать его себе на шею едва ли стоит. На что обиженный (а кто бы на его месте не обиделся?) Абулхаир заявил, что хрен с ними со всеми, отныне его дело сторона, благо джунгары гуляют по территории Старшего и Среднего Жузов, а пастбища Младшего от всего этого безобразия, тьфу-тьфу-тьфу, достаточно далеко. В ответ же на ехидный вопрос, много ли времени понадобится ойратской коннице проскакать это «далеко», ежели Старший и Средний падут, уже убывая, ответил в том смысле, что на идиотские подначки реагировать не намерен, а за Младший Жуз, хвала Аллаху, есть кому заступиться…

Братушки

К отдаленным пастбищам родов, позже составивших Младший Жуз, Россия вплотную приблизилась задолго до того, еще при Иване Грозном. Поскольку сибирский Кучум был ставленником Бухары, а следовательно, врагом тогда еще единой Казахской Орды, знакомство началось мирно, и так оно пошло и дальше. Особо не общались, но и не враждовали, понемногу торговали, при нечастых конфликтах типа кто у кого овец угнал умели находить общий язык. Племянник казахского хана Ураз-Мухаммед, при неясных обстоятельствах оказавшийся в Москве, стал даже крупным вельможей, боярином, князем, а потом и ханом Касимовским, активно участвовавшим в событиях периода Смуты. Чем дальше продвигались первопроходцы на восток, чем ближе к Великой Степи вырастали их города – Гурьев на Яике, Тюмень, Тобольск, Томск в Сибири – тем более нарастали объемы торговли, плотнее становились контакты, прочнее хорошие отношения – вовсе не потому, что русские и казахи были ангелами во плоти, но в связи с тем, что первые нуждались в безопасности караванных путей в Среднюю Азию, а вторые могли эту безопасность обеспечить. В 1717-м, незадолго до смерти, Тауке-хан даже обратился к Петру I с предложением принять российское подданство, но без выплаты ясака, без исполнения повинностей и при сохранении власти хана, то есть, сугубо формально, мотивируя это тем, что времена трудные и без помощи за порядком на дорогах трудно уследить. Вмешаться всерьез Петр, еще далеко не завершивший Северную войну, конечно, не мог, но и цену вопроса она понимал отлично. А потому, высказав в письме князю Гагарину, генерал-губернатору Сибири, свое мнение («Всем азиатским странам и землям оная орда ключ и врата, и той ради причины оная орда потребна под Российской протекцией быть»), оставил решение на усмотрение князя. Гагарин же, имея в виду, что помощь казахам означает вражду с джунгарами, то есть, срыв освоения богатых золотом и серебром берегов Иртыша, «без прямого государева указа калмыцкого владельца воевать не велел». Что на тот момент было разумно, а значит, правильно.

Однако ситуация менялась, и быстро. В 1715—1720-м, к неудовольствию джунгарскитх хунтайджи, Россия начала строительство Иртышской укрепленной линии, за которую «нойонам удачи» хода не было. Возникла цепь крепостей: Омская, Семипалатинская , Усть-Каменогорская, охраняемая новоучрежденным Сибирским казачьим войском. В новых условиях джунгары становились недругами, а их враги, напротив, друзьями. Поэтому, когда в 1730-м в Оренбурге получили письмо с предложением о союзе от Абулхаира, правительство Анны Ивановны ответило согласием. Разумеется, не на «военный союз», а на «покровительство», правда, на условиях предельно мягких и мало к чему, кроме лояльности, обязывающих. В сентябре 1731 года российский посол Тевкелев зачитал грамоту хану и его биям, а затем пояснил некоторые детали субординации в международных отношениях. С неделю поразмыслив, аксакалы, активно уговариваемые ханом, согласились, и 10 октября казахами была принесена первая в истории присяга на верность России. Младший Жуз получил гарантии помощи в случае, если джунгары атакуют его кочевья, а выигрышем лично Абулхаира стало признание Россией его пожизненного ханского статуса с передачей оного по наследству, что опрокидывало все степные понятия, ставя точку на принципах «лествицы» и выборности.

Можно ли назвать это «добровольным вхождением в состав»? Нет, конечно. По крайней мере, пока. Обе стороны ни о чем таком не думали, и в виду имели совсем другое, и на вечные времена не закладывались. Но у истории свои законы, и рыбка задом не плывет, да и какие варианты имелись у казахов? А никаких. Джунгары никуда не исчезли и исчезать не собирались, напротив, теперь они воевали, чтобы выжить, потому что Цины, вошедшие в зенит могущества, медленно вытесняли их из родных мест, вынуждая искать новые земли для поселения. И потому почин Абулхаира очень скоро подхватили и лидеры Среднего Жуза, гораздо более далекого от России, почти с ней не связанного и пока что интересующего ее куда меньше. Причем хан Абулмамбет, вернее, его кузен, еще не хан, но «сильная рука» орды султан Аблай комбинировали вовсю. Уже успевшие признать суверенитет Империи Цинн, они в 1740 году, не уведомляя Пекин, присягнули и Петербургу, определив это как «политику между львом и драконом». И не прогадали. Всего лишь год спустя выгоды сделки стали очевидны. В очередном отчаянном вторжении джунгары опустошили Средний Жуз, одолев и даже пленив Аблая, затем ворвались в пределы Младшего… но когда их конница подошла к пограничной линии, русские власти сперва немного постреляли, проредив лаву, а затем, угрожая союзом с маньчжурами, заставили хунтайджи Галдан-Цэрэна не просто отступить, но вообще уйти из казахских степей. Сам Аблай, пробыв в плену около года, был отпущен благодаря дипломатическим усилиям оренбургского губернатора И. Неплюева и жесткости Карла Миллера, специального посланника Сената Российской Империи.

В 1745-м Галдан-Цэрэн, последний великий потомок Эрдэни-батура, умер, и ханство поползло по швам. Сказалась усталость от столетия беспрерывных походов, сыграло свою роль и серебро, щедро рассыпаемое агентами Цин родичам правителя, имевшим хоть малейшее право на престол. Первая в истории ханства усобица становится и последней: воспользовавшись склокой, Цины начинают последнюю атаку, не на завоевание, а на уничтожение. Никогда, ни раньше, ни позже, такого не бывало. Но маньчжуры знают, чего хотят, в их действиях нет бездумного зверства, только холодное ratio: именно ойраты и только ойраты, пусть сейчас и ослабленные, остаются потенциальным конкурентом в борьбе за Китай, причем, в отличие от тех же казахов, даже ежели казахи вдруг усилятся, конкурентом, имеющим опыт создания суверенного государства, да еще тесно связанного с Россией. В 1756 году при императоре Хунли трагедия завершается. «Година стертых пяток», подобно бумерангу, ударила того, кто ее запустил. «В Джунгарии, - подвел итоги историк Вэй Юань, - насчитывалось семь сот тысяч семей, четыре десятых умерли тогда от оспы, две десятых бежали в соседние страны, три десятых было уничтожено великой армией». А землю без населения Цины включили в состав Поднебесной, образовав новую провинцию Синьцзян (Новая Граница), напрямую смыкающуюся с кочевьями Среднего Жуза. Аблаю приходится признать себя уже не вассалом, а подданным маньчжуров; в 1757-м он вынужден был съездить в Пекин, где получил титул «вана». Однако «почти хан» продолжал лавировать «между львом и драконом». Сразу же по возвращении в степи, он отправляет в Петербург посольство, клятвенно подтвердившее, что все по-прежнему и Средний Жуз остается под «покровительством» России, а когда посольство вернулось, опять расшаркался перед Пекином, сославшись на то, что в случае отказа Россия угрожает войной, но если Китай поможет, он готов воевать. А поскольку война с русскими маньчжурам была совершенно не нужна, хитрый казах безнаказанно сохранил «двойное гражданство». В 1771-м он, наконец, стал ханом Среднего Жуза, а в 1778-м был избран великим ханом Казахской Орды. В Петербурге, однако, этого титула не признали, и обиженный старик отказался ехать в Петропавловск для принесения присяги России. Но вся эта мишура не имела уже никакой реальной цены, тем более, что уже в 1781 году хан умер, и в степи все пошло по накатанной колее. Средний, Аблаев, Жуз фактически распался в процессе выяснения его детьми и внуками отношений на тему, кто теперь Аблай, по ходу которого южные роды как-то незаметно оказались под контролем Коканда, уже прижавшего к ногтю Старший Жуз и отменившего тамошних ханов, а кланы, кочевавшие на севере, видя кокандские нравы и методы, все больше жались к кочевьям Младшего Жуза, с каждым годом все прочнее «прилипающего» к России.

Правозащитники

Россия - не Коканд. По состоянию на конец 18 века Петербургу от казахов не нужно было, в сущности, ничего, кроме лояльности и спокойствия в степи. В обмен Екатерина II шла навстречу степным вассалам во всех их чаяниях, которые не противоречили здравому смыслу. Когда несколько родов Младшего Жуза пожаловались на то, что набеги из Хивы делают жизнь совершенно невозможной, их лидеру, Букею, было позволено перевести своих людей через Урал и кочевать в Заволжье, образовав новую, Внутреннюю, Орду в статусе полноценного ханства. На сторону кочевников, как правило, становился Петербург и в их спорах, подчас довольно кровавых, с уральскими казаками, которые, будем честны, далеко не всегда бывали политически корректны. Как, впрочем, и их оппоненты. Была предпринята и попытка решить по-человечески непростые проблемы, назревшие в недрах Младшего Жуза, ханы которого стремились собрать в своих руках побольше власти, а «черная кость», напротив, пыталась сохранить остатки древних прав. И те, и те апеллировали к «покровителю», причем первые, сами не сознавая того, взывали к чувству классовой солидарности, а вторые, опять же, на инстинкте, к гуманизму и соблюдению прав человека. Что, как ни странно, с подачи оренбургского генерал-губернатора барона Игельстрома, увлекавшегося степными традициями, показалось Матушке более убедительным. Далекая от республиканских заблуждений, она, однако, повелела собрать наиболее уважаемых старшин на «маслахаты» - не собиравшееся уже лет 200 народное собрание, чтобы, как просили правозащитники, избрать лидера Орды по-честному, а не в кулуарах. В итоге случилось то, что не могло не случиться – главой «маслахаты», а в сущности и всего Жуза был избран не хан Нуралы и не кто-то из "белой кости", а авторитетный человек по имени Сырым Датулы, очень быстро избавившийся от всех, кто хоть сколько-то возражал против новых, демократических порядков, но в упор не понимавший, почему свободный кочевник не имеет права брать небольшую дань с караванов, если эти караваны ходят почти рядом с его юртой. Барон Игельстрем, сперва пытавшийся как-то решить вопрос, быстро понял, что ловить нечего: «маслахаты» оказалось неким подобием козлодрания, все говорили много и охотно, слушать не хотел никто, причем половина состава, как правило, отсутствовала, охотясь на караваны, а вторая половина при малейшем намеке на неприятные вопросы либо не знала русского языка даже в переводе, либо выразительно хваталась за сабли. От унылых жалоб барона в Петербурге долго отмахивались, однако, выяснив, что доходы от торговли с ханствами Средней Азии за период эксперимента упали почти втрое, решили, что игры в степной либерализм все-таки есть смысл прекращать. Ибо себе дороже. В ответ на указ о восстановлении ханской власти Сырым Датулы, убив ни в чем не повинного хана кандидата в ханы, объявил Младший Жуз в состоянии войны с Россией; в течение следующих десяти лет отряды демократического сопротивления нападают уже не только на караваны, но и, правда, с куда меньшим успехом, на крепости пограничной линии. Пока в 1797-м силы правопорядка при поддержке наемников Общества Караванной торговли и казаков, которым весь этот большой хурал надоел хуже горькой редьки, не выгнали народного лидера вместе с группой поддержки на юг, в пределы Хивинского ханства, где нравы были куда суровее, чем в окрестностях Оренбурга, и главу "маслахаты" в изгнании быстро отравили. Излишне говорить о том, что в литературе советского периода все это именуется не иначе как «восстанием Батыра Срыма», а в публикациях историков современного Казахстана «борьбой за независимость».

Я, конечно, слегка ерничаю. Идиллий, особенно на стыке миров и эпох, не бывает. Тем не менее, факт остается фактом. Чем бы ни была на самом деле эпопея Сырыма Датулы, на геополитический вектор казахских родов она влияния не оказала. Напротив, в 1818-м о желании вступить под покровительство России и даже, если надо, покинуть ради этого традиционные кочевья объявили несколько родов далекого Старшего Жуза, которым Петербург совершенно не интересовался и контроль над которым у Коканда вовсе не собирался оспаривать. Никаких волнений не возникло и после подписания императором в 1822-м «Устава о сибирских киргизах», разработанного, между прочим, главным либералом тогдашней России М. Сперанским, и отменившего в казахских Жузах институт ханской власти, параллельно уравняв султанов в правах с российским дворянством и превратив их в мундирных госслужащих. Впрочем, несмотря на это Россия еще долгое время управляла Великой Степью не напрямую, а через Коллегию иностранных дел, а представители Жузов, прибывавшие в Россию, именовались посланниками (если их дела решались в Оренбурге) или, если вопрос требовал прибытия в столицу, «полномочными послами» - со статусом, формально равным статусу послов европейских держав. Мелочь, а приятно, а?

В ТОЙ СТЕПИ ГЛУХОЙ (2)

Думаю, мало найдется несогласных с мыслью, что критерием недовольства туземцев вновь появившимися, да еще и претендующими на главенство, пусть в разных формах, пришельцами, везде и всегда является сопротивление. Индейцы прерий из года в год разрушали форты и резали переселенцев, алжирские и кавказские шейхи поднимали знамя джихада, индийские набобы объявляли войну, а индийские же сипаи начинали резать офицеров вместе с семьями. По ходу продвижения на восток и юг в такие ситуации попадала и Россия – на Северном Кавказе, о чем мы уже говорили, на Урале, о чем мы еще поговорим, и на Крайнем Севере, о чем мы поговорим непременно. Но не в казахских степях. То есть, на местном уровне всякое случалось, и открытые стычки, и (куда чаще) нападения исподтишка, и откочевки в знак протеста против чего угодно. Однако события, прямо подходящие под понятие «восстание», имели место лишь дважды. Да и то, в первый раз не в «жузовых» землях, а на российской территории, во Внутренней, она же Букеевская, Орде, той самой, которая (помните?) была учреждена не кем иным, как Петребургом, милостиво соизволившим создать на российских землях дом для кочевников, истребляемых и ловимых в рабство хивинцами. Точно так же, между прочим, как когда-то было разрешено малороссийским казакам спасаться от панского террора на российской земле, впоследствии ставшей украинской Слобожанщиной. Но это так, к слову.

За скотину ответишь

Земли в междуречье Урала и Волги было немного, а численность населения ввиду отсутствия хивинцев, росла быстро, так что пастбищ категорически не хватало, уральские казаки свои хутора не отдавали, а лучше угодья, естественно, прихомячил хан Джангир и его ближний круг. Таким образом, шаруа (чернь) нищала, голодала, а голод не тетка, и ханские табуны вкупе отарами начали терпеть ущерб. Скот угоняли сперва осторожно, под покровом ночи, затем в открытую, разгоняя ханских стражников, а старшины голодающих родов покрывали скотокрадов, понимая, что иначе получат по мозгам. С февраля 1836 власти в Орде по факту не было, а поскольку тонкостей земельного кодекса шаруа не понимали, начались налеты и на выгоны, принадлежащие Уральскому казачьему войску, что вылилось в ожесточенные стычки. Впрочем, лидеры движения, старшина Исатай Тайманов и народный сказитель Махамбет Утемисов, были люди приличные, по степным меркам цивилизованные и, если говорить об акыне, в известной степени западнически настроенные, и попытались унять страсти, обратившись к российскому арбитражу. «Просьбы и жалобы наши, - писал Исатай в личном письме генерал-губернатору Василию Перовскому, - никем не принимаются, имущество у нас отнимают и мы, точно иностранцы, страшимся всего, несмотря на то, что принимали присягу на верноподданство государю императору. Но так как Ваше Превосходительство представляет здесь лицо главного начальника, то я почел довести до Вашего сведения и просить об откомандировании к нам правдивых чиновников, которые вникли бы в наше бедственное положение и произвели по жалобам нашим всенародное исследование. Особенно мы желаем, чтобы жалобы наши были исследованы господином подполковником Далем». В скобках: упомянутый «господин подполковник Даль» - тот самый Даль-Луганский, автор бессмертной Словаря; он слыл среди кочевников справедливым человеком, дружил с Махамбетом и, имея некоторое влияние на генерал-губернатора, пытался помочь голодающим, добившись в итоге изгнания со службы пары взяточников и приказа о создании «передельной комиссии» для решения вопроса.

Увы, как известно, жалует царь, да не жалует псарь. Пока в Оренбурге утрясались документы, хан Джангир, приватно договорившись с руководством уральского казачества и (как выяснилось при следствии, впрочем, ничем не закончившемся) сунув кому надо бакшиш, не стал дожидаться приезда комиссии, а бросил на подавление отряды наемников, усиленные сотней казаков. В ноябре 1837 разбитые повстанцы отступили с российской территории на левый, «вассальный», берег Урала, перегруппировались и, уже ничего хорошего от жизни не ожидая, вступили на тропу войны. «Скопище, - доносил в Петербург Перовский, - постепенно возрастая, начало довольно положительно приближаться к линии и, наконец, по последним известиям, находилось уже не далее двух переходов. От двух-трёх тысяч человек при внезапном нападении может прорваться на всякой точке линии и наделать большие беспорядки». Попытки поладить окончились, не начавшись: хотя хан Джангир, получивший от Оренбурга по ушам за перегибы на местах, готов был кое-чем поступиться, беглецы к этому времени успели присягнуть Кенесары Касымову, речь о котором впереди, и, соответственно, считали себя не бунтовщиками, а воюющей стороной. Так что за Урал двинулись регулярные войска при поддержке оренбургских и, естественно, уральских казаков, в сражении 12 июля окончательно решившие вопрос; Исатай погиб в бою. Махамбет с немногими уцелевшими бежал на юг, где занялся сочинением сатир антиханской направленности, за что и был зарезан подосланными убийцами, а Букеевская Орда вскоре была расформирована, как не оправдавшая себя. Уместно заметить, что сей акт насильственного упразднения «последнего очага национальной государственности» массы шаруа, судя по народным песням, встретили не то, что без возмущения, а с нескрываемым злорадством.

Как стать экспонатом

Еще одно, второе и последнее, событие – восстание Кенесары Касымова, трактуемое ныне как «яркое проявление национально-освободительной борьбы против российского империализма», я, честно говоря, не знаю, как назвать. Дело в том, что оно, в сущности, к России никакого отношения не имеет. Султан Кенесары, сын Касыма, внук известного нам Аблая и, как водится, в энном колене прямой потомок Чингисхана, происходя из Среднего Жуза, да еще и из южных его регионов, был подданным то ли Коканда, то ли Бухары, то ли и Коканда, и Бухары одновременно. Однако сам себя считал достойным куда более высокой доли. Как минимум, ханом родного Жуза, но еще лучше, если всей Великой Степи. Отчего и тусовался по ничейным, еще не демаркированным просторам, избегая встреч с разъездами бухарцев (уже успевших отсечь голову двум его старшим братьям) и кокандцев (столь же вызывающе поступивших с его батюшкой), поскольку и сам был объявлен в розыск, и собирая под свой бунчук всех, хоть сколько-то и хоть чем-нибудь недовольных. Которых было немало. Претензии, в основном, были к Коканду, относившемуся к «своим» казахам примерно как поляки к малороссам до Хмельничины, а также (и в связи с тем же) к Бухаре, но и российских пограничников, запрещавших «неприсяжным» туземцам кочевать по территории Империи, тоже не любили. Да и многие пылкие батыры, бии и тюре были огорчены новыми реалиями. Так что, в конце концов, орда под бунчуком «законного хана» собралась солидная.

Начал Кенесары довольно бойко. Исходя из того, что русских, с одной стороны, в местах его обитания совсем мало, а с другой они, в принципе, куда сильнее Коканда, и, значит, PR от нападения на них будет круче, он весной 1838 осадил, взял штурмом и разрушил до основания Акмолинский форпост. Произведя на потенциальных подданных именно то впечатление, которое и предполагалось. После чего, крайне быстро уйдя от греха подальше, занялся государственным строительством на территории Кокандского ханства. Что, конечно, было и мудро, и правильно. Бить кокандцев у него получалось весьма удачно, сторонников становилось все больше, а поскольку среди них были люди из самых разных родов, ранее входивших во все три Жуза, избрание «нашего Кене» великим ханом всей степи, состоявшееся в сентябре 1841 года, стало простой формальностью. На правомочность и кворум, естественно, никто внимания не обращал, а любые упоминания о недостаточной легитимности хан, обладая от природы тяжелым характером, карал по законам военного времени эпохи своего великого предка. Впрочем, отдадим должное: по личным данным сын султана Касыма, судя по всему, в самом деле этого самого великого предка напоминал, а возможно, и повторял. Он умел побеждать, умел подбирать кадры, умел даже наводить порядок в степи. После сотни сломанных за ослушание спин грабежи караванов и несанкционированные угоны скота прекратились, клановая вражда сменилась полным взаимопониманием, а владыки Коканда, далекой Хивы и даже Бухары, по местным меркам, региональной сверхдержавы, заговорили с самозванцем не то, что на равных, а даже несколько заискивающе. В какой-то момент о создании некоей «степной автономии» задумался даже Василий Перовский.

В общем, родись Кенесары лет на 700 раньше, копыта казахских коней, вполне вероятно, окунулись бы в Последнее Море, лет на 200, не менее вероятно, растоптали бы Китай или, по крайней мере, Джунгарию. В суровой же реальности сюжет лишь подтвердил еще раз ту простую истину, что всякому овощу свое время. На запрос из Оренбурга по поводу переговоров, Николай Павлович наложил резолюцию простую и ясную: «Двум монархам в одном царстве не бывать!». Да и сам Кенесары рассуждал схоже. Ни о какой автономии он и слышать не хотел, выдвигая встречные условия: все три Жуза по состоянию на эпоху Тауке-хан, плюс (раз уж так случилось) Букеевская Орда, плюс (хотелось бы, но необязательно) помощь в борьбе с Кокандом. При такой сшибке амбиций судьба хана Кене была решена. Несмотря на то, что «новый Чингисхан», беспощадно разоряя кокандские поселения, от российских рубежей старался держаться подальше, а за акмолинскую наглость даже предлагал заплатить компенсацию, войска Империи, поддержанные ополчением султанов, двинулись в степи, вытеснив войска хана сперва в земли Старшего Жуза, а затем и вообще на коренную территорию Кокандского ханства. Воевать на два фронта, как известно, не под силу никому, тем более, что воины возрожденной Орды предпочитали не покидать родные места. С трудом вырвавшись из мешка, Кенесары перешёл на земли вольных киргизов в предгорьях Алатау, где попытался создать новую базу, став по ходу дела героем страшилок, которыми киргизские матери по сей день пугают непослушных детишек, и в конце концов, погиб в битве с киргизским ополчением у озера Иссык-Куль. После чего киргизы, по древнему обычаю отделив голову «великого хана» от тела, тщательно ее обработали и преподнесли в дар «хану наивеличайшему», который, пожав плечами, велел передать диковинку в Эрмитаж, где она хранится и поныне наряду с шедеврами Веласкеса, Рафаэля, Тёрнера и прочих «старых голландцев».

Малая Шахматная доска

Фигура, в чем-то шекспировски-трагическая, а в чем-то карикатурная, Кенесары, отдадим ему должное, сам того не предполагая, сделал великое дело. В процессе низведения самопровозглашенного ханства Россия, не по какому-то плану (планов не строили), но, как говорил уже не раз мною цитированный Александр Сергеевич, «силою вещей» добралась, наконец, до Семиречья, то есть, до юга нынешнего Казахстана, имевшего (это для понимания ситуации необходимо иметь в виду) совершенно уникальный статус. Местные кочевники считали, что эту землю своей, но платили дань ханам Коканда, полагавшими себя владельцами по факту контроля. Цины, понемногу обустраивавшие Синьцзян, в свою очередь, не сомневались, что эти земли принадлежат именно им, и никому другому, потому что если бы не они, территория по-прежнему была бы под джунгарами, а кому же быть правопреемником побежденного, как не победителю? Имелись аргументы и у России. С тех пор, как кокандцы обнулили в Старшем Жузе ханский престол, тамошние племена жили сами по себе, под верховенством собственных султанов. Тех самых, чьи прошения о принятии под покровительство в Коллегии иностранных дел считали уже сундуками. На сундуках, конечно, лежали толстые слои пыли, но сейчас, когда границы России раздвинулись до кочевий Старшего Жуза, архивы недолго было и перетряхнуть. Когда же перетряхнули, оказалось, что, как ни странно, Китай спорить не настроен. Прирастить к Поднебесной очередную порцию землицы Цины, следуя примеру предшественников, не возражали никогда, но рвать жилы за совершенно ненужную степь, оспаривая её у очень серьезного оппонента, не считали нужным, да и силы у них были уже не те. Поэтому досужие разговоры о демаркации плавно перешли в практическую плоскость, и даже с учетом восточной неторопливости продвигались вполне успешно, хотя окончательно все документы, зафиксировавшие признание Пекином российского суверенитета над Великой Степью, были подписаны немного позже. Совсем иначе обстояло дело с Кокандом. В отличие от консервативных, но мудрых чиновников Чжуннаньхая, тамошние мирзы и шейхи (как, впрочем, и их бухарско-хивинские близнецы) пребывали в абсолютной уверенности, что их сарбазы непобедимы, а ежели вдруг и победимы, то Аллах поможет при любом раскладе. К тому же, в отличие от Китая, где и максимального-то годового прибытка с кочевников хватило бы еле-еле на год скудного содержания не самой любимой жены Сына Неба, кокандский бюджет едва ли не наполовину формировался за счет казахов. В силу чего любые проявления диссидентства в Старшем Жузе, тем паче, хоть краешком связанные с русскими, пресекались на корню с недоступной даже маньчжурскому разумению жестокостью. И, коль скоро в ответ степняки ерепенились еще сильнее, карательные акции осуществлялись все чаще. В первую очередь, разумеется, против родов, просивших Россию о помощи.

В конце концов, начиная с 1839 года кокандцев, до тех пор защищенных приказом огня не открывать, начинают бить. Сперва при встречах в степи, затем на их земле, разрушая опорные пункты. В 1853-м Коканд теряет важнейшую крепость Ак-Мечеть, ключевой пункт контроля над степями. В ходе боев выясняется, что (а) кокандцы драки не боятся, но (b) русские умеют бить их в соотношении 1 к 10 и даже 1 к 20. Так что граница медленно ползет к южной кромки Великой Степи. В 1854-м на реке Алматы выросло укрепление Верное, после чего в состав России вошел весь Заилийский край, а вдоль нижнего течения Сырдарьи возникла Сырдарьинская укрепленная линия. Всего через несколько лет Александр II подписанием «Положения об управлении Семиреченской и Сырдарьинской областями» и « Положения об управлении Тургайской, Уральской, Акмолинской и Семипалатинской областями» расставит все точки над «ё», официально включив Великую Степь в состав Империи и учредив на базе Сибирского казачьего войска новое войско, Семиреченское. Впрочем, этим «всего нескольким» предстояло изменить очень многое. В те дни по пальцам (две-три персоны в городе на Неве да пять-шесть в городе на Темзе) можно было посчитать тех, кто понимал, что ситуация меняется качественно. Что Россия, выйдя на северную линию коренных земель Коканда, достигла, наконец, своих естественных южных рубежей, и теперь уже не слегка, как случалось и раньше, а всерьез, с головой вступает в Большую Игру.
Впрочем, это уже совсем иной разговор.

запись создана: 13.12.2009 в 12:41

@темы: история, интересно, ликбез, не моё

---

кончина Центральной Рады

О великой победе украинской дипломатии при заключении Брестского мира мы, не далее как вчера, уже писали, пройдясь по идиллическому пейзажику, нарисованному гражданином Турченко Ф.Г. в учебнике по новейшей истории Украины для 10-го класса, широкой малярной кистью. В заключение этой темы вспомним как, собственно говоря, вскорости после этого знаменательного события приказала долго жить и сама Центральная Рада.

А всё в точности произошло так, как сказал Л. Троцкий:

"… я не сомневался ни на минуту, что слишком усердные лакеи скоро будут выброшены за дверь господами..."

Обязавшаяся накормить от пуза всех миротворцев Центральная Рада 60 миллионами пудов хлеба, 2,7 миллионами пудов мяса, а также яйцами, картофелем, сахаром и маслом оказалась это сделать не в состоянии. В сельском хозяйстве наблюдался полный развал. Между немцами и украинским правительством возникли вполне закономерные трения, которые завершились тем, что у немцев появилось очень большое желание эту ситуацию исправить, заменив одно туземное правительство на другое.

Прекрасный повод для этого предоставила сама Центральная Рада. В ночь с 24 на 25 апреля руководством рады было организовано похищение с целью выкупа банкира Абрама Доброго. Операцию по отъёму денег возглавлял некто Осипов – чиновник по особым поручениям украинского МВД, личный секретарь начальника политического департамента Гаевского. Банкира запихнули в автомобиль, привезли на вокзал и погрузили в вагон, стоявший на запасных путях под охраной сечевых стрельцов. Однако, сложная наука рэкета оказалась этим деятелям не по зубам. Они оставили на свободе жену Доброго, которая немедленно обратилась в немецкую прокуратуру. Банкир немцам был хорошо известен. Во время войны он через Персию поставлял сахар в Германию. Реакция немцев была мгновенной.

28 апреля 1918г. в зал киевского Педагогического музея, где заседала Центральная Рада, вошёл немецкий лейтенант и на чистом русском языке, скомандовал:

"Именем германского правительства приказываю вам всем поднять руки вверх!"

Неожиданно выяснилось, что все без исключения депутаты "першого украiнського парляменту" прекрасно понимают по-русски. В полном составе Рада послушно подняла руки. Получилось что-то вроде финальной сцены из гоголевского "Ревизора" – все молчали…

Зал заседания заполняли солдаты. Слышались крики "Хальт!" и грохот прикладов. Вошли ещё двое офицеров. Шум стих. В воцарившейся тишине снова раздался голос немецкого лейтенанта:

"Вы все скоро разойдётесь по домам. Нам нужно только арестовать господ Ткаченко (министр внутренних дел), Любинского (министр иностранных дел), Жуковского (военный министр), Гаевского (директор департамента Министерства внутренних дел) и Ковалевского (министр земельных дел). Покажите мне их, пожалуйста".

"Я их не вижу", - проскулил Грушевский. Действительно, в зале были только Любинский и Гаевских. Их тут же вывели.

Остальные по-прежнему продолжали сидеть с поднятыми руками. Старший в чине офицер что-то сказал по-немецки лейтенанту. Тот перевёл:

"У кого есть револьверы, отдайте сейчас, потому что кто не отдаст, будет строго наказан. После у всех будет ревизия".

"Я протестую против ревизии парламента!" – заверещал Грушевский.

"Будьте спокойны, пожалуйста!" – спокойно ответил лейтенант.

Происходящее чертовски напоминало сцену из американского боевика, когда полиция накрывает банду чикагских гангстеров. Несколько депутатов встали и положили свои "шпалеры" на стол возле лейтенанта. Только после этого депутатскому "хору" разрешили опустить руки. По одному, как нашкодивших котов, немцы стали выпускать членов Центральной Рады в соседнюю секретарскую комнату, предварительно требуя назвать имя и домашний адрес. А потом, обыскав, переписав и пересчитав, всех выпустили на улицу.

Вся процедура заняла полтора часа.

@темы: история, интересно, ликбез, не моё, Украина

---

Украина: сочиняем историю

Ещё одна пикантная подробность, на которую натыкаешься, продолжая читать новописанные учебники по истории Украины.

"Брестский договор был значительным успехом украинской дипломатии. Он положил начало международно-правовому признанию Украины как независимого государства."

Турченко Ф.Г. Новейшая история Украины. Часть первая. 1914—1939.Учебн. для 10-го кл. общеобразоват. учебн. завед. Киев: Генеза, 2004г.

Освежим немного в памяти эти события.

УССР была образована 25 декабря 1917г. За месяц до принятия по требованию Германии и Австро–Венгрии Центральной Радой 4-го универсала, провозгласившего 22 января 1918г. УНР "суверенной". А это значит, что как ни крути, а первым украинским государством была всё же УССР. Да и в Раде нежелание отделяться от России было столь велико, что даже в универсал вписали пункт о федеративном союзе с Россией, а за сам универсал проголосовала лишь треть партийных делегатов в зале, составлявших пятую часть списочного состава Рады.

Правда, надо учесть, что, помимо этих двух государств, в начале 1918г. на территории, что входит в сегодняшнюю Украину, существовало более двух десятков автономий: Донецко-Криворожская Республика, Одесская республика, Таврическая ССР, а также немереное количество коммун и вольных городов. Причём многие из них заявляли, что видят Киев в гробу и желают существовать самостоятельно.

Наличие двух два "самостийных" государств к миру не привело. Зимой 1918г. УССР и УНР начали военные действия друг против друга. При этом, если на стороне УНР сражались синежупанные галичане, приодетые немцами, и сичевые стрельцы с Волыни, то на стороне УССР сражались арсенальцы, рабочие Харькова и Полтавы, Червоное казачество В. Примакова и Ю. Коцюбинского (сына писателя М. Коцюбинского) и т.д.

Каков был баланс сил между ними, надеюсь, с учётом вышеизложенного, говорить не нужно. Исход противостояния был предрешён. Но… у вождей УНР был в рукаве целый козырный туз.

Первоначально в русской делегации Л.Троцкого, кроме адъютанта украинца - генерала Самойло, была и делегация от Украины - делегация харьковского правительства, под властью которого к тому времени были почти все 5 губерний, отнесённых тогда к Украине. Но немцы пригласили и четырёх эсеров от Рады, возглавляемых Голубовичем. Мир с Украиной был крайне необходим немцам, в особенности Австро-Венгрии, которая зимой 1917-1918гг. уже находилась на грани полной продовольственной катастрофы. Был задействован финансируемый генштабом Германии "Союз Вызволення Украины", который закулисно влиял на события через многих партийцев, включая мифотворца Грушевского. Немцы быстро признали за делегацией эсеров Голубовича право вести переговоры самостоятельно. Но тут же посоветовали им провозгласить независимость Украины, т.к. с формальной точки зрения неудобно заключать мир с государством, которое ещё само себя не объявило независимым. Поэтому в январе 1918г. в переговорах был сделан перерыв, и Голубович отправился в Киев, где после его приезда немедленно был оглашен "4-й Универсал" с объявлением "самостийности". Не имея ни территории, ни войска, а то и правительства, не имеющего постоянного местопребывания, а живущего в вагонах, "самостийная" делегация согласилась на все условия. 9 февраля 1918г. Брестский мир был заключён.

Именно это обстоятельство и дало начальнику штаба Восточного фронта генералу Гофману , впоследствии, в 1919г., говорить: "В действительности Украина – это дело моих рук, а вовсе не плод сознательной воли русского народа. Я создал Украину для того, чтобы иметь возможность заключить мир хотя бы с частью России"...

Как вели себя эти "украинские" дипломаты в своей книге"Моя жизнь" красочно описал Л. Троцкий:

"Невыносимым было иступленное самоунижение как-никак представителей революции перед презирающими их чванными аристократами. Высокопарная низость, захлебывающееся от восторга лакейство били фонтаном из этих несчастных национальных демократов. Оглядываясь на своих покровителей после каждой фразы за поощрением, украинский делегат считывал со своей бумажки все те ругательства, которые его делегация заготовила в течении 48 часов коллективного труда. Это была одна из самых гнусных сцен, которые мне удалось пережить, но я не сомневался ни на минуту, что слишком усердные лакеи скоро будут выброшены за дверь господами..."

Текст "Обращения украинского народа к немецкому народу с просьбой о вооруженной помощи" был подготовлен всё тем же генералом Гофманом. Этот текст также был послушно подписан. Дорога на Украину войскам Германии и Австро-Венгрии была открыта. Таким образом, юридически никакой оккупации немцами Украины в 1918г. не было. Просто по просьбе национал–патриотов "на самостийные" земли вошёл "миротворческий контингент" кайзера Вильгельма. В обмен за эту "помощь" Центральная Рада обязывалась поставить на Запад 60 миллионов пудов хлеба, 2,7 миллиона пудов мяса, а также яйца, картофель, сахар, масло, фураж...

"Парламент мифотворца Грушевского" занимался в это время самым необходимым и неотложно важным - гербом и мовою.

Таким образом, территория Украины одним махом пера была отдана противнику, а на саму Украину ещё дополнительно и наложено обязательство этого само противника безвозмездно кормить от пуза. Видимо в этом и заключался тот значительный успех украинской дипломатии, о котором в учебнике для 10-го класса пишет Турченко.

Что было дальше, спросите вы? А дальше было следующее.

Силы были не равные. Значительная часть Украины оказалась под контролем "миротворческого контингента". Но малороссы (ваши прадеды), как и следовало ожидать, на благодарственную "поляну" немцам всё же скидываться не пожелали, и обещанные миротворцам продукты пришлось собирать силой. Всяческое сопротивление при этом жестоко каралось, что отнюдь не вызывало у населения любви ни к немцам, ни к пригласившим их национал–патриотам. К примеру, у Нестора Махно немцы и "синежупанники" расстреляли одного брата, а другого избили до смерти. Батька активно включился в войну против "миротворцев", петлюровцев и Скоропадского, собрав к осени 1918г. 60-тысячную армию из оскорблённых крестьян, за что и получил из рук Л.Троцкого один из первых орденов Боевого Красного Знамени...

На борьбу с оккупантами и национал-предателями поднялась вся Украина.

Подготовлено по материалам Николая Ярёменко (Украина)

@темы: история, ликбез, не моё, Украина

---

баш

***

1990 - президент СССР получает Нобелевскую премию.
1991 - СССР не стало.
2009 - президент США получает Нобелевскую премию.
Весь мир, затаив дыхание, ждёт Нового Года.

@темы: пятиминутка, памятка

---

выходные прошли

не то чтобы совсем бездарно, но подарки к НГ остались не куплены, а деньги почти закончились

Из "Метро" вернулась с целой коллекцией красного полусладкого, но без заказанного теткой рижского бальзама.

С горя купила Dragon Age: Origin, с первая попытка играть вызвала зубовный скрежет - раздражало всё, сейчас раздражает не всё (бл*тская камера ).
Но не фига это не Baldur`s Gate, там интерфейс был гораздо более продуман.

@темы: live

---

"Сжатый дайджест на лимонно-лазурную тему"

http://lib.rus.ec/b/141487
Лев Рэмович Вершинин
Гопакиада - 524K

Если я так долго отбрыкивался от предложений и просьб написать об Украине, то лишь потому, что все уже сказано. Публикации таких исследователей, как, например, Дмитрий Корнилов, Олесь Бузина, Дмитрий Табачник и другие борцы с «триполизмом» не оставили камня на камне от новой украинской мифологии. Но, с другой стороны, варясь в самой гуще, они, будем откровенны, не всегда в полной мере удерживаются на том уровне беспристрастности, который необходим для полноценной дискуссии. К тому же их статьи досадно разбросаны по сети, и далеко не у каждого интересующегося найдется время на составление мало-мальски убедительной подборки. А потому, возможно, и есть смысл сделать максимально сжатый дайджест на лимонно-лазурную тему. Опять-таки, не претендуя на открытие Америк, а всего лишь кратко излагая факты. Только факты и ничего, кроме фактов. Sine, так сказать, ira et sdudio.


Криминальное чтиво

Начнем с азов. Великое Княжество Литовское, как известно, было государством не столько литовским, сколько русским (в тогдашнем смысле слова). Постепенно, правда, по совокупности разных причин, и объективных, и субъективных, оно полонизировалось, не столь быстро, сколь неуклонно. Попытка православной «партии» сломать тенденцию закончилась в 1435 году поражением при Вилькомире, однако, смирившись с поражением, князья-магнаты русского и русско-литовского происхождения не только сохраняли ведущие позиции в ВКЛ, но и были приняты на равных знатью Польши. На правом берегу Днепра в руках князей Острожских, Чарторижский и прочих сосредоточилась не менее половины земельного фонда ВКЛ, а владения Вишневецких, перевалив за Днепр, по мнению некоторых специалистов, превратились в некий зародыш теоретически возможного государства. В своих имениях магнаты были некоронованными королями, имели частные суды с правом вынесения смертных приговоров, частные армии и едва ли не собственные монетные дворы. Татарские налеты княжеские дружины довольно успешно отражали, так что под защитой магнатов люди жили относительно спокойно, плодясь и размножаясь, благо, крепостного права не было, а если где-то и существовало, то не было слишком уж обременительным. Уже к началу 16 века земли будущей Украины не только полностью оправились от последствий татарщины, но стали самыми процветающими и доходными территориями ВКЛ, а магнатские фамилии вплоть до конца 16 века, упорно противясь полонизации, старались не только сохранять, но и развивать русскую культуру, и строго придерживались православия. Правда, поколение, подросшее к моменту Люблинской унии 1596 года, практически полностью ушло в католики, но подданные их в подавляющем большинстве примеру панов не последовали. В целом, обстановка в ВКЛ, стремительно сливающемся с Польшей, была нормальна, однако имелся и некий фактор, мешающий говорить о полной стабильности.

Дикое Поле никогда не было ни пустым, ни спокойным. Племена шли волнами, вытесняя предшественников; кто-то уходил, кто-то оставался, а потом вчерашние победители сами становились побежденными. Этническая каша на пространстве от Днестра до Дона была еще та. Разнообразные тюрки, от осколков хазар и булгар до печенегов, адыги, аланы, более поздние пришельцы типа «черных клобуков» (каракалпаков, между прочим), торков и берендеев, бежавших по разным причинам из родных мест, осевших под боком у Руси, и, не имея сил воевать, ушедших под русский «зонтик», сохранив фактическую независимость. Короче говоря, те самые «бродники», которых Грушевский именовал «українською людністю», как свойственно ему, вытягивая понятие «Украина» во времена, когда Украины еще и в проекте не было.

На самом деле, о бродниках, не оставивших по себе ни материальных, ни письменных источников, мы ничего толком не знаем. Кроме (как из русских летописей, так и из византийских, венгерских и польских документов) того, что они были, делили степь с половцами («Cumania et Brodnic terra…»), быстро славянизировались и исповедовали православие. Причем истово: папские легаты, в 13 веке пытавшиеся научить степняков «правильной» вере, вернувшись, с огорчением доложили: дикари «весьма верны схизме». А потом бродники исчезли. Зато появились «казаки». На всех тюркских языках - вольные, не имеющие хозяина люди. Термин, следует отметить, не этнический, а собирательный, и достаточно многозначный. К слову сказать, примерно в те же времена «казаки» (в слегка ином произношении) появились и на востоке Великой Степи, когда некоторые кипчакские роды ушли из-под власти Шейбанидов, основав собственную, Казахскую, Орду. Что же до наших баранов, то их новое наименование возникло, скорее всего, в недрах татарского военного ведомства, как определение наемных отрядов, состоящих из всякого рода добровольцев, нанимавшихся на временную службу (в отличие от «огланов», профессиональных воинов, и «сарбазов», подданных хана, подлежавших призыву).

Впрочем, лояльностью к Орде степные люди не отличались в силу приверженности православию, они, чем дальше, тем больше, льнули, скорее, к литовско-русским магнатам, оседая в пределах их владений или поблизости. Некоторые нанимались в магнатские дружины, расплачиваясь службой за землю и покровительство, некоторые предпочитали вести вольную жизнь на хуторках («зимовках») в степи. Однако «вольная» не означает спокойная. Расползание Большой Орды привело к новому переделу сфер влияния в Диком Поле. Племена воевали друг с другом за пастбища, за влияние, короче говоря, за все-все-все. Набеги и междоусобицы стали нормой жизни, все грабили всех, и казачество было полноценной составной этого хаоса, ни от кого не прося поблажек и никому из не давая. А поскольку один в поле не воин, приходилось понемногу организовываться по-новому. Возникли сторожевые городки («сечи»), очень похожие на «засеки» 11-13 веков, где несли постоянное дежурство гарнизоны («коши») – полная аналогия с татарскими «хошунами», от них и взявшие название. Причем, наряду с солидными «зимовыми» казаками, ездившим на сечи вахтовым методом (на периоды весенне-осенних обострений активности кочевников), появились и «кошевые» казаки, жившие на сечах постоянно. Позже они сами объявят себя «солью казачества», но по факту были либо молодняком, доказывавшим, что чего-то стоит, либо социальными отбросами, по тем или иным причинам не способными к нормальной жизни, а жившие по собственным, параллельным закону «понятиям». В частности, обязательными условиями для приема в кош на постоянной основе были отсутствие семьи и какой-либо собственности, изучение особого внутреннего язык («фени»), обязательное получение особого имени (клички) типа «Беда», «Убийбатько», «Волоцюга» и «Перебий-Нога». Короче говоря, все признаки одинакового во все времена криминального сообщества. В том числе и традиция (идущая, впрочем, еще от бродников) спокойного восприятия чужаков (но не иноверцев!). Неудивительно, что «законом» мирного времени (кроме основных «понятий», направленных на предотвращение полного беспредела) была крайне изменчивая воля «толковища» (круга). «Всенародно избранных» по малейшей прихоти и, как правило, спьяну (трезвых почти не водилось) меняли, как перчатки, а то и рвали на куски.

Единственное, но очень важное отличие сечей от современного им парижского «Двора Чудес» или позднейших воровских малин, приближающее их, скорее, к пиратским базам Карибского моря вроде Тортуги, была – в связи с перманентной степной угрозой перманентная же мобилизационная готовность. В период военных действий власть «авторитета» - атамана была диктаторской; за попытку вручить ему «черную метку» в походе ставили на перо без базара. Справедливости ради отметим: «военное время» подразумевало не только защиту от «злых татаровей»; казаки и сами были крайне малоприятными соседями, так что определить, кто кого обижал больше, достаточно сложно. И те, и другие жили набегами. Однако в итоге казачество все-таки прикрывало южные рубежи Великого Княжества, и в этом качестве приносили несомненную пользу. В связи с чем чуть позже, уже во времена Речи Посполитой, правительство сочло за благо принять на службу 4000 казаков (разумеется, «зимовых»), занеся их в особый список-реестр и тем самым дав определенный юридический статус, безусловно, ниже дворянского, но и столь же безусловно выше «хамского» (освобождение от налогов, жалованье, право на сословный суд и выборное управление).

Однако основная масса по-прежнему оставалась сама по себе. Она бурлила и кипела, начав приносить уже и политические осложнения. На имения магнатов, правда, не покушались, дабы не рубить сук, на котором сидят (да и неудобно, православные все-же). Но… Мелкие степные племена к тому времени уже находились под властью Крыма, вассала могущественной Османской Порты, весьма недовольной налетами запорожцев. Крымцы, правда, тоже не были подарком, но это султанов не волновало. Поскольку, во-первых, хоть и сукины дети, но свои, во-вторых, поставляли очень нужных Порте рабов, в-третьих же, что позволено правоверному, не позволено гяуру. Стамбул злился, и голова у Варшавы, не слабой, но полностью увязшей в европейских проблемах, болела нешуточно. К тому же, в свободное от терок с татарами время «сичевики» ежегодно чудили еще и в Молдове, то просто грабя, то нанимаясь на службу к очередному претенденту, а то и выдвигая своих собственных претендентов на господарский престол (Иван Подкова лишь самый известный, но далеко не единственный случай). Однако Молдова тоже к тому времени находилась во власти и, следовательно, под защитой Порты, и Стамбул злился еще сильнее. Необходимо было взять сичевиков под хоть какой-то контроль. А поскольку ни возможностей, ни средств для реализации столь сложной программы у правительства РП не было, за дело взялись энтузиасты с образованием и связями - младшие отпрыски достойных фамилий, мало отличавшиеся от своих испанских современников-конкистадоров.

Начал дело знаменитый Дмитрий «Байда» Вишневецкий, самый настоящий князь, из Гедиминовичей. В середине 16 века он построил на острове Хортица первый серьезный укрепленный пункт, «пробил» идею реестра и сумел сделать демократию хоть сколько-то управляемой. Далее, тесня местные кадры, гуртом пошли хоть и не князья, но вполне приличные люди литвинского и даже польского (подумаешь, что бывшие католики) происхождения - Богдан Ружинский, его брат Михаил, племянник Кирик, Самуил Зборовский, Люциан Чарнинский, Богдан Микошинский, Войцех Чановицкий – понемногу вводя буйство «лыцарства» в сколько-то вменяемое русло. Спустя лет десять запорожцы уже нанимались на Ливонскую войну, на «османской» территории атаковали, в первую очередь, негласно заказанные пункты (естественно, турецкому послу в Варшаве сообщали, что ничего с бандитами поделать не могут), а в Молдову ходили уже не просто за хабаром, а в рамках «высокой политики», под флагом легитимной польско-молдовской династии Мовилэ. В общем, на рубеже 16-17 веков казачество наконец нашло свою нишу. Однако природа, как известно, не признает статики…

Не твари дрожащие

Заветной мечтой казаков, в первую очередь, «зимовых», почти поголовно входивших в реестр, была мечта о некоем «почетном месте» в королевстве, о тех же привилегиях и правах, которые имела шляхта. На социальное неудовлетворение накладывались и обиды, так сказать, идеологические. Если на протяжении всего 16 века (о 15-м и говорить не приходится) Польша, а тем более ВКЛ, были государствами едва ли не образцовой веротерпимости, то к концу столетия ситуация изменилась полностью. Польшей, как «жемчужиной папской короны» вплотную занялись иезуиты. Протестанты были разгромлены, страна стала одним из оплотов Контрреформации. Сокрушив «еретиков», репрессии не обошли стороной и «схизматиков»; православная церковь была лишена всех прав, не говоря уж о привилегиях, и фактически ушла в полу-подполье. За православие разве что не жгли, но и только. А когда казаки, не без оснований считавшие себя обязанными заступаться за православие, откуда бы ни исходила угроза, пытались воспротивиться, внимания на их протесты никто не обращал.

В итоге, не сумев добиться своего по-хорошему, «лыцари» взялись за сабли. Первый блин, впрочем, оказался комом: мятеж запорожцев во главе с Криштофом Косинским, был относительно легко подавлен войсками князя Острожского при активной помощи реестровых. В подавлении отличился сотник «княжеских» казаков Северин Наливайко, вскоре сам учинивший куда более крупную бузу. Начавшись, видимо, по инерции (Наливайко после упразднения Косинского полтора года резвился в Молдове, и его хлопцы, скорее всего, просто не сразу сообразили, что уже дома), бунт оказался запалом к настоящей войне. Подстрекаемое православным клиром (его, впрочем, можно понять), население принялось жечь имения и резать католиков. А заодно и нехристей. К событиям подключились запорожцы, почуявшие поживу, затем реестровые, уловившие возможность политического демарша; в итоге ситуацию пришлось разруливать аж коронному гетману Станиславу Жолкевскому, хоть и с трудом, но вытеснившему мятежников на левый берег и там взявшему в «мешок». После чего мятежники сперва передрались между собой (реестровые хотели мириться, запорожцы боялись), а затем выдали Наливайко на расправу, что, впрочем, не спасло от расправы их самих. Короче, в Речи Посполитой разгоралась гражданская война. Но – повезло. Кризис в соседней России дал Варшаве пространство для маневра. Сбросив самые буйные элементы на поиски удачи в соседнюю страну (как сделал это совсем недавно Чарльз Тейлор в Либерии) «добровольцами», она затем «подписала» остальных послужить королевскому делу в богатой и слабой стране. Чем «лыцари» и занялись поголовно, не особо мороча себе голову такими мелочами, как православное братство.

Несколько следующих лет Польша, нуждаясь в казаках, в целом не мешала им жить по понятиям. На Днепре появился вменяемый лидер Петр Конашевич ака Сагайдачный, попытавшийся превратить отморозков в нечто удобоваримое, в перспективе, видимо, даже на некое военно-политическое сословие с внятно формулируемыми задачами. Он отрубил головы особо буйным запорожцам, чем сильно удивил остальных, весьма его в итоге зауважавших, впервые подчинил Сечь власти реестрового гетмана, сотрудничал с мещанством и духовенством, добился восстановления Киевской митрополии, - при этом (видимо, надеясь на разумный компромисс) оставаясь лояльным подданным польской короны. В 1618-м он жег единоверную Москву под знаменами королевича Владислава, в 1621-м совместно с поляками остановил под Хотином турок, выговорив за это увеличение реестра вдвое (до 8 тысяч). Однако после Хотинской битвы реестр – под благовидным предлогом – был вновь урезан. Это привело Сагайдачного к инфаркту, а казаков в бешенство. В 1625-м дело дошло до открытого столкновения у Курукового озера, после чего Варшава пошла на уступки реестровым (амнистия + увеличение реестра до 6000), но, естественно, категорически отказалась от уступок всем прочим. А привилегий и, главное, жалованья хотелось всем. В итоге возник странный тяни-толкай по имени «королевское нереестровое войско запорожское», учинивший в 1630-м очередной мятеж. При участии, как и во времена Наливайки, самые широкие слоев населения, недовольных ростом панских претензий. Не имея достаточно сил (только-только завершилась война со шведами и началась война с Россией), польское правительство вновь пошло на компромисс. Реестр увеличили до 8000, как при Сагайдачном, а в 1632-м на сейме в Варшаве официально признали православная церковь, утвердив митрополитом Петра Могилу, иерарха толкового, но верного Польше не менее, чем православию (он был представителем молдовской линии уже упоминавшегося выше рода Мовилэ). Однако далее лежала красная черта. Ни о каких политических правах, тем более ни о каком допущении в сейм или хотя бы признании казачества особым военным сословием Варшава ни говорить, ни даже слышать не желала.

Между тем, вопрос стоял намного жестче, нежели за 30 лет до того. Если Косинский и Наливайко хотели только жалованья, послаблений в религиозных вопросах и чтобы их уважали, то в первой трети 17 века речь шла уже о самом главном - о земле. Право владеть землей в польской державе принадлежало магнатам и шляхте, естественно, католикам. Православные, даже очень зажиточные и заслуженные, такого права, естественно, не имели, а обрести его могли только приняв католичество, что в те религиозные времена устраивало не всех. Однако - по факту - землями на берегах Днепра они владели, и отлично понимали, что теперь, когда (согласно Люблинской унии) Киевское княжество отошло Польше, миграция польской шляхты на periferia (фактически мирный крестовый поход за торжество «истинной веры») чревата конфискацией земель у туземцев. П понимая, пытались получить от государства гарантии. Обоснование было довольно логично: оружие, типа, тоже носим, и воюем не реже, кабы не чаще, так почему?!

Что интересно, на самом высшем уровне претензии эти даже готовы были удовлетворить. В конце концов, требовали «зимовые» ровно того, чем обладали и что защищали. Кроме того – главное! – пойдя навстречу, корона получала бы хоть и не слишком качественное, но дешевое войско, опираясь на которое (теоретически) могла бы противостоять магнатам, понемногу лишающих королей власти. Однако именно по этой причине все шевеления монархов Ваза (и Сигизмунда, относившегося к казакам спокойно, и Владислава, открыто им симпатизировавшего) в этом направлении немедленно блокировались. Магнаты вовсе не собирались «законно» уступать «зимовым» свои земли, которыми те фактически владели, но без документов. Мелкая же шляхта, мечтавшая получить поместья на periferia на правах магнатских вассалов, заранее ненавидела конкурентов-«схизматиков». Так что, не говоря уж об «уравнении в правах», вопрос о чем ни разу не ставился на рассмотрение, даже расширения реестра, обещанного под Москвой лично Владиславом, королю добиться не удалось, и многим «нереестровым» пришлось вновь становится крепостными, а на Днепре польское правительство построило для контроля крепость Кодак. Её, правда, разрушили сами же реестровые (откупившись затем головой лидера, Ивана Сулимы), но сломать тенденцию непросто. Даже огромное восстание 1637-1638 годов окончилось пшиком: Речь Посполита поднапряглась, и повстанцы были не просто разбиты, но в полном смысле размазаны по земле, а Варшава продиктовала совершенно убойные условия мира. Реестр сократили до 6000, все признаки самоуправления ликвидировали, а командование стало прерогативой польских шляхтичей. Репрессии были настолько массовыми и жесткими (впрочем, не более жесткими, чем поведение инсургентов), что в крае наступил период мира и покоя, названный позже «Золотым десятилетием». Но так продолжалось лишь десять лет…

Униженные и оскорбленные

На исходе второй трети 17 века ситуация на малороссийских украинах (или, как говорили поляки, na Kresach Wschodnich) сложилась, мягко говоря, непростая.

Ситуация устраивала разве что магнатов, но они, считавшие себя эуропейцами, а всех русскоязычных bydlem, были уже отрезанным ломтем. Все прочие балансировали на грани взрыва. Крестьяне, до сих пор жившие по традиционным, достаточно мягким «литовским» статутам, (пахарь лично свободен, прикреплен лишь к земле, которую обрабатывает; размер оброка и панщины четко зафиксирован; претензии к пану рассматриваются в суде), не могли смириться с новыми правилами, принятыми в Польше, где chlop считался собственностью. Да и в целом феодальное право по жесткости почти лидировало в Европе, отставая разве что от Венгрии и Германии, где после подавления восстания Дожи и Великой Крестьянской войны хозяева отыгрались по полной программе. Крайне раздражал селян и «еврейский вопрос». Если ранее руководителями низового уровня были «свои», с которыми при случае можно было и договориться по-хорошему, то с ростом польского влияния во владениях магнатов появились евреи, постепенно взявшие на себя функции экономов и распорядителей. Ничего криминального в этом, строго говоря, не было. В Польше евреев привечали, поскольку тамошнее общество, жестко разделенное на крестьян и воинов, нуждалось в ремесленниках, торговцах и всякого рода специалистах, но при этом немцам не доверяло. Однако деловая хватка новых управляющих, выжимавших для пана максимум дохода, не забывающих себя и при этом совершенно чужих, очень сильно осложняла «поспольству» и так не слишком легкую жизнь. Вполне разделали мнение земледельцев и мещане, поскольку, во-первых, права и привилегии, автоматически и в полной мере распространяющиеся на католиков, для православных были предметом недостижимой мечты, а во-вторых, оседавшие в городах еврейские купцы и торговцы оказались весьма опасными конкурентами, к тому же еще имеющими неплохие связи с новыми хозяевами. Апокалиптические настроения в обществе не очень громко, но активно подогревало духовенство, оскорбленное своей второсортностью, предельно отрицательно оценившее массовую миграцию «нехристей» и опасавшееся иезуитов, вовсю занимавшихся охмурением доверчивых прихожан, вовлекая их если и не прямо в католичество (тут иммунитет был серьезный), то в новоявленное униатство. Причем следует отметить, что из соображений не только меркантильных. Хотя, чего уж там, материальная сторона дела играла весьма серьезную роль, однако времена были не те, что нынче, вопросы веры играли в жизни общества более чем важную роль. От малейшего канонического нюанса зависело, в Рай или в Ад пойдет душа. А «Греко-Католический» проект каноническим не был. Более того, относился к области не вероисповедания, а чистой политики (как в наши дни, скажем, УПЦ-КП, возглавляемая мирянином Денисенко, или самозваная Абхазская Церковь). И, следовательно, души, попавшие в сети униатов (а уж уговаривать они умели), после смерти обрекались Пеклу, что мало волновало миссионеров из Ватикана, но никак не устраивало православных иерархов, чувствовавших ответственность за свою паству. С каждым годом все больше психовали запорожцы. Репрессии 1637-1638 годов их напугали очень крепко, однако на Сечь постоянно бежали крестьяне из числа бывших «нереестровых», Сечь же была не резиновая, а насчет сбросить излишки, отправив их пограбить турок и татар имелся строжайший запрет. Нарушать который «лицари» пока что опасались, но и терпеть дальнейшее перенаполнение своих куреней уже не могли по причинам не столько уже социального, сколь чисто физиологического характера. И, наконец, на полном взводе были реестровые. Если ранее они в подавляющем большинстве (исключения, конечно, бывали, но единичные), даже выступая против властей, вели себя аккуратно, не сжигая за собой мосты и легчайше принося в жертву «быдло», то теперь все изменилось. Люди солидные, они умели молчать, но немного позже поляков очень удивят единодушие, с которым «зимовые» изменили короне, и отказ их, по крайней мере, на первом этапе войны, вернуться в лоно. А зря. Потому что именно в годы «золотого покоя» началось то, чего казацкая старшина более всего опасалась и во что до последнего момента пыталась не верить – конфискации земель. Уберечь собственность можно было лишь поменяв веру, но при этом, став «латыной», потерять контакты на Сечи и вместе с ними ценность в глазах поляков. Оказавшись, в лучшем случае, одним из мелких шляхтичей, кормящихся с магнатского стола. В общем, на полном взводе были даже самые законопослушные реестровые. Вроде чигиринского сотника Богдана Зиновия Хмельницкого.

Человек и закон

История о том, как солидный, иезуитами воспитанный, уже немолодой и запредельно лояльный властям (даже в период массовых репрессий 37-38 годов он вышел сухим из воды, отделавшись понижением по службе) человек оказался во главе мятежа, известна хорошо. Даже, пожалуй, слишком хорошо, поскольку масса подробностей при самой минимальной критичности взгляда вызывают серьезнейшие сомнения. Официальная версия гласит, что «агенты чигиринского старосты во главе с подстаростой Чаплинским отняли у Хмельницкого хутор Субботов, насмерть засекли десятилетнего сына и увезли жену-польку». Однако, как указывается во всех без исключения источниках, детей у Богдана трое, два мальчика и девочка, и все выросли вполне благополучно, хотя ни у кого жизнь не сложилась удачно. Так что, «засеченный насмерть» - просто жалостливая легенда, скорее всего, запущенная в массы пиара ради. Как и «увезенная жена». То есть, польку-то увезли, да вот только была она Богдану не женой (как католичка могла стать женой православного?), а содержанкой. Видимо, с нелегким прошлым, иначе бы, молодая и, видимо, красивая, не стала бы жить во грехе с пожилым «схизматиком». И допустить, что она приняла православие, тоже не получается, поскольку вышеупомянутый Чаплинский позже оправдывался (и оправдался-таки) тем, что не мог вынести такого унижения католички и не похитил ее, а спас, причем, фактически по её просьбе, поскольку она оказала ему честь выйти за него замуж, и они обвенчаны. В общем, как сказал по другому поводу Иосиф Виссарионович, «нэ так все было, савсэм нэ так». А вот что хутор отняли – правда. Чистая и беспримесная. Поскольку бумаг на владение у него не было, а были только устные показания, что хутор подарен отцу за героизм в бою под Хотином. Что самое обидное, это, скорее всего, соответствовало истине. Но богатый и де-юре бесхозный хутор привлекал слишком многих. Так что, правды сотник не нашел, больше того, начав горячиться, на пару недель угодил в кутузку Однако, выйдя, за саблю не схватился, а чин-чином поехал подавать апелляцию в Варшаву. Где (что само по себе много говорит о его связях) сумел добиться не только заседания по своему вопросу в Сенате, но и аудиенции короля. Сенаторы, правда, выслушав жалобу, сочувственно покачали головами: дескать, все понимаем, пан сотник, однако dura lex, sed lex, так что ничем помочь не можем. Зато король…

Возможно, это очередная легенда. Подтвердить её, во всяком случае, не может никто, поскольку беседа главы государства с обиженным офицером пограничных рэйнджеров проходила с глазу на глаз. Однако слишком многие историки, в том числе и весьма солидные, склонны в нее верить, да и логически она настолько убедительна, что очень похожа на правду, а скорее всего, правдой и является. Действительно, Владислава Вазу злые языки именовали «казацким крулем». С юности он имел дело с казаками, ходил с ними в походы, воевал плечом к плечу и имел среди них много знакомцев. Видимо, лично знал и Хмельницкого, иначе вряд ли принял бы его. Однако важно другое. Именно в это время король, зажатый магнатами в угол и на три четверти превращенный в нынешнюю английскую королеву, в последний раз пытался вернуть утраченные полномочия. Способ для этого был придуман неплохой: использовав призыв Папы Римского к монархам Европы устроить крестовый поход против турок, выбить из Сената и сейма деньги на наем армии, сходить на войну, лично возглавив войска, и приручив солдат, сделать радным панам предложение, от которого они в новых условиях не смогут отказаться. Однако сенаторы, тоже не идиоты, предложение короля, даром, что со ссылкой на Папу, не допустили даже до обсуждения в сейме. Идея крестового похода сорвалась. Зато, если верить легенде, возникла другая, ничем не хуже. Согласно которой король, вполне согласившись, что в стране творится беспредел и подтвердив, что хутор, конечно же, принадлежит пану сотнику, сообщил, что рад бы помочь, да не может, поскольку негодяи-магнаты и их подпевалы из сейма совсем кислород перекрыли. Ни армию нанять, ни посполитое рушение (шляхетское ополчение) против турка, всей Европе угрожающего, созвать не дают. Не сознавая даже, что первой жертвой магометан станет не кто-то, а мы, многонациональный народ федеративной РП. В общем, народ надо встряхнуть. И если пан сотник, претензии которого вполне справедливы, согласен, то почему бы ему не вернуться домой, не собрать всех верных наших подданных, многие из которых тоже наверняка обижены и наверняка несправедливо, и не устроить на украинах маленькую, но громкую заварушку? В этом случае мы, Владислав IV, просто обязаны будем созвать посполитое рушение и выступить в поход, объявив, что сразу после замирения Малой Руси идем га турок. А пан сотник тогда, в свою очередь, как добрый христианин, заявит, что на фоне такой великой цели, как усмирение Османов, все домашние дрязги неуместны, соединит свои силы с королевскими, естественно, получив полное прощение, и… Пану сотнику все ясно? Пану сотнику было ясно все. В первую очередь, что шанс вернуть хутора, а то и получить второй налицо. Возможно, он потребовал гарантий. А возможно, и нет – у короля в казачьей среде была хорошая репутация. Еще раз повторяю: прямых доказательств того, что в ходе аудиенции, которая безусловно имела место, состоялся именно такой разговор, нет. Однако все, происшедшее в дальнейшем, подтверждает: дело было именно так. Или примерно так. Поскольку всего два месяца спустя после отъезда из Варшавы пан Хмельницкий объявляется на Сечи, причем не один, а во главе целого отряда реестровых – таких же немолодых, опытных и лояльных, как он сам, из тез дядек, что прежде чем отрезать думают не семь, а семь раз по семь раз, произносит перед срочно собранным кругом длинную речь о засеченном насмерть сыне, украденной жене, зарвавшихся магнатах, ненасытных поляках, подлых сенаторах, не дающих королю возможности заботиться о своих верных подданных, турецкой опасности, которой необходимо противостоять и православной вере, которую нельзя оставить в беде, и под восторженное одностайное «Любо!» становится гетманом Войска Запорожского.

Вся зима 1647-1648 годов ушла на подготовку. Запорожцев ни уговаривать, ни обучать нужды не было, многочисленных беглецов, порскавших в камышах вокруг Сечи, зазывали и спешно муштровали, с реестровыми все было давно обговорено и они посулили примкнуть при первой возможности (что и сделали еще до первых стычек). И все-таки сил было отчаянно мало.

На все про все – тысяч 15-18 пехоты и совсем чуть-чуть конницы. А между тем, «кварцяное» (содержавшееся за счет дохода с четверти – «кварты» - королевских имений, но подчинявшееся Сенату) войско хотя и было невелико, вместе с отрядами местных магнатов насчитывая примерно столько же, но для подавления казачьего бунта, как показывала история, этого хватало с лихвой. Профессиональная кавалерия есть профессиональная кавалерия. Однако о поражении лучше было не думать: традиция реестровых выкупать свои жизни, выдавая лидеров, была известна Хмельницкому очень хорошо. Победить один на один было невозможно, а для того, чтобы раскачать массы и утопить качество в количестве, необходима была победа, вернее даже серия побед. Отдадим Хмельницкому должное: в отличие от предшественников, он умел мыслить парадоксально. Если конницы нет, но очень нужно, значит, будет. И совершенно неважно, что татарская. Благо, имелся и полезный «контакт» - перекопский мурза Тугай-бей, кунак Хмельницкого с юности, когда кто-то из них у кого-то (конкретика неведома), попав в плен, жил в доме, ожидая выкупа. Так что за конницей дело не стало. Правда, платить воинам Тугай-бея на первых порах было нечем, но разве друзья обращают внимание на подобные мелочи? В конце концов, в малороссийских селах живет вполне достаточно красивых дивчин, крепких хлопчиков и прочего полезного товара, весьма ценящегося в Стамбуле, где нужда в дивах для гарема и мальчишках для пополнения янычарского корпуса, корпорации евнухов или галерных экипажей стабильна и непреходяща. На том и поладили. Для поляков же know-how Хмельницкого/Тугай-бея оказалось неприятным сюрпризом. Их план, основываясь на опыте боев 1630, 1637 и 1638 годов и разведданных о крайнем дефиците у бунтовщиков конницы, предполагал, выдвинувшись двумя колоннами, взять пехоту противника в клещи, как когда-то отряды Наливайко на Солонице и скопища Острянина под Голтвой.

А получилось иначе. Сперва, 6 мая 1648 года, угодив в засаду близ Желтых Вод, был наголову разбит авангард «кварцяных», затем, 15 мая, при тех же условиях (засада, количественный перевес, невесть откуда взявшаяся орда) та же судьба постигла под Корсунем главные силы. Коронный гетман (министр обороны) Миколай Потоцкий и польный гетман (командующий особым военным округом) Мартин Калиновский, попав в плен, были угнаны татарами. И вот после этого полыхнуло не по–детски. По всему Левобережью стихийно возникали партизанские отряда, крестьяне массами «оказачивались». Началась резня, хоть и в какой-то мере осмысленная, но от этого не менее беспощадная. Избавляя читателя от жутких, гарантирующих пару-тройку бессонных ночей подробностей, скажу лишь, что резали (в лучшем, наиболее гуманном варианте) всё пшекающее и картавящее, без различия пола, возраста, рода занятий и имущественного положения. Попавшие в плен к гуманным татарам, продававшим живую добычу в рабство, даже оказавшись гребцами на галерах или евнухами, могли считать себя счастливчиками. Но сантименты сантиментами, а к концу июля 1648 года поляков на левом берегу Днепра уже практически не осталось, а в конце августа Хмельницкий, переправившись через Днепр, взял под полный контроль Брацлавское, Киевское и Подольское воеводства, завернив тем самым зачистку малороссийских территорий Великого Княества Литовского.

Программа-минимум была выполнена. Однако человек предполагает, а Бог располагает. 20 мая умер Владислав IV, идея крестового похода угасла сама собой, и Хмельницкий оказался в крайне интересном положении. Договариваться было не с кем и не о чем, временное правительство, плохо понимая, что происходит на periferia, собирала войска; оставалось только драться. Благо, денег полякам было жалко, так что качество личного состава было невысоким, а уровень руководства вообще ниже нуля (самым боеспособным соединением была частная гвардия князя Вишневецкого, но Сенат опасался отдавать армию в сильные руки, доверив её трем полным ничтожествам, да еще и лишив их права единоначалия). Закономерным итогом стал полный разгром поляков под Пилявцами 10-13 сентября и молниеносный захват казаками Правобережья. Наступление Хмельницкого застопорилось лишь в октябре, когда гетман, осадив Львов и Замостье, застыл. Что и понятно: дальше ноты не написаны. Взять Львов – не проблема. Дорога на Варшаву открыта, ни армии, ни короля у Речи Посполитой нет, беззащитную страну можно ставить раком и диктовать любые условия, вплоть до признания независимости. Однако это не входит в партитуру. Хмельницкий, добившись того, о чем не мог и мечтать, явно не знает, что делать. Будь жив Владислав, все бы сладилось, но Владислава нет, приходится импровизировать на ходу. Львов для гетмана город однозначно польский (ау, мои оранжевые братья!), взять его означает из сильно нашалившего верноподданного превратиться в государственного преступника. Поэтому гетман снимает осаду, содрав с горожан колоссальные контрибуции и отослав своим представителям на Сейме очень жесткие инструкции: плевать, о чем там спорят, но я хочу только Яна Казимира, брата нашего доброго короля Владислава, а если нет, продолжим разговор в Варшаве.

Выбирать панам не из чего. Волю гетмана приняли к сведению, и королем был избран Ян Казимир, после чего Хмельницкий, торжественно вступив в Киев 23 декабря, отправляет новому королю мирные предложения. Отнюдь не ультиматум. Напротив. Он не требует, а верноподданно, по всей необходимой форме просит ликвидировать Брестскую унию или, по крайней мере, запретить униатам миссионерствовать вне Галиции, юридически зафиксировать право реестровых владеть землей на Левобережье (о, хутор Субботов!) и лишить этого права магнатов. Обратим внимание: пункты более чем традиционные, ни о какой независимости речи нет, об освобождении «хлопов» тоже (реестровым на крестьян плевать, они их «кидали» всегда); новация разве что насчет магнатов – раз уж их владения захвачены, зачем отдавать? Однако именно этот пункт «пропозиций» напрочь исключает возможность консенсуса. Посольство Адама Киселя, единственного православного сенатора Речи Посполитой и близкого друга Хмельницкого, вполне разделявшего его «довоенные» требования и имевшего полномочия соглашаться на «разумный компромисс», провалилось. Как, впрочем, и расчет гетмана на «своего» короля оказался ошибочным. Ян Казимир не был трусом (трусов в роду Ваза не водилось), но, в отличие от равнодушного к высоким материям брата, был фанатиком. С детства предназначенный для духовной карьеры, имевший высокий церковный сан и снявший рясу по особому дозволению Ватикана, он считал своим христианским долгом окоротить «взбесившуюся схизму», тем паче, что рынок ландскнехтов в связи с окончанием Тридцатилетней войны был переполнен спецами, а магнаты готовы были раскошеливаться.

Алеет Восток

Увы, попытка реванша завершилась очередным крахом. В очередной засаде близ Зборова, огромная, очень качественная армия Речи Посполитой терпит поражение, влезает в «мешок» и впадает в панику. Самого Яна Казимира от плена спасает вмешательство крымского хана, пришедшего на поле боя со всей ордой, и заставившего Хмельницкого мириться под угрозой удара в спину. Кстати сказать, более чем сомнительны рассуждения о том, что, дескать, «хан изменил украинскому союзнику». Во-первых, в отличие от Тугай-бея и прочих, по традиции имевших право грабить кого угодно на пару с кем угодно, хан был монархом, и никакой союз с удачливым бандитом, каковым юридически являлся гетман, между ними был немыслим. Речь могла идти только о вассалитете, и значит, хан мог приказывать, не мотивируя. Но, что еще важнее, сам факт присутствия хана на поле боя означал, что поход согласован со Стамбулом; самодеятельности на таком уровне турки не прощали, и Ислам-Гирей хорошо знал о судьбе своих предшественников, забывших об этом. Стамбулу же было выгодно максимальное ослабление Польши, но не ее полный крах. Ибо крах вполне мог повлечь раздел РП между Австрией и Россией, многократно их усиливающий. В общем, став жертвой высокой политики, гетман был вынужден идти на переговоры, благо на сей раз слушали его очень внимательно. Но даже теперь, во второй (и последний) раз имея все карты на руках, Хмельницкий удивительно скромен. Согласно статьям Зборовского мира, подписанного 8 мая 1649 года, мятеж квалифицировался как реализация права подданных на восстание, а земли Малой Руси выделялись из состава Польши и ВКЛ в отдельную административную единицу, Гетманщину, с широкой внутренней автономией и выборными органами власти. Казацкий реестр (гарантия соблюдения договора) увеличивался до 40 тысяч сабель. Фактически речь шла о превращении двуединой РП в триединую. Не могу доказать документально, но сильно подозреваю, что главным автором документа стал «канцлер» и alter ego гетмана Иван Выговский, действия которого в недалеком будущем будут направлены на реализацию идеи Великого Княжества Русского в составе Речи Посполитой. Но что характерно, об отмене крепостного права в документе, как и 8 месяцев назад, нет ни слова. «Посполитых» в очередной раз кинули, и сам Хмельницкий дал по этому поводу исчерпывающее разъяснение: «Нехай кождый з своего тишится, нехай кождый своего глядит - казак своих вольностей, а кто не попав до реестру, тому доля воротытся до своих панив, працювати и платити володарям десяту копу»…

По итогам Зборовского договора в свои имения на Periferia начали возвращаться беженцы, чему крестьяне, успевшие разделить и землю, и панский скарб были вовсе не рады. Панов начали убивать, Варшава возмущаться, Хмельницкий, вполне довольный ситуацией, - вешать и сажать на колья нарушителей конвенции. В итоге по украинам поползли песенки, звучавшие (в наиболее мягком варианте) примерно так: «Ой, бодай того Хмеля перша куля не минула, а вторая устрылила, прямо в серце угодыла». Поскольку авторов разыскать возможности не было, на колья сажали исполнителей - бандуристов и прочих кобзарей. Однако рейтинг падал, и Хмельницкий, имевший воистину волчье чутье, это понимал. Как понимал и то, что на лаврах почивать рано. Зборовский договор, вполне устраивавший Хмельницкого, так и не был ратифицирован сеймом. Польша вовсе не считала ситуацию разъясненной окончательно. Она сосредотачивалась. Не спеша, учитывая все возможные варианты. В декабре 1650 сейм утвердил новый карательный поход, и ситуация сразу стала складываться не в пользу казаков. То ли, старея, гетман перестал ловить мышей, то ли Фортуна на сей раз слегка задремала, но летом 1651-го в двухнедельном сражении под Берестечком казацкое войско потерпело тяжелейшее поражение. Белоцерковский договор оказался унизителен и тяжек: реестр сокращался наполовину, до 20 000, казацкую территорию ограничили до Киевского воеводства, шляхта получала обратно владения в полном объеме. Ничего удивительного, что по разоренному краю покатились восстания, и земля под гетманом, которому доселе прощалось все, поскольку ему в смысли везения не было альтернативы, закачалась. Со стихийными восстаниями на селе справиться, контролируя казачество, было не так сложно, но 20000 «выписчиков» предпочитали смерть возвращению к полевым работам, и кому, как не Хмельницкому, было знать, что такое казачий костяк, обросший крестьянским мясом? Но при этом Варшава, Белоцерковский договор, в отличие от Зборовского, ратифицировавшая по всей форме, требовала от вельможного пана гетмана скрупулезного выполнения обязательств, хотя бы на подведомственных ему территориях гражданской войны, которая вовсе не факт, что оказалась бы успешной. И самое безотрадное, что – Хмельницкий был слишком умен, чтобы этого не понимать – в случае поражения деваться ему будет некуда. Для поляков он – преступник, чьи деяния срока давности не имеют, и оказаться в их руках в качестве беглеца означает смерть, какие бы соглашения ни были достигнуты (впоследствии именно такая судьба постигла некоторых чересчур заигравшихся соратников гетмана). Прятаться в России, Крыму, Турции? Но после 10 лет практически абсолютной власти такая жизнь будет хуже смерти, тем паче, что татары и турки вполне могут польститься на то, что эмигрант привезет с собой, а если не везти с собой ничего, то, опять-таки, разве это жизнь?

Спасите наши души!

Именно в это время, по свидетельству очевидцев, гетман, и раньше не бывший врагом зеленого змия, начинает закладывать за воротник чересчур, даже по казацким меркам 17 века. И как раз с этого времени принимается искать варианты, рассылая письма во все сопредельные страны, причем особенно не щадя Москву – там эпистолы из Чигирина появляются чуть ли не раз в месяц. А вот переписка с Варшавой практически сходит на нет. Хмельницкий, идеально улавливавший все нюансы настроений в обществе, уже понимает, что, во-первых, новая война с Польшей неизбежна, и совершенно неважно, хотят ей поляки или нет, во-вторых, начать ее придется ему, вне зависимости от желания, а в-третьих, прежде чем начитать, необходимо подыскать широкую спину, за которой в случае чего можно спрятаться. Таковых две – Москва и Стамбул. Но в Турции тяжелый политический кризис - только что удавили султана Ибрагима (кстати, первый, за год до Карла Стюарта, монарх Европы, не убитый втихомолку, а казненный по суду, за профнепригодность и антинародную политику), и вопрос о власти еще далеко не решен. К тому же Турция увязла в разборками с Венецией и Ираном. Да и народ за крымские шалости турок ненавидит почти так же, как ляхов. Молдова и Трансильвания – смешно. Помочь не помогут, а продать продадут. Иное дело – Москва, уже вполне оправившаяся от последствий Смуты. Там, конечно, вольностей куда меньше, чем в Речи Посполитой, однако намного больше, чем в Турции, опять же язык один, вера та же, гаремами там не балуются, в янычарах не нуждаются (своих хватает), никакой миграции голозадых дворян не предвидится – дай Бог не так давно приобретенное Поволжье освоить, и наконец, «местные кадры» на Москве, в отличие от Польши, вполне уважают, будь это хоть татарские мурзы, хоть сибирские князьки. Короче говоря, альтернативы нет. Проблема, однако, заключалась в том, что Москва вовсе не спешила обрадоваться и распахнуть объятия. Там крепко сомневались, нужно ли вообще стране враждовать с Польшей, тем паче за разоренную и крайне проблемную территорию с хоть и единоверным, но психологически надломленным населением. И Хмельницкий продолжал писать, распинаясь в самых теплых чувствах, прося, убеждая и всячески заинтересовывая думских сидельцев…


Тем временем случилось то, чего не могло не случиться. Война, которую не хотели ни поляки, ни гетман, но которой требовало огромное большинство «быдла», началась и пошла по совсем новым правилам. После того, как на поле выигранной битвы под Батогом казаки поголовно перебили пленных, в нарушение приличий не позволив «союзным» татарам отобрать хотя бы способную заплатить выкуп знать, это была уже резня на полное уничтожение. Народ украин не желал поляков ни в каком виде, кроме протухшего, а повторить ошеломительный успех 1648-го не было ни малейшей надежды. Как ни сладка была «воля», пришло время рискнуть и «лечь» под серьезного покровителя, выговорив максимум власти и влияния. Рассуждения гетмана были не всеми поняты и не всеми приняты. Кое-кто считал, что, дескать, прорвемся, другие, что если уж так карта пошла, то, пока мы в силе, почему бы все-таки не вернуться в лоно Речи Посполитой. На Тарнопольской раде 1653 года против «промосковской» линии выступили даже наиболее авторитетные соратники Хмельницкого, вроде Богуна, спасшего остатки армии под Берестечком. И все же гетману опять удалось все. Он сумел одновременно и «дожать» Москву, убедив её в том, что не помочь «гибнущим православным братьям» нельзя, и доказать старшине, что попробовать стоит, поскольку дурные москали готовы помочь «гибнущим братьям» практически задаром. И в самом деле, по итогам переговоров с правительством Алексея Михайловича казачеству были сохранены все привилегии, предусмотренные Зборовским трактатом. Весь «старый уряд» был сохранён полностью, казачество получило право выбирать старшину и гетмана без консультаций с Москвой, всего лишь информируя ее о результатах, 85% налоговых сборов поступали в гетманскую казну, а реестр увеличился до 60 тысяч сабель. Сверх того, разрешалось принимать иностранные посольства, то есть вести самостоятельную политику, за исключением враждебных к России государств. Короче говоря, Малая Русь становилась хоть и не самостоятельным государством, но чем-то гораздо больше, нежели обычный протекторат типа турецкой Молдовы или австрийской Трансильвании. Новые украинские мифологи недалеки от истины, утверждая, что 8 января 1654 года в Переяславе было одобрено не «воссоединение», а всего лишь создание федерации. Но вот какое отношение имеет Переяславская Рада ко всему дальнейшему, это уже совсем иной вопрос…

ссылки

ГОПАКИАДА,часть 1
ГОПАКИАДА,часть 2
ГОПАКИАДА,часть 3
ГОПАКИАДА,часть 4
ГОПАКИАДА,часть 5
ГОПАКИАДА,часть 6
ГОПАКИАДА,часть 7
ГОПАКИАДА,часть 8
ГОПАКИАДА,часть 9.1
ГОПАКИАДА,часть 9.2
ГОПАКИАДА,часть 10
ГОПАКИАДА,часть 11
ГОПАКИАДА, P.S.
ГОПАКИАДА, P.P.S.
ГОПАКИАДА, P.P.P.S.
ГОПАКИАДА, P.P.P.P.S.

продолжение в комментариях

запись создана: 24.01.2009 в 16:52

@темы: история, интересно, ликбез, не моё, Украина

---

Кое-что задаром

Агрессивная глобализация, паразитарные интересы ТНК, грабительский ссудный процент, промывающие мозги СМИ, и всё остальное дало Вам возможность кушать выращенные в Африке бананы, пользоваться собранным в Тайвани компьютером, кататься на сделанной в Японии машине, пить приготовленное во Франции вино

...

, общаться по изобретенному в Штатах интернету, лечиться синтезированными в Германии лекарствами, без особых проблем путешествовать по миру, зарабатывать деньги сидя в уютном кресле перед монитором, питаться вкусной калорийной пищей 3 раза в день, прожить до 70-80 лет, быть более-менее защищенным от физического насилия и болезней, иметь возможность выбора где жить, кем работать, с кем общаться и т.д.

Вашим прадедам вся эта халява и не снилась. Рассказать - не поверили бы. Причем основная заслуга в столь существенном изменении образа Вашей жизни принадлежит как раз западной цивилизации.


Аргументом в защиту Сталина часто называют то, что "принял с сохой, оставил с атомной бомбой".
Почему же в отношении Запада применяется другой стандарт ?


Вы когда-нибудь слышали про инверсию доминирования? Ну, это когда мальчик перед девочкой на колени падает, цветы дарит, всячески изображает подчинение и т.п. и т.д. Ровно до тех пор пока не даст. Как дала -- НА КУХНЮ! Более известный вариант - первый укол бесплатно.

Вот здесь тоже самое. Пока у лошка есть хоть малейший вариант из капкана выйти (т.е. есть собственность) -- все к его услугам, бананы, компьютеры, машины, вино, интернет, лекарства. Как только лошок заложит последнее...

капитализм vs СССР

В 1891 году американским банкирам и их агентам был разослан конфиденциальный циркуляр, содержащий следующие заявления:

«Уполномочиваем наших агентов по заемным операциям в западных штатах предоставлять наши фонды под гарантию недвижимой собственности, с истечением срока займа 1 сентября 1894 года и ни днем позже этой даты.

Первого сентября 1894 года не возобновлять займ ни при каких условиях.

Первого сентября мы потребуем наши деньги, исполним ипотечные условия и станем кредиторам владеющими землей.

Мы сможем завладеть двумя третями всех ферм к западу от Миссисипи и тысячами ферм также и на востоке от Большого Миссисипи, установив наши собственные цены.

Также сможем завладеть тремя четвертями ферм на западе и деньгами всей страны.

Следовательно, фермеры превратятся в арендаторов, как в Англии.»

Теперь в США фермеров -- мало (UPD -- важная ремарка, не просто фермеров, а фермеров-собственников). Зато много Каргилла и Монсанто. С программой Терминатор и хранилищем судного дня на Шпицбергене.

Я уже не обсуждаю тот тупой факт, что в 88 у меня не было ничего из вышеперечисленного -- но я чувствовал себя намного увереннее чем, сейчас, когда все это есть.
В 88-м убийство было ЧП областного масштаба. А сейчас? В 88-м наркот -- позорнота и отбросы общества. А сейчас? В 88-м вор -- антисоциальный элемент. А сейчас? В 88-м железных дверей в домах не было. И не нужны в общем были! А сейчас? В 88-м работяга и инженер знал, что получит квартиру БЕСПЛАТНО (и качеством сильно лучше, чем сейчас) после 10-15 лет работы. А СЕЙЧАС?...

@темы: интересно, ликбез, не моё, общество, есть мнение, ППКС, политика, экономика